Крест на моей ладони - Влада Воронова

Однако выбора у меня нет. Человеки могут быть либо незнанниками, которым ничего не известно о существовании Троедворья, либо вовлеченцами, либо трупами. И так везде — и у нас, и за рубежом.

Границы у волшебного мира с простеньской географией не совпадают. Здесь только восемь государств, пять маленьких и три больших: наше Троедворье, Магический Альянс и Волшебническая Лига. Альянс — это Европа, Северная и Центральная Америка, Океания. Лига — кусочек Азии, Африка, Австралия, Южная Америка. Троедворье — большая часть Азии, бывший СССР и четверть Восточной Европы. Маленькие государства лежат на стыке сверхдержав и никакой значимой политической роли не играют, используются как нейтральные зоны во время переговоров правителей.

Столицей Троедворья большаки, то есть главы дворов, непонятно по каким соображениям в 1564 году сделали Камнедельск. Директор Совета Равновесия затею одобрил, и маленький провинциальный городок стал одним из центров волшебного мира. До того столицей был иранский город Исфахан.

В отделе переводов работают в основном вовлеченцы, а из волшебников только практиканты первого курса. Дело в том, что волшебникам нет необходимости учить иностранные языки. Достаточно переключиться на магический слух, и они начинают воспринимать не звуковое, а смысловое содержание иноязычной фразы. Например, китаец и араб могут говорить друг с другом каждый на своём языке, но беседа будет понятна как им самим, так и пристроившемуся подслушать немцу, притом, что все трое владеют только родной речью. Точно так же без перевода понятен смыл любого текста на любом языке. Но устают от магического зрения и слуха очень быстро, поэтому волшебники предпочитают пользоваться услугами переводчиков. Есть и другая причина существования отдела.

Если язык бизнеса — китайский, а цифровых технологий — английский, то с 885 года Новой эры язык волшебства — русский. Закреплено это официально Великим Уложением о языке и речи, которое подписали все восемь государств. С тех пор отменить Уложение пытались не раз, и у нас и за рубежом, но не получилось — лучшего языка для составления заклятий и заклинаний не существует. Поэтому по всему волшебному миру все тексты переводятся на русский.

Через неделю зимний солнцеворот, один из пяти главных праздников Троедворья, и работать никто не хочет. Практиканты намекают Гаврилину, начальнику отдела и руководителю практики по совместительству, что подходит время второго завтрака и неплохо бы объявить перерыв на чай. Гаврилин, высокий сухощавый простень сорока двух лет, стремится как можно полнее насладиться краткими мгновениями власти над магородными и делает вид, что намёков не понимает, а попросить о перерыве открытым текстом практиканты не отваживаются.

Я пытаюсь зарифмовать стихотворные фрагменты волшебнической инструкции. Подстрочный перевод с хинди практикантик сделал неплохо, но я никак не могу понять суть заклинания. Или это заклятие?

— Коля, — спрашиваю у практиканта, — какая разница между заклятием и заклинанием?

Практикантик презрительно щурит серые глаза, проводит рукой по вьющимся тёмным волосам и, рисуясь магическим превосходством, снисходительно поясняет:

— У заклинания широкий охват, но короткая продолжительность воздействия. А у заклятия воздействие узконаправленное, зато долговременное. Например, чтобы превратить принцессу в жабу, надо заклинание. А чтобы оставить в этом виде, нужно заклятие.

— И такое превращение возможно? — усомнилась я.

— Ещё как возможно. Другое дело, на фига тратить целую прорву волшбы. Гораздо дешевле погрузить ненужную принцессу в летаргию, а ещё лучше — нанять простеньского киллера.

В Троедворье напряжёнка с сырьевыми ресурсами. Магических источников очень мало, поэтому волшебники предпочитают пользоваться технологическими средствами.

— А как называется сочетание заклятия и заклинания? — спросила я.

— Волшебство, — презрительно роняет практикант. — В зависимости от степени сложности — колдунство, ведьмовство, ведовство и так далее.

— Спасибо, — вежливо отвечаю я. Стало немного понятнее, но смысл текста я всё равно не могу уловить. Перечитываю ещё раз. Первая часть — скоростное преобразование сырой магии в волшбу с минимальными производственными потерями. Тут всё понятно. Стадии сырьевой обработки следующие: магия сырая — магия очищенная — волшба, которая и является энергией любого волшебства. Грубо говоря, сырая магия — это нефть, волшба — бензин, очищенная — нечто среднее. В очищенном виде магию транспортируют, так обеспечивается стопроцентная безопасность перевозок — очищенная магия абсолютно нейтральное вещество, никогда не загорится и не взорвётся. А волшбой её сделают уже на месте.

