Куда он денется с подводной лодки - Наташа Труш

* * *

Илья Александрович Баринов, разменяв пятый десяток, пытался начать свою жизнь заново. Вот он, реальный «сороковник». Кто говорит, средний возраст, с его обязательным кризисом, а если пристально посмотреть, то далеко-о-о за середину, так как по статистике, российские мужики в 63 отправляются в мир иной. Это, если еще ничем страшным не болеют.

Нет, туда Баринов, конечно, не спешил и не собирался, но вот то, что у него в жизни что-то сломалось – это точно. Причем, как посмотреть: с одной стороны – жизнь кончилась, с другой – началась. И второе ему с его огромным желанием жить, нравилось куда больше.

Больше всего его во всем случившемся удивляла жена. Алла Константиновна не плакала, не заламывала руки, не умоляла супруга остаться с ней, а самое главное – с детьми, один из которых был беспомощным из-за родовой травмы. И хоть общими усилиями Бариновы подняли Алешку на ноги, он и в двадцать лет требовал постоянного внимания родителей. Если бы не он, Баринов давно бы с Аллой Константиновной распрощался. Не было любви между ними. То, что много лет назад за любовь приняли, было с его стороны – страстью, с ее – выпендрежем перед подружками. Выйти замуж за курсанта-подводника, причем потомственного моряка, сынка большого морского чина – это был лотерейный билетик для девчонки, которая после школы завалила первый же экзамен в институт.

Правда, Аллочка, когда Илья привез ее на «смотрины» в родительский дом, не увидела радости в родительских глазах. Зато хорошо разглядела огромную четырехкомнатную квартиру в старинном доме на Загородном, погоны и выправку будущего свекра и меха с бриллиантами будущей свекровки. А еще в доме Бариновых к обеду подавали, кроме ложек, по два ножа и две вилки темного серебра. В общем, все от пушистого коврика на входе до огромной хрустальной люстры под потолком, так поразило воображение Аллы, что она сказала себе: умру, а замуж выйду.

Впрочем, такой жертвы смертельной от нее совсем не требовалось. Илья за тем же самым обедом вдруг брякнул родителям, что намерен жениться, и Алла – его невеста.

Алла от неожиданности едва не подавилась, а родители жениха переглянулись, мама смахнула слезинку, которая капнула в тарелку, и выдавила из себя, чуть не плача – «Согласна».

Отец сурово промолчал, шумно хлебая борщ, рассматривал будущую невестку. Потом утер рот салфеткой, шумно вылез из-за стола, посмотрел на сына, и сказал:

– Поговорим!

Алла никогда не узнала, о чем был разговор, но, выйдя из кабинета, Илья улыбнулся ей, незаметно кивнул одобрительно, а папаша его, Александр Михеевич, вздохнул и сказал:

– Женитесь, хрен с вами!

Родители Ильи помогли им со свадьбой, которая вопреки представлениям Аллы, отпразднована была очень скромно. И подружек всех пригласить на нее она не смогла. И гуляли гости не в апартаментах Бариновых, а в кафе неподалеку от ЗАГСа, так что ни родители ее, ни брат с сестрой не увидели ни коврика пушистого в прихожей, ни люстры иностранной с миллионом блестящих в темноте хрустальных капелек.

А через два дня, которые молодые провели в сборах, каждый в своем доме, они погрузились в скорый поезд Ленинград – Мурманск, и отбыли к месту службы Ильи Баринова, в Заполярье, в поселок Большой Лог, где когда-то начинал службу отец Ильи, и где сам он появился на белый свет.

Поселок на пять десятков домов с покосившимся клубом подводников, с расшатанной деревянной лестницей, по которой взбирались на одну сопку и опускались с другой, с долгой полярной ночью и холодным северным летом, с крошечной норкой в общежитии моряков – вот что ждало Аллу вместо шикарной ленинградской квартиры с высокими потолками, под которыми светят не нашим светом чешские люстры из богемского стекла.

Когда Илья, исполнив все формальности, опустил на пороге их нового дома чемодан, сказав «Приехали!», Алла вдруг расплакалась.

– Ну, ты что, глупыш? – Илья с первого дня знакомства называл ее этим словом. – Ты же хотела быть со мной всегда! Скажи, хотела?

– Хотела! – всхлипнула Алла.

