Защитница. Тринадцатое дело - Иосиф Гольман

Последующие впечатления несколько ослабили негатив.

Нет, он вовсе не стал похожим на мать Терезу. Но наглость в этом человеке легко сочеталась с деятельным сочувствием, эгоизм – с быстрой помощью страждущим, в том числе, малознакомым. Даже его всем известная искренняя любовь к быстрым деньгам и то слегка нивелировалась тем, как он потом эти деньги тратил.

Если тремя словами – быстро, легко и без сожалений.

Да, непросто было Наталье находиться рядом с этим человеком. Особенно, с учетом его ярко выраженной любвеобильности. Но, судя по тому, что находятся они рядом уже долгонько, всех все устраивает.

Шеметову даже прикалывала его манера просить у жены прощения за какой-нибудь очередной фортель. «Но ведь тебе со мной не скучно?» – спрашивал он, преданно заглядывая в глаза недовольной супруги. «Не скучно», – вынуждена была, вздыхая, отвечать она, поскольку, в отличие от супруга, женщиной являлась исключительно честной и врать просто не умела.

На этом выяснение отношений обычно заканчивалось.

А еще Береславского обожали дети и животные. В связи с чем Ольга сделала вывод об интегральной приемлемости этого нестандартного человека.

Вот почему, пока Маринка с Муной, Наташей Береславской и Валентиной Семеновной возились на огромной кухне, Шеметова вела неспешную беседу с безумным профессором.

– Как поживает ваша идея с экодеревней? – спросила она. Вот уж была реально безумная идея.

– Нормально, – ответил Береславский. Но как-то без энтузиазма. Три года назад, когда он к ней только приступал – заливался соловьем.

– Что, не получилось? – расстроилась Ольга. Даже ее тогда заразил Ефим Аркадьевич, она не раз потом вспоминала про этот проект. Если в двух словах, то профессор придумал и просчитал вовсе не очередной экопоселок для богатых (или, наоборот, бедных) любителей естественной жизни. Он раскручивал, по его же собственному определению, совершенно иной концепт – уникальную постоянно действующую выставку достижений. Правда, не всего «народного хозяйства», как раньше, а лишь того, что относилось к загородной жизни и экологическому сельскохозяйственному производству (см. роман «Счастье бывает разным» – прим. авт.).

При таком подходе деньги собирались не только (и не столько) от продажи земельных участков, домов и произведенной экопродукции. Но, прежде всего, от трафика посетителей. А уж на нем зарабатывали все: и кто кормил, и кто возил, и кто охранял, и кто продавал землю. Трафик же оказывался велик: в сферу интересов «выставки» и запланированного на ее базе учебного центра попадало слишком многое – от «безхимических» методов растениеводства до альтернативной энергетики и экостроительства. Короче, безумному профессору удалось собрать лучших спецов, а потом к этим лучшим подтянулись серьезные деньги.

Вот почему Ольга, поначалу никак не поверившая в успех странного предприятия, теперь слегка расстроилась от невеселого тона профессора. Однако в ответ на свой вопрос опять услышала неожиданное.

– Почему не получилось? – искренне удивился профессор. – У меня проколов не бывает. Только победы.

– Всегда победы? – подколола его Шеметова.

– Всегда, – спокойно ответил человек, полностью обделенный скромностью. – Капитализация проекта выросла в 14 раз. Прямо как с наркотиками.

– Тьфу на вас! – невесело рассмеялась Ольга. Она еще не отошла от недавнего дела с юным наркоманом. Его обвинили в несовершенном им убийстве. Они с Багровым неимоверными усилиями вытащили парня. Но, как оказалось, лишь для того, чтобы он тут же, на радостях, погиб от передоза. – Так чего ж вы в печали?

– Я не в печали, – объяснил Береславский. – Просто тот проект перестал меня куражить.

– А что теперь вас куражит? – уже всерьез заинтересовалась Ольга. Персонаж-таки стоил ее интереса.

Кстати, услышав слово кураж, заметно взволновалась и подвинулась поближе зашедшая на разговор супруга профессора. Уж она-то знала, как далеко, бывает, заходит кураж ее благоверного.

– Я бы хотел создать Агентство Неотвратимой Справедливости, – спокойно сказал Береславской.

– Что-что? – аж переспросила Шеметова. – Какой справедливости?

– Неотвратимой, – невозмутимо повторил профессор.

