Имажинали - Сборник французской фэнтези
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, завершив путь, казалось, отнявший часы, он застыл перед украшенным драгоценностями помостом, где надменно восседал король, чье имя следовало высвистывать. Этот последний вновь заговорил:
— Итак, сударь, чем я обязан чести вашего присутствия?
— В конечном итоге — убийственной меткости голландского стрелка, — ответил д’Артаньян, наклоняясь, чтобы показать дыру в середине лба. — Но если бы и не это роковое обстоятельство, я бы пустил сам себе пулю в голову, чтобы попасть сюда.
— К чему так торопить неизбежное?
— Потому что, сир, этого хотел мой король. А то, чего хочет Людовик…
— Да, да, я это знаю, — перебил с раздраженным видом лунный государь. — К делу, сударь, к делу!
— Дело же в том, сир, что наши астрономы смогли пронаблюдать за передвижениями ваших войск на границе между скрытой и видимой сторонами вашего королевства, — солгал д’Артаньян, повторяя наставления, полученные им ранее от Сирано.
— Продолжайте…
— В настоящее время Людовик вплотную занят своими врагами из Четверного союза, который объединяет ни много ни мало как Соединенные провинции, Священную Римскую империю, Бранденбург и Испанию, иными словами, половину Европы. Поэтому ему совершенно ни к чему открывать новый фронт на небесах!
— Это понятно. Так что же тогда он мне предлагает?
— Мир, сир, и согласие между нашими народами.
— Боюсь, мне нужно большего.
— Министры Людовика продумывают некоторые уступки территории, — сказал д’Артаньян.
Это был единственный козырь в игре, мудро подсказанный Сирано, тонким знатоком менталитета короля. Если лунному монарху пообещать достаточно (а это следовало сделать, ведь вся луна-то у него уже была!), то он позволит себя уломать или, по крайней мере, ослабит настороженность. Поначалу, кажется, это принесло свои плоды:
— Ну, — сказал тот, — клянусь, я всегда мечтал о клочке земли под загородный домик!
Эта шутка вызвала в ассамблее лунных вельмож волну смешков.
— Вместе с тем, — продолжал король, — у меня есть одно условие к столь щедрому предложению вашего правителя.
Д’Артаньян ждал этого момента.
— Я весь внимание, сир, — сказал он.
— Вы встретитесь в одиночном бою с моим бойцом. Если вы победите, я приму мир Людовика. Если нет, ваша голова послужит штандартом для моей армии. Что скажете?
— Что зрелище вышло бы прекрасное, но что я сожалею, поскольку должен вас его лишить, поскольку я выиграю.
— Не могу приветствовать такой самоуверенности. Рискуя обидеть вас, господин мушкетер, замечу, что вы уже не молоды и в непривычных условиях. Это придает опасности поединку.
— Но много ли славы в торжестве, когда выигрываешь без риска? Конечно, нет. А я за всю свою жизнь стал привычен к заслуженным почестям. К чему меняться, пусть и в смерти?
— Браво, вот это другой разговор! Теперь настало вам время приготовиться к новой смерти, на сей раз ни на что не надеясь, кроме забвения в небытии…
* * *
Весь Селенополис, где возможность поразвлечься представлялась редко, собрался посмотреть на дуэль. Чтобы вместилось столько душ, поединок проводили на дне расширяющегося воронкой кратера, по склону которого шли ярусы естественных ступеней.
Д’Артаньяну показалось, будто он попирает стопой последний круг «Преисподней» Данте. «Это маленький шаг для меня, — размышлял он, ступая на ковер из пыли, — но гигантский скачок во тьму для всего человечества, если я потерплю неудачу…».
Сирано протянул ему свою шпагу — легкий и отточенный клинок, прекрасно сбалансированный и чудесно лежащий в руке. Старый мушкетер ожидал бойца Луны, сделав тем временем несколько несильных взмахов, чтобы свыкнуться с малым сопротивлением окружающего воздуха — точнее, с его отсутствием.
Вдруг зрители заволновались, оттого что появился его противник, грациозно слетевший с темного небесного свода. Первым, что заметил д’Артаньян, была искусно выкованная маска, скрывшая черты лица этого человека — по крайней мере, он не был демоном или архангелом! У него имелось две руки, две ноги и, насколько мог судить капитан-лейтенант, все, положенное анатомии подлинного человека. Во всем прочем он оделся скромно: брюки и простая рубашка со свободными рукавами, расстегнутая у воротника на груди; грудь покрывали шрамы, которые свидетельствовали об известном знакомстве с клинком.
Дуэлянты встали лицом друг к другу и подняли шпаги в салюте. Затем без лишних предисловий начался поединок. Фехтовальщик в маске показал преимущество в скорости и подвижности, что доказывало его давнюю привычность к физическим условиям мертвого светила. Д’Артаньян, в свою очередь, обладал достаточным опытом, чтобы предвидеть атаки и финты и достойно их парировать. Таким образом, схватка началась с этапа взаимной оценки, когда каждый мог точно выявить возможности другого.
Очень скоро череда ударов ускорилась, и д’Артаньян понял, что его, по всей очевидности превосходящая, сила оказывается бесполезной. Напротив, если он не будет контролировать свои движения, то рискует в своем выпаде вынестись далеко за точку намеченного укола. Поэтому он положил себе сдерживать собственный пыл.
Лунный боец, должно быть, почувствовал перемену в поведении землянина, потому что тут же скорректировал свою манеру действий. Он больше не довольствовался тем, что кружил вокруг своего противника, но принялся то и дело поистине скакать блохой, высоко подпрыгивая и кружась вверх тормашками, прежде чем обрушиться на мушкетера, выставив шпагу как жало чудовищной осы, готовой стремглав проткнуть его. Надо ли пояснять, что д’Артаньяну никогда не приходилось сражаться подобным образом: полутанцуя, полувзлетая, замедляясь в движениях почти до полной неподвижности, а затем внезапно нанося молниеносный удар!
Клинок противника прошил ткань его платья и вошел в плоть на уровне левого плеча, невдалеке от места, где следовало биться его сердцу — если бы он был жив (хотя жгучую резь он все равно почувствовал).
— О дьявол!
Жжение перешло в сильную боль, а д’Артаньян получил еще один удар, на этот раз в предплечье. Совершенно точно пора было реагировать, чтобы не наглотаться лунной пыли. Если он и дальше продолжит врастать обеими ногами в землю, подобно упрямому Антею, то бретер в маске незамедлительно заставит его свести счеты с жизнью — что бы это ни означало для того,
