Моя ненормальная (СИ) - Кинкейд Алексия

Осматриваю худенькое тельце на кровати, в который раз за эти дни. Копна пшеничного цвета спиралек, раскидана по плоской подушке. Лицо…таких даже цветов в природе не существует, чтобы описать. Единственное слово, которое приблизительно охарактеризует то, что я вижу — это слово пиздец.

Тонкие ручки с фарфоровой кожей безвольно лежат вдоль хрупкого туловища. Сейчас она выглядит в сто раз хуже, чем в день нашего знакомства. Убить тварь Самсонова мало, у него стоит забрать всё и наказать по всей строгости закона.

Откладываю телефон и прикрываю глаза. Отец ушёл сразу, по сути заходил просто меня проверить.

Тихий стон заставляет открыть глаза. Мутный, дезориентированный взгляд спустя пару секунд наполняется болью.

— Тише, Кучеряшка, не шевелись, — перехватываю ладошку и укладываю обратно. — Хочешь пить?

— Да, — выдыхает стоном.

Наливаю стакан воды и беру трубочку. Подношу к порванным и потрескавшимся губам. Робко втягивает жидкость, а меня скрючивает самым натуральным образом. И хочется разнести всё здесь к херам.

А ведь Ада не одна такая в этом мире. Таких девчонок и женщин сотни тысяч, которых собственные мужья, отцы избивают, насилуют. Но если честно, никогда бы не подумал, что могут садить на цепь, держать в сыром подвале.

Фак, прикрываю глаза, давлю вспыхнувшую ярость в зародыше. Не время. Донеси это чувство до финала, Жека.

— Где…я, — слова даются не то что с трудом, а будто с каждым звуком её горло рвёт на части и она захлёбывается в крови, пытаясь что-то сказать.

— Мы тебя вытащили, — вздрагивает. Перехватываю ручку и сжимаю, а когда смотрю в глаза вижу панику и ужас.

— Не…не трогай…

Отпускаю тут же…

Ты дебил, Воронцов! Нахрен трогаешь её? После того, что она пережила, хорошо хоть, как Маугли не шарахается от людей. Сажусь обратно в кресло, даю ей свободу и сразу улавливаю реакцию. Грудь стала вздыматься спокойнее и в глазах уже нет того ужаса, что ослепил меня буквально несколько минут назад. Осталось …любопытство.

— Ты в больнице. Мы вытащили тебя, — хлопает пушистыми ресницами и смотрит на меня. — Теперь ты в безопасности.

— Сколько д…

— Не пытайся говорить, если больно. Сегодня третий день.

Глаза округляются от удивления и сухие губки вытягиваются выдавая крякающий звук.

— Как тебя зовут? — улыбаюсь смущенно. — Думаю, пора бы нам хотя бы именами обменяться.

— Ада, — сглатывает и морщится. На шее жгутообразный след. Душил.

Господи, сколько же ей пришлось пережить за те дни пока мы искали, думали…

Вдыхаю глубже, пытаюсь контролировать свои эмоции, но следующее предложение всё равно выходит со стальными нотками.

— Не хочешь признаваться, — отвожу взгляд. — Я всё равно завтра узнаю. Тебе придется сказать полиции, они приедут завтра.

— Нет! — почти крик. Морщится и пытается через боль мотать головой. — Пожалуйста, не надо!

Хорошо…

Боже, как больно…

Превозмогая тупую, ноющую боль в груди, да и в принципе по всему телу, встаю с больничной кровати. Выдёргиваю иглу и даже боли не чувствую. Рука напоминает холст, на который набрызгали фиолетовых, зелёных, желтых красок, синяки в виде разводов.

Они ещё не скоро сойдут, знаю по опыту.

В углу на стуле лежит чья-то одежда. Спортивные штаны и пайта — мне подойдёт. Да простит меня владелец этой роскоши.

Согнуться, чтобы натянуть штаны, получается с раза третьего. Боль простреливает так, что в глазах мутнеет и скачут черные пятна. Но это ничто, бывало и хуже, такое вытерпеть мне под силу.

Выглядываю в коридор, Евгений стоит у поста и разговаривает с врачом.

А он оказывается совсем и не плохой, не такой заносчивый мажор, каким его считала.

Помог…Неожиданно, если честно. И друзья у него что надо.

Когда Самсонов вёз меня в поместье, я успела проститься с жизнью. Знала, что второго шанса сбежать он мне не даст. А наказание будет публичным и болезненным. Собственно, так и вышло.

