Не любовью единой (Новеллы о женских судьбах) - Ольга Воронцова

Римляне еще помнили отца молодого сенатора Гая Силия, он ассоциировался у них с легендарным Германиком. И весь Рим с воодушевлением воспринял назначение молодого Гая Силия консулом на следующий год. А консул, как мы помним, хоть и был теперь лишь формально высшим правителем Рима во времена республики, но с той же формальной точки зрения императорская власть была и вовсе не законной.

Сторонники императорской власти почувствовали, что у них могут быть крупные неприятности - вплоть до того, что Клавдия свергнут, а их самих ждет в лучшем случае разорение и ссылка. Требовалось что-то срочно предпринять. Заставить императора Клавдия казнить Гая Силия не удастся: Клавдий не был Тиберием или Калигулой, он потребовал бы доказательств вины молодого сенатора, которых не было. Просто убить Гая из-за угла тоже не вышло бы: наемные убийцы под пытками выдали бы настоящих преступников. Оставалось только скомпрометировать Гая Силия в глазах Клавдия так, чтобы император его возненавидел. И тут оставался только один вариант: всем было известно, как сильно любил пожилой Клавдий свою юную жену Мессалину.

Заговор против Мессалины плелся в глубокой тайне, и никаких свидетельств о его зарождении, естественно, в римской историографии не осталось, но если взглянуть на все последовавшие события с точки зрения классического принципа римского права quo prodest - "кому выгодно", то сразу все становится на свои места, и понятно, кто и с какой личной целью сгубил молодую императрицу.

* * *

Консул Луций Вителлий, скрывая усмешку, смотрел на Агриппину. Сестру Калигулы в Риме называли Агриппиной Младшей, в отличие от жены Германика Агриппины Старшей, но за глаза все звали ее Агриппиной Маленькой, как бы подчеркивая ничтожность ее личности по сравнению с ее матерью Агриппиной Старшей. Консул Луций Вителлий видел Агриппину Маленькую насквозь, все мысли, бродящие в ее хорошенькой головке, лежали перед ним как на ладони. Мать даже после своей смерти сумела сделать своего сына Калигулу императором, и эта тоже на все готова для своего сынка. Но надо еще посмотреть, чей сын станет импеатором после Клавдия - Агриппинин ли сопляк или его, Луция Вителлия, сын. Женщины все дуры, а эта вдвойне, ею можно воспользоваться, чтобы убить сразу двух зайцев. И консул Вителлий, изобразив радушную улыбку, поднялся из кресла и, протянув руки, пошел навстречу гостье.

- Привет, дорогая Агриппина, что привело тебя в мое скромное жилище?

Агриппина, уклонившись от объятий, исподлобья взглянула на Вителлия и тихо сказала:

- Не такой уж скромный у тебя дом, Луций, все в городе знают о размерах твоего состояния. Ты самый богатый человек в империи, настоящий крез. Сам министр финансов Паллант сейчас сидит у тебя в приемной, как простой проситель.

- Полно повторять сплетни, дорогая Агриппина, и возводить напраслину на старого больного старика, - пошутил Луций. - А что касается Палланта, то это еще большой вопрос - кому ждать у меня в приемной, а кому проходить без очереди. Наш Божественный Клавдий, пусть он правит Римом вечно, слишком большой ученый и, наверное, потому окружил себя умниками из вольноотпущенников. Сын раба Нарцисс - его государственный секретарь и ведает всей императорской перепиской, а значит, посвящен во все имперские тайны. Сын раба Каллист рассматривает все прошения, поступающие на имя императора, и от него зависит, дать ли ход прошению или доносу или сжечь его. А сын раба Паллант преумножает государственную казну, не забывая, разумеется, и о себе. Но как бы высоко они ни вознеслись, нам с тобою, потомкам самых знатных римских родов, не пристало раболепствовать перед вольнопущенниками. Так что пусть Паллант подождет.

Агриппина закусила губу, опустив голову еще ниже. Великие боги, какие унижения приходится терпеть ей, в чьих жилах течет благородная кровь. Ведь всему Риму известно, что дед Луция Вителлия занимался починкой старой обуви и, разбогатев на доносах, женился на простой женщине, дочери богатого пекаря Антиоха, левантийца родом.

- Так что же привело тебя ко мне, милая Агриппина? - донесся до нее голос Луция. - Впрочем, я и сам догадываюсь что. - Луций подошел к двери и выглянул за полог. Потом вернулся и сказал, понизив голос: - Наш бедный дурачок Клавдий, кажется, совсем ослеп от своих книг и не видит, что вытворяет эта распутная девчонка, его жена. Я, грешным делом, попытался как-то обуздать ее, подговорив своего племянника Авла утихомирить ее неистовую похоть. Куда там! - Луций махнул рукой. - Она его прогнала через неделю, не люб, дескать. Эта молодая волчица мечтает о чистой любви, ха-ха-ха!..

- Кажется, она ее нашла, - едва слышно сказала Агриппина, но Луций Вителлий услышал ее и осекся. - Ты, Луций, пребываешь консулом последние денечки. Кто станет им после тебя, ты, надеюсь, помнишь. И что может быть со всеми нами, ты тоже, надеюсь, понимаешь. А я всего лишь глупая женщина и мать беззащитного малолетнего ребенка.

