Эта женщина будет моей - Александр Звягинцев

– Дробовик, – усмехнулся Тарас. – Для начала сойдет… А если бы у него был автомат? Или гранатомет, а? Представляешь? Нет, ты подумай, что тут можно будет натворить!

У Тараса от возбуждения даже зубы стучали.

– Кто же ему даст гранатомет? – поинтересовался Карагодин.

– Если понадобится – найдутся люди, – пробормотал Тарас.

Он просто не мог оторвать взгляда от пылающей площади, где темнокожие подростки, захлебываясь от ненависти и подстегиваемые ощущением безнаказанности, забрасывали полицейских камнями, громили железными прутьями все, что попадало под руку.

Карагодин смотрел на битву за окном как профессионал. Все его симпатии были, конечно, на стороне полицейских. Он слишком хорошо знал, каково это – стоять против обезумевшей от злобы толпы, которая ненавидит тебя до умопомрачения и, будь ее воля, разорвала бы тебя на кровавые куски… И еще он видел, что полицейские – и тут заложники политики: они связаны приказом быть максимально осторожными, чтобы их нельзя было обвинить в неоправданной жестокости или неоправданном применении силы.

– Козлы! – прошипел Тарас. – Вырядились, как космонавты, а с бандой щенков ничего поделать не могут!

Полицейские действительно выглядели пришельцами из иных миров и времен в своих черных рыцарских доспехах и шлемах с прозрачными забралами. То ли космонавты из будущего, то ли крестоносцы из сумрачного Средневековья. Кому что нравится, подумал Карагодин. Либо так будет выглядеть надвигающееся будущее, либо все стремительно и неумолимо возвращается в прошлое. И попробуй отыскать между ними много различий…

– Ничего, доиграетесь, свое получите! – погрозил кому-то Тарас.

Ишь, разошелся! Карагодин хотел сказать что-то язвительное, но тут ослепительный поток света ударил по глазам, так, что он инстинктивно отшатнулся от окна. Тарас тоже прикрыл глаза руками.

– Вертолет вызвали! С прожектором…

Тарас отвернулся от окна, но вертолет заложил вираж, и комната снова погрузилась в темноту. Зато площадь теперь была освещена ярко, как сцена. И было отчетливо видно, как уже на другой улице, выходящей на площадь, появился еще один скутер с двумя седоками в масках. Маневр был все тот же – скутер выскочил за спинами полицейских и на секунду остановился. Правда, теперь эти партизаны были без дробовика, но зато в руках у сидящего сзади были две бутылки. Он тут же швырнул их в полицейских. На сей раз им повезло – бутылки не долетели и разбились об автобус, который тут же вспыхнул, как спичечный коробок. Если бы зажигательная смесь попала на полицейских, никакие доспехи не помогли бы…

– Ладно, давай выпьем, что ли, – сказал Карагодин. – Еще насмотримся…

Тарас хитро глянул на него и вдруг проницательно спросил:

– Что, своих стало жалко, а?

– А твои-то тут кто? Шпана эта? – окрысился Карагодин, которого вдруг полоснула ненависть к Тарасу – в какую грязь его заманил!

Тарас, видимо, почувствовал опасность и сразу сбавил тон.

– Моих тут нет, – миролюбиво сказал он. – И наших тоже. Все они тут мне чужие. И тебе тоже. Так что расслабься… Давай накатим, старик, пока эти друг друга мордуют.

Они вернулись к столу, где стоял несколько бутылок вина, валялись куски сыра и ломти хлеба. В эту квартиру в пригороде Парижа Тарас привез Карагодина еще днем, когда на площади было тихо и пусто. Сказал, что с наступлением сумерек на площади начнутся интересные дела, за которыми им нужно проследить. И сделать свои профессиональные выводы.

В квартиру их впустила невысокая, смуглая молодая женщина, затянутая в черный комбинезон. Совсем молодая, почти подросток. Выглядела она неприветливо. В ее небольшой, ладно скроенной фигурке чувствовалась гибкая сила, как в стальном пруте. Не сказав ни слова, даже не подняв на них глаза, она провела их в комнату. Потом взяла огромный мотоциклетный шлем, лежавший на столе, и так же молча пропала.

– Вали, сука драная! – с ненавистью прошипел Тарас ей вслед.

Карагодин посмотрел на него с удивлением.

– Чего тебя так разбирает?

– Знал бы ты, что это за тварь! Держись от нее подальше, а если будешь рядом, спиной не поворачивайся – сунет перо между ребер. И даже не скажет почему…

– А кто она? – уже заинтересованно спросил Карагодин. – Ты можешь объяснить по-человечески?

