Холодный бриз - Олег Таругин

— Вы посидите тут пока, то…товарищ Крамарчук, — лейтенант все-таки заставил себя назвать его именно так, что было уже весьма недурным знаком, — а я постараюсь достать сведения об остальных задержанных. Только вы уж извините, я дверь запру, не из недоверия, — Качанов криво усмехнулся, — просто, чтобы никто лишний не сунулся. Тихонько сидите, лады? Договорились? Я, возможно, не скоро вернусь, сами понимаете, но вы не волнуйтесь.

— Конечно, — подполковник пожал плечами, — какие вопросы. Только если можно, папиросы оставьте. Может, раз так, я пока начну все это на бумаге излагать?

Качанов размышлял несколько секунд, затем кивнул и положил перед подполковником несколько листов сероватой бумаги и чернильную ручку-самописку:

— Пожалуй, это будет правильно. Постарайтесь писать как можно более подробно, со всеми возможными датами, географическими названиями и фамилиями. Если чего-то не помните, оставьте место, затем впишете. Страницы, пожалуйста, нумеруйте.

— Хорошо, — серьезно кивнул Крамарчук, с искренним интересом изучая авторучку — он, честно говоря, ожидал как максимум или простой карандаш, или обычную перьевую ручку.

— А как озаглавить? Протокол допроса, или что-то в этом роде?

— Да просто пишите, потом разберемся, — по-прежнему невесело ответил энкавэдист.

— Товарищ лейтенант, тут вот еще один момент есть, — неожиданно припомнил Юрий. — Напротив батареи должен стоять американский эсминец.

— Уже не стоит, — мрачно усмехнулся старлей, — потопили с час назад. Наша батарея и потопила. С трех выстрелов. Выжившая команда задержана, в том числе и несколько офицеров, — добавил он, предвосхитив следующий вопрос.

— Ого… — ошарашено хмыкнул подполковник. — Ничего себе. Значит не зря капитана Зиновьева батареей командовать поставили, грамотный артиллерист. Надеюсь, и через годик не подведет, вломит, кому следует.

Услышав фамилию командира батареи, Качанов вскинул, было, бровь, однако тут же успокоился, вспомнив, с кем разговаривает. Развернувшись, он молча вышел в коридор. В замке дважды лязгнул ключ, и подполковник Крамарчук остался наедине со своими невеселыми мыслями и несколькими листами чистой пока бумаги, которым вскоре, возможно, предстояло изменить всю историю огромной страны. Или вместе с обвинительным заключением и приговором навеки скрыться под серой обложкой с надписью 'Дело?….

Первым делом Крамарчук по памяти набросал на одном из листов характеристики перенесенного в прошлое оружия и боевой техники, попутно удивившись тому, что кое-что он, оказывается, еще помнит. С другой стороны, техника-то была еще той, советской, знакомой по лейтенантским годам, так что немудрено. Конечно, никаких особых технических подробностей он не помнил, но ТТХ на уровне популярного справочника — вполне. В духе 'боевая масса, толщина брони, мощность дизеля, калибр орудия' и т. д. На втором листе он написал список личного состава части. Офицеров вспомнил всех, 'поименно', как говорится, с рядовым и сержантским составом пришлось повозиться, однако процентов на пятьдесят все-таки восстановил. Остальное — уже дело лейтенанта, пускай сначала его подопечные арестованных перепишут, а там и сверить можно будет. Перекрестно, так сказать, сравнить данные разных источников. Как документ из найденной в чреве акулы бутылки из фильма 'Дети капитана Гранта' тридцать шестого, если память не подводит, года. Ага, именно четыре года назад как снятого. Короче, с ума сойти…

Покончив с этим, подполковник все-таки закурил (дрянной табак драл отвыкшее от курева горло, но что делать, ибо сигареты, как говаривал киношный вор Жорж Милославский, кончились) и глубоко задумался, глядя на лежащий перед ним чистый лист. С чего начинать? Ну, сначала краткая автобиография, разумеется, это-то ясно, а вот дальше? То, что про Хрущева с Жуковым писать стоит осторожно, это тоже понятно, вроде и лейтенантик всё правильно понял, полноценный майор все-таки, по армейским-то меркам, не совсем салага. Еще и с образованием, опять же. Значит, опишем пока, какой он хороший — с купюрами, ясное дело, — а там уж и до реальной истории дойдем. Той самой, что вот-вот в самую, что ни на есть, альтернативную перейдет. Время пока есть, быстро Качанов вряд ли управится, дел у него ближайшие часы невпроворот будет, так что можно не спешить, подумать. Эх, коньячку б сейчас, да и поесть не мешало, но, увы… Вот жаль, он не догадался спросить у лейтенанта, кто сейчас командует округом — глядишь, вдруг да и вспомнил бы чего полезного. И для себя, и вообще. Историк из него, понятно, никакой, но все-таки могло и отложиться в памяти.