Гораздо хуже со второй частью, где речь идёт о том, что именно надо сделать из спешно изготовленной волшбы. Конструкция заклятия похожа на «светень», волшебный фонарик, а заклинания — на «мост истины». Но ничего общего между ними нет. Фонарь, он фонарь и есть, а на «мосту» разрешаются все споры между волшебниками-содворцами. Он считается высшим арбитражем, главнее любого трибунала, потому что вершит его само изначалие мира. Тот, кого изначалие сочтёт правым, спокойно пройдёт по «мосту» от опоры до опоры, а под виновным «мост» проломится, он упадет в Мёртвую Бездну. Дальше всё зависит от степени вины. Либо сильнейший болевой шок протяжённостью от пяти до пятнадцати минут, либо через двадцать минут Бездна исторгнет основательно изуродованный труп.

Но для «моста истины» слишком сложная конструкция заклинания.

— Коля, — опять спрашиваю практиканта, — «мост» — это ведь одно из самых элементарных волшебств?

— Да, — отвечает он. — С ним даже нулевики на полсвиста справляются.

— Кто?

— Волшебники нулевого уровня силы. Меньше, чем колдун. Обладают магическим зрением и слухом, могут заходить на все виды инопространства, но волшебничают не просто слабо, а очень слабо. Способны одолеть три-четыре заклятия и заклинания, не больше.

— Никогда о таких не слышала, — сказала я.

— А нулевиков не активируют, — снисходительно бросил ведьмак. Сейчас Коля готовится к экзамену на ведуна. — Пользы от них никакой, а содержание надо платить как полноценному волшебнику.

— Но ведь есть усилительная волшба. При желании колдуна за месяц можно дотянуть до ворожея.

— На нулевиков она не действует, — сказал Коля. — Нулевик — это навсегда.

— И неуки нулевого уровня после спонтанной активации могут безбоязненно использовать свои способности? — не поверила я. Дворы жадно рвут друг у друга любого мага или оборотня, хоть колдунского уровня, солдат им всегда не хватает.

— В битвах Тьмы, Сумрака и Света, — ответил практикант, — толку от нулевиков никакого, выдать человекам факт существования волшебного мира неуки не могут, и поэтому в большинстве случаев Совет Равновесия не обращает на них никакого внимания, предоставляет право впечатлять простеней во всё удовольствие. Треть известных гуру, экстрасенсов, ясновидящих, астрологов, гипнотизёров и святых-чудотворцев — маги или оборотни с нулевым уровнем. Остальные — талантливые мошенники.

Я кивнула и вернулась к переводу. Информация интересная, но бесполезная.

На столе у Гаврилина звякнул внутренний телефон. Он взял трубку, выслушал и сказал:

— Дробышева, срочно в пятую учебку.

Опять предсказателям нашим мутновидящим подопытный кролик понадобился. Откладываю бумаги в сторону и выхожу в фойе. Тут кипит работа.

Два эльфа — человечки тридцати сантиметров роста с крылышками за спиной — поливают цветы в настенных горшках. Ещё пятеро эльфов моют люстру. Крылья у них той же формы, что и у бабочки махаон Маака, только размером побольше — примерно на одну треть эльфийского роста, белого цвета, прозрачные и переливчатые как у стрекозы. Верхушки ушей круглые, лица от человеческих тоже ничем не отличаются, разве что черты потоньше и поизящнее. Грузоподъёмность у эльфов для такого крохотного роста невероятная, один малышотик с лёгкостью тягает пятьдесят килограммов.

Четверо домовых пылесосят ковролин. Рост у них пятьдесят сантиметров, внешность тоже человеческая. Бороды и усы домовые бреют, сейчас патлатость не популярна.

Одеваться что эльфы, что домовые предпочитают в соответствии с человеческой модой.

Два домовых принесли большую коробку с новогодними гирляндами, эльфы начали развешивать.

Я спустилась на этажом ниже, в учебное отделение, постучала в дверь пятой аудитории.

— Кто? — крикнули из-за двери.

— Вовлеченка Дробышева, по вызову, — ответила я.

— Заходи, — бросили мне. Дверь распахнулась.