– Палач! Людей она убирает… Правая рука босса – он ей одной доверяет, больше никому. Говорят, она сирота, он ее вырастил и научил всему…

– Чему всему?

– Чему? Людей убивать! Вот этому самому и научил. Тварь без жалости.

Больше Карагодину ничего выяснить не удалось. Тарас схватился за мобильник и стал изображать из себя большого начальника, раздающего указания. А Карагодин завалился в кресло и включил телевизор.

Шли новости. Красивая дикторша, пытаясь скрыть волнение, строгим голосом рассказывала о беспорядках, которые вдруг вспыхнули сразу в нескольких пригородах. Ничего нового от суровой красавицы Карагодин не услышал. Ну, большинство участников беспорядков – подростки из неблагополучных районов, в основном дети иммигрантов из Африки и арабских стран. Ну, разумеется, эту проблему нельзя назвать этнической или расовой. «Эти подростки выходят протестовать не против других национальностей, а против государства вообще! Они не признают его власть, разрушают все, что символизирует государство. Они нападают даже на пожарных!.. Но главный объект их ненависти – полиция. Власти недооценивают непонимание, существующее между национальными меньшинствами и полицией…»

Как мило! А может быть, есть такая новая национальность – полицейский. Который во всем и виноват. Так уберите полицейских, господа! Тем более был такой замечательный опыт в России – в семнадцатом году убрали городовых и великая империя слиняла в три дня…

А потом красавица-дикторша процитировала министра юстиции, заявившего, что «беспорядки носят организованный характер. В происходящем видна организованность, присутствуют стратегия и гибкая тактика». А дальше было уже совсем интересно. Появился сам министр и заявил: «Если бы я был в состоянии ответить на вопрос, кем они организуются, то эти люди уже сидели бы в тюрьме».

Милый, так если ты не в состоянии, может, пора другую работу поискать? Карагодин потянулся в кресле. «Способы действия этих организованных банд неоспоримо указывают на наличие координации между ними», – вполне жалобно доложил минстр. И добавил: «На некоторых интернет-сайтах появляются адресованные в другие города призывы присоединяться к движению в парижском регионе. Это движение направлено против республиканских институтов».

Когда же растерянный начальник объявил, что «беспорядки устраивают мобильные группы молодых людей или, возможно, не очень молодых – из-за масок разобраться трудно», Карагодин не выдержал и рассмеялся. Мсье стоило бы в следователи податься с такими аналитическими способностями. «Они приезжают на скутерах, нападают и уезжают. Задерживать их чрезвычайно трудно», – горестно вещал борец с преступностью.

Тарас, привлеченный смехом Карагодина, оторвался от мобильника и тоже уставился в телевизор.

– Чего ты развеселился?

– Да смешно все это слушать! Жалуется, что бандиты на скутерах приезжают, да еще в масках. И уезжают быстро. И потому, понимаешь, поймать их очень трудно.

Тут на экране возник человек с заклеенным белым пластырем носом, на больничной койке, и дикторша сообщила, что это доблестный комиссар местной полиции. Он попытался облагоразумить «разгневанных парней», а они сломали ему нос и несколько ребер. Эти «разгневанные парни» Карагодина совсем вывели из себя!

– Тебя бы, дамочка, к ним в лапы на часок-другой, посмотрел бы потом, что бы ты запела про этих «парней», – выругался он.

– Это что за жертва аборта? – загоготал Тарас, тыча мобильником в экран.

– Местный комиссар полиции, – нехотя объяснил Карагодин. – Он пытался вступить в переговоры, а ему переломали ребра…

– Вот идиот! Нашел с кем переговариваться!

Карагодин покосился на Тараса и хотел было напомнить ему, как он со своим начальником валялся, связанный, как баран, на загаженном полу санчасти Красноводской тюрьмы, а взбунтовавшиеся зэки, к которым они отправились на переговоры, демонстративно харкали на них, проходя мимо…

Но делать этого он не стал, потому что уже успел разобраться – Тарас обидчив, злопамятен, мстителен, а себя всегда и во всем считает правым. Даже не обиду, а усмешку над собой запоминает, чтобы потом обязательно отплатить сторицей.

Когда уселись за стол, Тарас жадно заглотнул сразу несколько бокалов вина не закусывая и заметно опьянел. Видимо, сказалось возбуждение, в которое он впал, наблюдая за битвой на площади. Можно было попробовать вызвать его на откровенность и попытаться выяснить, какие именно приказы он получил.

– Так чьи действия будем анализировать? – рассеянно поинтересовался Карагодин. – Полиции или «разгневанных парней»? На чьей мы стороне?