Конечно, у нее хватило мудрости не сказать ему, что рассчитывала совсем на другой поворот. Прежде всего, на то, что папа позаботится о сыне и пристроит его в Ленинграде. Где ей было знать, что в том памятном разговоре, который состоялся в кабинете у отца в день ее знакомства с родственниками мужа, Александр Михеевич треснул сыну по макушке, услышав от него, что Алла ждет ребенка, и строго сказал:

– Женишься, и в Большой Лог немедленно! Я позабочусь о том, чтобы у тебя там служба была, а не рай на земле!

А Илье только и надо было – этого родительского «благословения». Он сразу знал, что ни о каком распределении в Ленинграде не может быть и речи. А ехать одному на Север – это вообще сойти с ума. Ребята ему сразу сказали: женись, и приезжай на службу только с женой. Тогда и жилье будет, и смысл жизни какой-то появится. А про ребенка он отцу поднаврал. Если бы не это, то ехать бы ему в сопки в гордом одиночестве. А этого после всех передряг, что с ним случились, он бы не вынес. Только не одиночество. Слово-то какое страшное – «одиночество»! «Один ночью» – если разложить его на составляющие.

* * *

Илья выволок на свет божий пачку бумаги, перечитал написанное накануне, заметил ошибку досадную в слове «расказ», скомкал лист и отправил его в печь. Посидел у открытой дверцы, посмотрел, как на красных угольях начинает корчиться исписанный рваным мальчишеским почерком, лист бумаги, как темнеют и обугливаются его края, дождался, когда вспыхнет бумажный комок, прикрыл дверцу, и сел за стол перед новым чистым листом.

Он так и не мог понять, зачем ему все это нужно? Детям оставить после себя? Может быть. Хотя сыновья, ни один, ни другой, по стопам отца не пошли. Старший – Андрей – увлекся фотографией, и после курсов каких-то несерьезных устроился на работу в газету. Баринов пофыркал немного, но потом остыл – фотография так фотография. Помог купить сыну хорошую камеру и даже следил за его успехами в этом деле. Сын показывал отцу то, что снимал для газеты, и они иногда до хрипоты спорили, что будет лучше смотреться на полосе.

О втором сыне и его учебе долгое время речь вообще не шла. Какая там учеба, если он из болячек не вылезал. Но они с женой костьми готовы были лечь, чтобы только мальца на ноги поставить. И поставили. И даже учиться смог младшенький Алешка. Правда, учеба была в основном домашняя. Спасибо, появилось такое чудо, как компьютер, и у парня интерес проснулся к учебе. И работу удалось найти. Хоть и не сильно «хлебную», но все же при деле. И при том же компьютере.

Все понимал Баринов – у каждого в жизни своя дорога. Он вот по батиным стопам пошел, и не жалеет. Хоть и пришлось с морем расстаться. А его пацаны другую стезю выбрали. Пусть так будет. Правда, батя за сыновний выбор его в сто этажей покрыл отборным морским матом. И любовь свою дедову отдал другим внукам – детям младшего брата Ильи – Ивана.

На батю Илья зла не держал. Хотя… Был момент один, который не мог он простить отцу и матери, да дело прошлое. Что ворошить… К его сегодняшнему состоянию это отношения не имеет.

«Для меня лично дорога на флот началась с рассказов отца, военно-морского офицера, подводника, путь которого я почти повторил». – Написал первое предложение Баринов. И оно ему понравилось! Легко так написалось. И сразу как-то в голове прояснилось, что и как надо писать, и главное – зачем! Да для себя! Прежде всего – для себя. Сегодня дети молоды, им не надо ничего. А придет момент, захотят про жизнь его родительскую узнать – вот и прочитают. И окрыленный этим внезапно найденным решением, Баринов уверенно застрочил своим рваным, пацанским почерком.

«Куда идти после школы – такого вопроса для меня не было. Только на флот и обязательно на подводные лодки. Училище было выбрано тоже не случайно: отец его в свое время закончил. Так я попал в «систему». «Системой» все военно-морские училища называют. Почему? Да очень даже просто. Там разработана и действует система перековки пацана в офицера. Там сразу с первых дней действует принцип жизни: «Не можешь – научим, не хочешь – заставим!». И сбоев эта система в своей истории не знала. Всех перековывала, и я не был исключением.

Первый курс под названием «Без вины виноватый» запомнился бесконечной уборкой территории, борьбой со снегом и одуванчиками. Ага! С этими милыми желтенькими цветочками мы вели жесточайшую борьбу, чтоб не росли, где попало!

Зарплата 8 рублей 30 копеек в месяц и постоянное чувство голода – вот что такое первый курс «системы». Увольнения по субботам и воскресеньям с условием, что нет «долгов» по учебе. Ну, а если есть, то, будь добр, сиди в субботу и учись. И не чешись!»