Донор - Сергей Чилая

- Okay! Let us separate and meet again when we will be able to speak Russian, аnd I'll be the first to leave this meeting... - Я встал и начал пробираться к выходу, с трудом протискиваясь сквозь столы, стулья и чьи-то ноги.

- You, Paul! You will never set the Themes on fire. You can not get your teeth into the Lab, - кричал я в запальчивости, испытавая ужас и стыд и уверенность, что меня остановят, прежде чем доберусь до двери...

Я садился в машину, когда подбежал Горелик и, путано объясняя что-то, начал тащить за рукав.

- Идите, вы, Горелик, вместе с дурной грузинской публикой к чертям собачьим... и не смейте дергать меня за рукав. Fuck off yourself! Можете делать все, что хотите, и говорить на иврите или по-абхазски...

Тут я увидел Этери. Она медленно шла с опущеннной головой, тихо позвякивая железками в карманах, и я понял, что больше всего в этот жуткий день меня беспокоило тревожное ожидание утраты и что сейчас эта утрата так неохотно и медленно приближается ко мне.

Я вышел из машины, обнял ее и погладил по волосам:

- You will never run out of the wrong things, - равнодушно сказала Этери.

- Do not be silly, Honey! If we have nothing to lose by change, relax.

- Нет, БД! Я тоже собралась. Я уезжаю.

- Ты с-спятила! Где у тебя свербит? Что ты выдумала, чертова девка, и что скажет твой отчим?

- Он не отчим... - Она посмотрела на меня, и я почувствовал, что снова начинаю видеть мир ее глазами.

Этот мир возникал постепенно, будто оттаивали запотевшие с мороза очки. Вакханалия красок, звуков, чего-то еще, манящего и волнующего, что я не научился излагать человеческим языком, атаковали так, что я терял сознание. Когда сознание возвращалось, мир представал более упорядоченным, и проносящиеся во всех направлениях световые потоки и звуки постепенно выстраивались в символы или образы, интерпретация которых требовала значительных усилий... Иногда моих усилий хватало, чтобы остановить любой звуковой или световой образ в том мире и детально рассмотреть его, и, хотя слово "рассмотреть" ничего не объясняет, я уже знал об этом предмете или событии всю предисторию, новейшую историю и будущие события. К сожалению, сил не доставло, чтобы из потоков образов выдергивать те, что интересовали меня. Этери, стараясь помочь, брала меня за руку, но я не мог или не хотел ее помощи, и она не настаивала.

- Чего вы боитесь, БД? - Спрашивала она. - Разве вам не интересно узнать то, что вы хотите?

придется платить.

- Вы циник. Эти знания бесплатны. Там вы могли бы узнать много нового про консервацию...

- Б-бесплатных знаний, как и чудес не бывает. Из одной мухи можно сделать только одного слона. Ты знаешь это не хуже, но гонишь меня туда опять и опять, как на службу, будто исполняешь чью-то волю... А про консервацию органов там известно еще меньше, чем здесь...

- Рыжий! Рыжий, погоди! - В мой только что упорядоченный мир образов и звуков, каждый раз заново создаваемый девочкой-лаборантом, ворвался Кузин крик. Я с трудом выбрался из Этери в свою машину и увидел, как Кузьма, поблескивая могучим животом, отрывающим пуговицы на рубашке, приближается к машине.

- Ты совсемохуелРыжий! Зачем эти демарши, - горячился Кузьма, глядя как отскакивают пуговицы. - Пойми, дурень, твоя публика сегодня празднует не защиту очередной диссертации, но свободу своей страны... Не твоей, заметь, но своей, и ты на этом празднике лишний!

"Он научился формулировать не хуже меня, - машинально подумал я. - А как спорить с самим собой?"

Вечеринка начала перемещаться к моей машине, вокруг которой собралась лабораторная публика, постепенно выбирающаяся из зала, гости из Москвы и Берлина, родственники диссертанта, которые все время лезли целоваться... Появился Царь.

- Надо вернуться в зал, Боринька. Вы всех обидите, - сказал он мягко.

- Обижу?! -Вскипел я. - М-меня выставили... Где теперь дерьмовое грузинское б-благородство? Пол хочет заведовать лабораторией? О'кей. Пусть заведует... С таким же успехом он может управлять Большой Медведицей или писать партитуры... Лаборатория умирает. Вы наблюдаете агонию... Видите Этери? Подойдите, возьмите ее за руку и почувствуете и, может быть, поймете то, что вам еще только предстоит узнать...

Вскоре капот моей "Волги" украсила накрахмаленная белая скатерть с едой и выпивкой. Из мощных динамиков автомобиля неслось любимое "Happy Go Lackey Local" в исполнении трио Оскара Питерсона. Кто-то сунул в руку бутылку виски "Johnеy Walker" и я сделал большой глоток, и вскоре мне стало все равно, на каком языке говорит вечеринка, гуляющая на капоте.