- Гм, не такой уж он беззащитный. Твой сын - единственный прямой потомок Германика мужского пола, и память о великом Германике охраняет его - и тебя, кстати, тоже - лучше любой вооруженной охраны.

Агриппина покачала головой.

- Память о великом Германике не спасла моего брата Калигулу от клинка Кассия Хереи.

- Херея был казнен.

- Его-то казнили, но всех, кто думает так же, как он, не казнишь. Иначе придется поубивать добрую половину Рима.

Луций впервые с интересом посмотрел на женщину. Выходило, что она не так глупа, как могло показаться, и с ней надо держаться осторожно.

- Дорогая моя Агриппина... - вкрадчиво начал он.

- Дорогой мой Луций, - перебила его матрона. - Консулом на будущий год станет сенатор Гай Силий. Все в Риме, кроме Клавдия, знают, что Мессалина уже не может и дня провести, чтобы не увидеться со своим ненаглядным Гаем.

- Гай Силий благоразумный молодой человек, - избегая встретиться взглядом с собеседницей, сказал Луций Вителлий. - Он прекрасно понимает двусмысленность и опасность своего положения. Я имел с ним беседу, он сокрушался, что причиняет боль нашему императору.

Агриппина укоризненно покачала головой: столь искушенному римскому политику, как Луций Вителлий, не пристало произносить вслух такие нелепые слова даже перед женщиной.

- Он, конечно, сокрушается, но также понимает, что обратной дороги для него нет, не так ли, Луций?

Вителлий не ответил, и Агриппина, улыбнувшись про себя, продолжала:

- Силий понимает, что единственное средство для него остаться в живых, когда император узнает о его романе с Мессалиной, это ускорить события. Положение любовников не таково, чтобы ждать, когда Клавдий умрет от старости. У них есть сообщники, которые страшатся того же. Вместе с тем чего им ждать! Ведь Гай Силий не какой-нибудь актеришка Мнестер, не экскулап Веттий, с которыми Мессалина оскверняла супружеское ложе императора Рима. И даже, прости за правду, Луций, не твой достойнейший племянник Авл, молодой человек, богатый бицепсами, но не умом. Консул-суффект Гай Силий - достойный сын полководца Гая Силия, статую отца он по-прежнему держит в атрии своего дома, несмотря на грозящую за это смертную казнь, и римский народ знает об этом. Гай Силий не женат, детей у него нет, он готов вступить в супружество с императрицей и усыновить Британника. Если они опередят Клавдия, доверчивого и беспечного, но неистового во гневе, у Мессалины сохранится прежнее могущество, но добавится безопасность. Со дня на день Клавдий отбывает на жервоприношения в Остию, тогда и надо ждать новых событий. Или тебе, Луций, не известно, что подготовка к свадебным обрядам уже идет полным ходом?

Агриппина замолчала, словно опустошенная своей длинной и страстной речью. Молчал и Луций Вителлий. Разумеется, он был в курсе всех событий и давно прикидывал, какую пользу можно извлечь из назревающего дворцового переворота, еще колеблясь, на чью сторону ему встать. Имперский министр финансов Паллант, сидевший сейчас в его приемной как простой проситель, имел при себе уже заготовленные анонимные доносы Клавдию на распутство императрицы и Гая Силия и такие же безымянные письменные угрозы Мессалине, чтобы она не торопила события с Силием. Но неожиданный приход Агриппины странным образом пробудил в душе Луция Вителлия самые сокровенные планы, в которых он боялся признаться даже самому себе. Сейчас он лихорадочно взвешивал все "за" и "против".

Игра предстояла долгая, многоходовая и смертельно опасная, но на кону этой игры стояли не новые должности и новые прибыли - денег и почета у Луция Вителлия и так хоть отбавляй, а то, о чем и подумать страшно. Но так сладко и заманчиво помечтать, даже голова начинает кружиться. Эти высокородные аристократы, словно скорпионы в банке, пожирают самое себя с такой прожорливостью, что скоро их вообще не останется в Риме. Уже почти не осталось! Сейчас между ним, внуком сапожника и булочника, и престолом императора стояли всего полдюжины живых душ, пальцев двух рук будет много, чтобы их пересчитать. Старый придурок Клавдий, его малолетний сынок Британик со своей любвеобильной мамочкой Мессалиной и ее любовником Гаем Силием и, наконец, сидящая сейчас напротив него Агриппина. Ведь она даже не пытается скрыть свою истинную цель: убрать со своего пути Мессалину с наследником Клавдия Британиком и занять ее место с новым наследником своим сыночком Нероном, последним отпрыском Германика. Последним! Если его и Британика не станет, династия Юлиев-Клавдиев прервется, и волей-неволей Рим будет вынужден избрать себе нового императора. Так почему бы родоначальником новой династии не стать ему, Луцию Вителлию? Во всяком случае, самых веских оснований для этого - денег - у него побольше, чем у остальных претендентов, которые, разумеется, моментально полезут отовсюду, как тараканы из щелей.