Юные безбожники против пионеров - Валерий Анатольевич Шевченко

Воинствующие атеисты нетерпимо относились к создавшемуся «безрелигиозному» положению в школе и склонны были обвинять в этом всех. Учитель А. Чефранов жаловался на «новые программы ГУСа», в которых «почти не уделено места вопросам борьбы с религией». Кроме этого, «в школах-семилетках и девятилетках антирелигиозные кружки встречаются как исключение, а антирелигиозная пропаганда в пионерских отрядах сведена до минимума, если не сказать, что совсем замерла»[145].

«В насаждении религиозного настроения, – писал С. Волошин, – повинна прежде всего семья. Тут главный корень»[146]. С ним соглашался некий П.А. из Перми: «…В результате разнообразной работы матерей, тетушек и бабушек некоторые ребята имеют уже не только пассивную, но и активную веру, готовую вступить в борьбу за свое существование»[147].

В письмах просвещенцев, ратующих за антирелигиозное воспитание, содержались и практические предложения. Например, Лащенов (Куберле Северокавказской железной дороги) предлагал ввести в школе особый антирелигиозный час один раз в неделю[148]. В другом письме описывался опыт сельской школы, в которой в пасхальные дни раздавали детям новые книги и тетради и, тем самым, добились 90 % посещаемости в эти дни[149].

Н.К. Амосов завершает дискуссию на страницах «Учительской газеты» следующими словами: «”Довольно спорить! – заявляет большинство откликнувшихся на нашу статью учителей. – Давайте указания, как вести работу”. Вот настоящий голос учительства, который должен быть услышан органами Наркомпроса, а не тот крикливый голос “безрелигиозников”, который призывает учительство молчать, а не бороться с религиозными предрассудками»[150].

Дискуссию в «Учительской газете» только условно можно назвать дискуссией. Обратим внимание на то, что позиция «безрелигиозников» выражена в личных письмах, выражающих личную позицию их автора. Позиция же «антирелигиозников» выражалась в статьях, публикуемых под броскими, агрессивными, направленными на подавление иной позиции заголовками: «Довольно играть в прятки», «Непротивление злу», «В наступление!» и т. п. Материал, поданный в нужном для воинствующих атеистов ракурсе, призван был доказать массовость позиции просвещенцев, ратующих за антирелигиозное воспитание. Слова сторонникам безрелигиозного воспитания практически не дали. Книга Г. Ножницкого, в которой публиковались выдержки из их писем, вышла только в 1929 г., когда дискуссия была завершена, и лишь из нее можно выявить аргументы «безрелигиозников». Тем не менее заказчикам «дискуссии» удалось выявить враждебные им мнения и посмотреть, какой будет реакция учительства на идею введения в школе антирелигиозного воспитания.

К дискуссии, по замыслу ее инициаторов, нужно было привлечь широкую педагогическую общественность. Это удалось сделать на ряде диспутов, в ходе которых учителя высказывались откровеннее. ЦС СБ совместно с ГУСом 25 ноября 1927 г. провел в Центральном доме работников просвещения диспут на тему «Антирелигиозное или безрелигиозное воспитание в школе». Статья об этом диспуте вскоре была помещена в «Учительской газете»[151].

Школьный работник Замоскворецкого района И.А. Флеров, открывший диспут, обратил внимание собравшихся на то, что практическая часть методического письма А.Л. Катанской «О безрелигиозном воспитании в школе I ступени» входит в противоречие с теоретической частью. Антирелигиозное содержание письма не увязывается с его концептуальной формой. И поэтому «лозунг, который заключен в заглавии, воспринят был так, как он был напечатан… Учителя понимали этот лозунг как отказ от всякого вмешательства в вопрос о Боге, в вопрос о религии»[152].

Заместитель начальника Главсоцвоса М.М. Пистрак высказался в принципе за безрелигиозное воспитание, но, учитывая современное состояние общества, признал необходимость проведения в школе антирелигиозного воспитания (примерно начиная с четвертой группы), которое будет предваряться арелигиозным воспитанием. Свою позицию Пистрак обосновал следующим образом. Школа должна быть безрелигиозной, т. е., нужно «идти от создания противовеса не аналогичного религии, а совершенно другой ценности, другого качества, который отрицает не только религию, но и всякий тип авторитарного мышления, авторитарного подхода к тем или иным жизненным явлениям»[153]. Но в условиях, когда религия остается политическим фактором, организующим враждебные советской власти силы, в школе необходимо вести антирелигиозное воспитание[154]. Однако «пока религия не будет осознана учащимися как социальный фактор, как фактор общественного порядка, против которого нужно бороться, до этого момента нет нужды ставить антирелигиозное воспитание. С другой стороны, для того, чтобы учащийся осознал религию как явление, которое является враждебным… политическим фактором, нужно подготовить его к этому арелигиозным воспитанием»[155].

Пистрак обвинил сторонников непродуманной антирелигиозной пропаганды в намерении противопоставить вере другую веру[156]. «Вредное сходство по существу, а не внешне, будет заключаться в том, что мы будем догматически долбить антирелигиозное верование, как и религиозное верование»[157]. Другое опасение М.М. Пистрака заключалось в том, что «ежели ребята двенадцати лет стремятся доказать взрослым, что Бога нет, то они не только не убеждают, но и сами в этом недостаточно убеждены»[158]. Наконец, смущало заместителя начальника Главсоцвоса наличие среди учителей верующих. «Мы хотим поручить антирелигиозное воспитание ряду лиц, которым это можно поручить с опаской. Встает вопрос о том, что лучше – поручить антирелигиозное воспитание таким лицам или быть довольным тем, что они вообще об этом говорить не будут»[159].

Выступивший на диспуте заместитель председателя СБ А.Т. Лукачевский отметил, что ребенок приходит в школу не как некая tabula rasa, на которой учитель будет писать любые письмена. «Совершенно не так дело обстоит. Ребенок большей частью приходит с определенными религиозными настроениями, религиозными взглядами»[160]. И поэтому представители СБ настаивали на антирелигиозном воспитании с первого года обучения[161].

Диспуты по вопросу антирелигиозного воспитания в школе проводились не только в Москве. В Балашове Саратовской губернии местное отделение союза работников просвещения лишь со второй попытки собрало просвещенцев на дискуссию «Антирелигиозное или безрелигиозное воспитание». Практически все выступившие на диспуте говорили «о необходимости контрнаступления на религию как классового врага»[162]. Меньшинство же, не возражая против антирелигиозного воспитания, предлагало ограничиться ведением его в школе повышенного типа (5–9 группы) и только в городе. «В отношении же деревни они требовали сугубой осторожности, не останавливаясь даже перед замалчиванием»[163]. Другой источник утверждает, что на диспутах в Балашове и Балашовском округе сторонники безрелигиозного воспитания выступали. «Бог нам не мешает, и мы ему мешать не будем», – говорили такие учителя[164].

В Самаре диспут о воспитании молодежи был вызван статьей в местной газете «Коммуна». На нем прозвучало заявление, что «в школе все насыщено антирелигиозной пропагандой, и проводить ее особо – лишнее, тем более что такая пропаганда вносит разлад в семьи детей…»[165].

Сообщения о диспутах публиковались в советской просвещенческой печати, материал подавался ангажированно, и, скорее всего, искажал действительность. К тому же многие присутствовавшие