Через час подошел Горелик с новой бутылкой виски.

- Этот вам прислал Пол, - выжидающе сказал он.

- У меня п-пока есть, - ответил я, понимая, что не надо было говорить "пока", и отвернулся.

- Напрасно вы так болезненно реагируете, - начал Горелик. - Никто не собирается занимать ваше место в лаборатории и тем более Пол. Помните, когда вы только начинали создавать лабораторию, он, как последняя санитарка, мыл инструменты и драил пол в операционной... Простите его!

- Евангелие говорит, что п-прощать надо врагам. О друзьях там ничего не сказано...

- БД! Рушится уклад тбилисской жизни, а вы шутите, как всегда, и не замечаете ничего, кроме искусственного сердца и донорских органов! - Кричал Горелик, трезвея и стараясь отобрать у меня почти пустую бутылку виски.

- Умение смеяться, когда хочется плакать, и делает человека человеком. Зачем вам моя б-бутылка? - спросил я и продолжал:

- Уклад не расшатывается сам. Его расшатывают придурки, что ездят по улицам с ф-флагами, и те, что торчат на митингах, где ничего не происходит, кроме раздачи еды и денег зачинщикам.

Горелик пытался возражать, но я не слушал его:

"Иди и рази беспощадно, ибо близится царство божие!" - не про грузин... Про вас: "Хвалите Господа, ибо он благостен!"

Я сделал глоток: виски закончился неожиданно быстро, и я машинально потянулся к гореликовой бутылке. Я так и не вернулся в ресторанный зал и пришел в себя на заднем сиденье автомобиля. Рядом неподвижно сидела Этери с прямой спиной и смотрела в никуда белыми глазами.

Я попросил, чтоб развезли гостей и присел вместе с Кузей на ступеньки. Кузя перепил и устал, и сильно потел, и по красному лицу я понял, что у него поднялось давление.

- П-поехали домой. Даррел даст тебе гипотензивных.

- Нет. Только чачу! - сказал Кузьма и полез в машину.

- Надо ехать в хашную, Боринька. - вырос Пол у меня за спиной.

- П-почему ты не на том дерьмовом митинге... и почему русски? медленно закипая спросил я.

- Рыжий! - старался разрядить обстановку Кузя. - Бери Горелика, и поехали. За Полом я присмотрю.

Я знал, что перечить пьяному Кузе бессмысленно.

Глава 7. Сочи: прогулка с Осей

БД несколько лет проработал в компании Хуго Риттенбергса. Вначале тот определил его переводчиком, предварительно спросив, что он умеет делать.

- П-пожалуй, ничего интересного для вас. Знаю английский, компьютерные программы, играю на саксофоне, фортепиано, плаваю прилично, теннис, оперирую немного...

- Что еще? - спросил, позевывая Хуго. БД видел, что тому не интересен ни он сам, ни его интеллигентская болтовня, и не обижался. Хуго выложил ноги в дорогих итальянских башмаках на полированную крышку стола и передвинул сквозь ткань брюк удивительно большие гениталии.

Оскар Берзиньш, деверь БД - его жена приходилась родной сестрой Даррел, - в прошлом секретарь ЦК комсомола, потом один из секретарей ЦК Компартии Латвии, а теперь государственный чиновник высокого ранга в независимом государстве, взял его с собой на вечеринку по случаю открытия новой бензоколонки Риттенбергса в Риге. Деверь, которого БД звал еврейским именем Ося, напряженно вслушивался в общественное мнение, определявшее его поведение. Он был сдержан, осторожен, хорошо одевался, в отличие от большинства местных чиновников, и любил носить очки, не подозревая, что для этого мало быть умным.

Между БД и Осей не было большой дружбы. Они встречались из-за жен, у которых было так много общего, что иногда становилось непонятно, кто на ком женат. БД любил повторять по этому поводу: - Нас с Осей связывают не столько родственные узы, сколько классовая солидарность.

Лет десять назад мы с Осей и сестрами-женами отправились на отдых в Сочи. Царь забронировал для нас двухместные номера в гостинице "Приморской', а сам расположился по соседству в номере-люксе. Он только что, не без моей помощи, получил звание академика и во всю наслаждался еще необрыдшими поздравлениями, банкетами, банями, пикниками, которые следовали друг за другом с пугающим постоянством. Интеллигентный Царь стоически сносил знаки внимания к своей особе, позволяя блеску короны падать на мои лицо и тело, слегка подсвечивая Даррел и родственников отраженным светом.

Кто-то из Царевых друзей переслал ему поездом из Тбилиси двадцати-литровую бутыль редкостного кахетинского вина, и мы с Осей, освободившись от вязкого прессинга сестричек, отправились за ней на вокзал.