Коты-колдуны - Кирилл Баранов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В щелку между пологом фургона заглянул одним глазом Лишайный, спрятался.
Феврушка вздохнула.
– А я недавно птицу видела, – сказала она. – Сидит такая, рожа дурная-дурная, глаза туда-сюда, сидела она на ветке, а потом как махнет крыльями, как полетит, и вся сияющая, пестрая, яркая, как скоморох на ярмарке. Я за ней со всех ног, а она прилетела на наше Рыже-озеро, шлепнулась в воду, вынула оттуда рыбешку и помчалась себе дальше, по-над водой, по-над лесом темным, к облакам и тучам далеким. А я стояла на берегу в липком иле и думала – чего эта птица увидит там, за тучами, какие края сказочные, какие дали бескрайние, какие чудеса чудесные… Хорошо ей там, солнце, небо, корабли и чудища смердят. А мне всю жизнь сидеть в палате, пусть и почти белокаменной, и мне смотреть на стену, и слушать, как где-то что-то делается… Зачем? Для чего? – она прищурилась и посмотрела куда-то мимо котов. – А я хочу быть птицей, пусть какой, крылатой птицей, под которой сияет море-океан, и облака касаются головы…
Лишайный незаметно просочился в фургон. Трофим молчал и размышлял, слышалось чавканье зевающего Сраськи. Пузырь встрепенулся.
– Так и быть, – сказал он наконец. – Мы тебя заколдуем, и станешь ты птицей белой.
– Прямо сейчас? – обрадовалась Феврушка и с восторгом посмотрела на всех котов по очереди.
– Можно и сейчас, – проворчал Пузырь. – Но, когда станешь птицей и захочешь опять превратиться в человека, тебе придется снова найти нас, потому что никто другой не вернет тебе прежнего вида. А теперь садись и не двигайся.
Отчаянно зевая, Пузырь вытащил вложенную в щель в углу шкатулку. Но вышло это так неуклюже, что Пузырь упал посреди повозки, придавленный шкатулкой, а с колдовской доски, дрогнувшей от этого падения, свалился граненый шар и закопался в тряпки. Пока Трофим помогал Пузырю выбраться из-под завалов, Сраська и Лишайный вернули в отверстие шар, убрали припасы и стали раскладывать баночки и мешочки из шкатулки. Трофим зажег маленькую свечку посреди доски, а Сраська зарядил трубку, похожую на курительную, смесью трав. Трубку эту он положил перед свечой и сел рядом с Пузырем. Справа устроился Трофим, а Лишайный отошел в угол, чтобы не мешать.
Феврушка смотрела за приготовлениями с тревогой, мяла в руках платье и молчала.
– Приготовься, – сказал Пузырь, внимательно глядя на девушку.
Он, вероятно, ждал, что она испугается и передумает.
– А это больно? – неожиданно спросила Феврушка.
– Не знаю, – Пузырь растерялся. – Вряд ли.
– Вы умеете колдовать, но никогда не превращались в птицу?
– Я уже кот, – сказал Пузырь. – Зачем мне себя портить?
Феврушка посмотрела на него в замешательстве, потом улыбнулась и кивнула.
– Я готова, – сказала она.
Сраська и Пузырь встали на задние лапы, растопырили передние и пальцы развели.
– Уа-уа-уауауа! – завыли коты. – У-у-у! Уа-уа-уа-уа!
Трофим тоже пел, а вот Лишайный сидел сам по себе, но вид имел как всегда дерзкий и воинственный.
– Уа-уа-уауауа!
Огонь свечи потихоньку посинел, а на гранях шара на краю доски стали появляться самые разные цвета – огненно-желтые, зеленые, красные и оранжевые, как у драчливых петухов.
– У-у-у!
От огня потянулась разноцветная струйка дыма, и Пузырь вздрогнул, потому что у него от усталости начали закрываться глаза.
– Уа-уа-уауауа!
Феврушка кусала губы и не отрываясь смотрела на трубку с травой, внутри которой что-то слабо светилось. Прошло минут пять, как коты начали колдовать.
– У-у-у!
Трубка с травой затрещала и задвигалась на доске. Струя дыма от свечки раздвоилась и покраснела. Коты колдовали уже десять минут.
– Уа-уа-уауауа!
Феврушка клевала носом. Неизвестно сколько времени прошло с тех пор, как коты завели свой вой. В повозке было душно, жарко и пахло целым букетом трав.
– У-у-у!
Коты качались, и Феврушка заметила, как у Сраськи покраснели глаза. Пузырь взмок и еле держался на ногах. И когда он почувствовал, что что-то случилось, когда он покосился на Трофима и увидел, что тот, утомившийся после долго дня, не выдержал и уже спит себе как ни в чем не бывало, Пузырь невольно зевнул, захлебнулся и сбился с ритма.
И тут же шарахнуло!
И тут же затрещало страшно и грозно!
И тут же из трубки повалили такие черные клубы дыма, что Пузырь только и успел разглядеть, как вскрикнувшая Феврушка вдруг превратилась в птицу. А потом эта птица разделилась на двух птиц!
Сраська подскочил от неожиданности и ногами стукнул зазевавшегося Лишайного. Тот взлетел под потолок и врезался в одну из птиц, она, падая, задела крылом проснувшегося Трофима, и тот мотнулся со страху через весь фургон по диагонали. По пути Трофим врезался в Пузыря, и они покатились клубком. На них налетел откуда-то из дыма Сраська, сиганул одному на голову, другому на хвост, отскочил с воплем и ударился в чей-то клюв. Вынырнувшие из дыма птичьи лапы царапнули мечущегося от стенки к стенке Лишайного, и он со страху так дернул ввысь, что едва не сломал перекладину, к которой крепился светильник. И хоть перекладину он не сломал, но от удара распахнулись створки полога – и обе птицы в тот же миг выпорхнули наружу!
Еще минуту катались визжащие и рычащие Трофим с Пузырем в обнимку, и эту минуту Сраська бегал от них, как от пьяного черта. Лишайный закопался под тряпки и что-то драл там, пытаясь зарыться глубже.
Наконец Трофим и Пузырь разлетелись по разным краям фургона и упали, тяжело дышащие и невменяемые. Сраська пучил глаза и таращился в стену.
– Что такое? – через силу проговорил Трофим.
Если бы коты умели краснеть, Пузырь сейчас стал бы пунцовым.
– Опять Сраська что-то напутал, – сказал он.
– Я? – удивился Сраська и задумался.
Трофим вздохнул.
– Ну и ладно, – сказал он. – Она хотела обратиться птицей, она ей и обратилась. Даже как