По коридору протопали торопливые шаги, кто-то пару раз решительно дернул ручку и громко постучал в дверь:

— Тащ старший лейтенант, вам с батареи передали, связь с округом восстановилась! Тащ лейтенант, вы тут?

Подполковник, естественно промолчал. Нет, можно было б конечно рявкнуть что-нибудь вроде 'занят', но зачем? Лишние проблемы. А вот за сообщение спасибо, теперь он знает, что времени осталось меньше, чем он ожидал. От Чабанки до Одессы всего 25 километров, так что быстро приедут. Да и выстрелы батареи через залив не могли не слышать и не видеть, значит, о ЧП уже знают. Получается, нужно писать, да поскорее. Поскольку жить отчего-то хочется с невообразимой силой. И не просто жить — пожил уж, в общем-то, — а попытаться хоть что-то изменить. Ага, именно изменить, ибо он решился. ТАКОЕ зря не происходит, и если ему дан шанс вмешаться в ход Истории, значит… да какая разница, что это значит?! Шанс упустить нельзя, вот что! Для себя, для страны, для будущего, в конце концов. Яростно затушив недокуренную папиросу (какая все-таки гадость!), Крамарчук решительно склонился над бумагой…

Гитлеру начальник штаба Одесского военного округа, генерал-майор М.В. Захаров не верил. И недавно подписанному в Москве пакту не верил тоже. В том, что втягивание СССР в новую мировую войну неизбежно, он был уверен абсолютно, хоть и держал пока эту самую уверенность при себе. Во избежание, так сказать. Анализ реальной обстановки и сведений военной разведки лишь подтверждали: войне быть. И быть довольно скоро, если не этим летом (ну не настолько ж германцы идиоты, чтобы напасть осенью или тем паче зимой?), то уж следующим — точно. А регулярно передаваемые сверху директивы 'не поддаваться на провокации' и 'сохранять пролетарскую бдительность', лишь еще более убеждали генерала в своей правоте. Настал срок не просто готовить войска округа к обороне государственной границы, но и к возможному отступлению. Да, именно к отступлению, суть — ведению войны на своей территории, что, как прекрасно понимал генерал, уж никак не обойдется той самой 'малой кровью', к которой их готовили.

Потому, полученному с 412 батареи донесению о неком странном происшествии со стрельбой по неустановленному кораблю и боестолкновением гарнизона военного городка с высадившимся на берег десантом, да еще и при поддержке бронетехники, он поверил сразу. Поверил настолько, что немедленно приказал подать свою эмку, посадить в грузовик отделение автоматчиков, и на всех парах гнать в Чабанку. Обдумать происшедшее он собирался уже в машине. Что-то подсказывало ему, что это — единственно верное в данной ситуации решение. А уж доклады в Киев и Москву можно и на потом отложить, когда сам разберется, что происходит. Немного смущало, правда, то, что нападение успешно и практически без потерь отбито, и чуть ли не все диверсанты взяты в плен вместе с техникой, а корабль так и вовсе потоплен, но это можно было решить уже на месте.

В замке скрежетнул ключ, и в комнату ввалился запыхавшийся лейтенант. Закрыв дверь, Качанов швырнул на стол фуражку и тяжело опустился на стул. Уже почти дописавший свой 'исторический опус' подполковник отложил ручку, поднял голову и понимающе вздохнул:

— Устали, товарищ старший лейтенант? — каков будет ответ, Крамарчук догадывался: на лейтенанте, что называется, 'лица не было'. Со времени их разговора прошло уже больше трех часов, и он очень даже хорошо себе представлял, чем все это время занимался энкавэдэшник. По-крайней мере, вряд ли у него было время даже поесть.

Качанов скользнул по его лицу мутным взглядом и молча кивнул. Затем полез куда-то под стол, погремел выдвижными ящиками, и неожиданно вытащил то, что Крамарчук меньше всего ожидал увидеть: початую бутылку водки, знакомую ему лишь по старым, черно-белым еще, фильмам. По-прежнему не проронив ни слова, прошел к тумбочке, взял с подноса стаканы и набулькал в каждый грамм по сто пятьдесят. Один пододвинул к подполковнику, второй взял сам. Крамарчуку отчего-то подумалось, что тот хоть что-то скажет, пусть и не анекдотически-банальное 'за товарища Сталина', но хоть что-то, однако лейтенант лишь кивнул ему, и залпом осушил емкость. Подполковник крякнул — угу, сбылась мечта идиота! — и тоже выпил. До дна, разумеется, по-офицерски.