– Да, не хило, – рассмеялся Волик. С профессором всех познакомил именно он, потому что Береславский дружил с его папой. Вообще, когда Ефима Аркадьевича узнаешь поглубже, то вдруг выясняешь, что тяжело найти заметного человека, с которым он не дружит. – Это что-то типа Организации Всемирного Счастья? – спросил Томский.

– Нет, так глобально задача не ставится, – пренебрег профессор ехидной сутью вопроса. И тут же глазки его вспыхнули, толстые щечки порозовели. Остапа, как говорилось в известной книге, понесло.

– Вот смотрите, мои юные друзья, – снисходительно начал он. – Нас с вами каждый день… – он замешкался, явно подбирая приличный вариант термина вместо уже севшего на язык неприличного. – … Ну, короче, нечестно обманывают.

– Что вы имеете в виду? – уточнил Волик.

– Ни за что списали деньги с телефона. Прислали незаслуженный штраф. Обещали трафик 100 мегабит в секунду, а выдали 6. Вон мой приятель из Новосибирска прислал жировку от управляющей компании. За июль. В ней, среди прочего, 145 руб. за уборку снега. Конечно, Новосибирск не Сочи. Но в июле и там снег бывает только в холодильнике.

– И что дальше? – Волик тоже был увлекающейся натурой.

– А то, что суммы таких… – профессор опять вытолкнул с языка неприличный оборот, – невелики. Зато количество бесконечно. В карман гражданина лезут все, кому не лень. Связисты, интернетчики, коммунальщики, транспортники, госслужбы. Вон нотариусы, например. За доверенность имеет право взять не более пары сотен. А за ее печатание – девицей-помощницей – в несколько раз больше. Принесешь же готовую – вылезет масса неустранимых проблем. И так на каждом шагу. Все нас имеют, – нашел-таки почти приличное словцо профессор. – Понемногу, зато часто.

– Расслабься и получай удовольствие, – расхохотался Волик. – Ефим Аркадьевич, ты хоть раз за двести рублей скандал устраивал?

– Нет, – признался профессор. – И никто не устраивает.

– Потому что не рентабельно, – закрыл тему адвокат.

– Вот я и хочу перевести количество в качество, – профессор набычился, продолжая по-боевому сверкать глазами.

– Оль, ты возьмешься за дело стоимостью двести рублей? – спросил Томский Шеметову.

– Ну, если ты мне будешь платить за каждый час…

– Не буду, – отрезал тот. – Вопрос закрыт? – спросил он Береславского.

– Вот там, где все вопрос закрывают, я его открываю, – скромно ответил тот. И понеслось!

– Бессовестно обиженных и оскорбленных – миллионы. Если дать им тысячи защитников, вы не только деньги вернете, вы страну измените.

– Так где ж их взять-то? – встряла Ольга.

– В юридических вузах, – быстро ответил тот. – Подал третьекурсник двадцать исковых заявлений – вот тебе зачет. Выиграл дело – курсовая. Поставил работу по классу дел – диплом. Я уже переговорил с тремя ректорами.

– Третьекурсник, во-первых, сам ничего не подаст, без опыта. А во-вторых, дело по инстанциям будет тянуться три года, – это уже Шеметова вступила. Она явно не была юристом‑романтиком.

– Понятное дело, что ядром будут опытные спецы. И начальное серьезное финансирование, несомненно, понадобится. Зато результаты будут весомые. Смотрите, как на Западе табачников зажали.

– На Западе групповые иски рулят, – заметил Волик. – И прецедентное право.

– Зато у нас юридических вузов больше, чем технических, – не сдавался профессор. – Плюс энтузиасты и пенсионеры со студентами. Если миллионами мелких краж займутся десятки тысяч мелких юристов, то итоги будут крупными.

– Ага, – не согласилась Шеметова. – Только у мелких воров очень даже крупные юристы. Знаете, сколько их в юрдепартаменте любого из большой мобильной тройки? Даже не десятки. Сотни и тысячи. Поэтому с ними и не тягаются. Нам время терять из‑за пары сотен рублей, а те – на работе, причем высокооплачиваемой.

– Зато какие перспективы открываются, – откровенно размечтался профессор. – Сотни тысяч исков – даже в потенции – это уже не средство влияния. Это средство управления. В том числе, политического.

– Не дай Бог, у тебя получится, – поежился Вольский. – Убьют – не поморщатся.

Испуганно поморщилась не принимавшая участия в разговоре Наташа. Ее горячий муженек в запале берегов не чуял. Конечно, обычно обходилось бескровно. Но были в карьере закусившего удила профессора и совершенно серьезные разборки (см. «Вера. Надежда. Виктория» и другие романы, – прим. авт.).