Избивали меня трое, благо смена была Алёшеньки и его приспешников. Он всегда питал ко мне «теплые» чувства, как он выразился…

«Хочу тебя трахать единолично».

Избиение было в полсилы, иначе бы спасать просто некого было.

Отворяю створки. Второй этаж и общий балкон с решётками. В конце балкона пожарная лестница, к ней и топаю, предварительно прихватив вилку со стола. Ногу тянет, а адская боль пронизывает каждую клетку. Сцепляю зубы посильнее и присаживаюсь на корточки.

Я могу открыть любую дверь с замком. Годы практики позволяют без труда и эту открыть. Делаю первый шаг по лестнице вниз и чуть ли не падаю в обморок от боли.

Перевожу дыхание и поворачиваюсь спиной, в такой странной позе спускаюсь вниз.

— Ну, жить ты определённо будешь, Ненормальная, — слышу разочарованный знакомый голос, едва моя нога касается асфальта.

Медленно поворачиваюсь и напарываюсь на острый темный взгляд. Буравит, будто дыру жаждет проделать.

— Ты вообще с головой не дружишь? — прищуривается и делает шаг ко мне. — Ты хоть понимаешь…

Замолкает. Переводит дыхание, а я опасливо осматриваюсь по сторонам. Долго на открытой местности находится нельзя.

— Отпусти, — шепчу жалобно. Мне действительно неприятно поступать с ним так по-скотски, но ещё больше подставлять его, я не могу. — Отпусти, пожалуйста.

— И куда ты пойдёшь? — вздергивает бровь. — У тебя ни денег, ни паспорта, ваще нихрена нет!

— Не кричи, Женя, — сипло выдыхаю. Пугливо озираюсь и втягиваю голову, как улитка, в шею, когда замечаю пару прогуливающуюся неподалёку.

— Я спрячусь, а потом что-нибудь придумаю. А если останусь с тобой… — слова и так даются не легко, горло саднит и холодный воздух усиливает эффект, так ещё и его такой странный взгляд меня пугает. — Он найдет тебя и тоже сделает больно. Зачем тебе проблемы из-за меня? Ты уже и так…

— Давай, я как-то свои проблемы буду решать сам, м? — подходит совсем близко и заглядывает в лицо.

Меня трясёт от его близости и это далеко не возбуждение или радость, это страх перед мужской аурой и я не в силах её побороть. На данный момент.

— Ада? — поднимаю голову. — Я тебя сейчас возьму за руку, хорошо?

Он спрашивает? Реально спрашивает. А потом протягивает раскрытую ладонь.

Правая кисть дергается сильнее.

Решайся, Ада. Либо ты ему доверяешь настолько, что даёшь прикоснуться, либо беги.

Беги — круто сказано, но думаю если взбрыкну, он отпустит меня. Не такой Евгений человек, чтобы держать силой.

А если такой? Такой же как Самсонов?

Боже, я с ума сейчас сойду, — нещадно тру виски до красноты. — Думай, Ада!

Если я пойду с ним, сможет ли он меня защитить? А если нет? Тогда и он пострадает. А если он тоже захочет секса со мной, как только мне лучше станет? А если ударит?

Всё пиздец… От этих если, я выдохлась за минуту. Голова разболелась сильнее, чем избитое тело. Опираюсь на стальные, холодные перила.

— Послушай, я смогу о тебе позаботиться, если ты доверишься мне, — настойчиво заглядывает в глаза.

Что же ты там увидеть хочешь, парень? Там кроме страха, боли и унижения вперемешку с обреченностью ничего не осталось.

— Ты пожалеешь ведь, — хриплю на последнем издыхании.

— Поживём, увидим. Не загадывай на перед. Сейчас тебя надо вылечить, а для этого необходимо вернуться в палату.

— Нет! — вскидываю голову и с безумно колотящимся сердцем, заглядываю в его решительные черты лица. — Я туда не вернусь. Он скоро найдет меня.

— Кто он тебе?

— Не важно, — отмахиваюсь, мне даже стыдно сказать кто для меня Самсонов.

— Мне важно, — давит, но тут же отступает. — Окей, тогда едем ко мне. Всё равно препараты, которые нужны я уже купил, а инструкцию смогу и сам прочитать. Идём.

Делаю шаг следом и пострадавшая нога подворачивается. Падаю…с острой болью приземляюсь на коленку. Сжимая зубы, выдаю тихий стон. Привычка, которая со мной годами. Боль я принимаю тихо.

Евгений оказывается рядом в туже секунду, но растеряно одергивает руки. И я бы посмеялась над его замешательством, если бы до усрачки не боялась его прикосновений.