Моё большое маленькое Я - Фабио Воло

— С другой стороны, — продолжал он тем временем, — в тебе тоже есть чувства и мысли, которые ты хотела бы выразить, выплеснуть из себя. Ты ничего не знаешь о них только потому, что никогда всерьез об этом не думала. Возможно, у тебя нет таланта, но у тебя наверняка есть способности, просто, к сожалению, в прошлом ты не встретила человека, который помог бы тебе в это поверить. Или же ты тоже относишься к «марафонцам».

— То есть?

— Представь себе, что ты участвуешь в марафоне. Ты бежишь с друзьями и подругами. Наконец наступает момент, когда ты понимаешь, что у тебя легкие ноги, широкий шаг, что ты можешь еще прибавить, и тогда ты решаешь последовать за своей силой, которая влечет тебя вперед. Ты начинаешь верить в свой талант. Пробежав еще немного, ты замечаешь, что основная группа отстала. Ты оборачиваешься и видишь, что бежишь одна. Остальные сзади, все, кто подсмеивался над тобой, все они остались сзади, а ты бежишь одна, наедине с самой собой. Но ты почему-то не можешь вынести этого одиночества, замедляешь шаг, и отставшие настигают тебя, а ты, отвергнув свой талант, притворяешься, что ты такая же, как и все. Остаешься в общей группе. Но ты другая, ты не такая, как они. Даже оказавшись среди них, ты все равно чувствуешь себя одинокой.

Федерико первым разглядел настоящую Франческу, прятавшуюся за той девушкой, которую в ней привыкли видеть все остальные. Он увидел в ней женщину, какой она стала сейчас. Он сразу же проник в ее самую сокровенную суть.

Франческа почувствовала себя перед ним обнаженной, и единственное, что она сумела выговорить в ту минуту, было: «Ну, что же, спасибо. Но мне кажется, что ты ошибаешься. Я не выдающийся марафонец…»

Ужин получился чудесный, мы обо всем успели поговорить. И курица оказалась в меру зажаренной. Мы от души смеялись, когда Франческа рассказывала нам историю про своего гинеколога, от услуг которого она потом отказалась. Несколько лет назад, после осмотра, он предложил ей вместе пойти отдохнуть. Но Франческа нам сказала, что, когда он осматривал ее в последний раз, она почувствовала что-то необычное в его прикосновениях. Мы потрепались о шестом женском чувстве, о том, что у мужчин и женщин сексуальность проявляется по-разному. Сексуальный аппарат мужчины находится снаружи, а у женщины он расположен внутри, поэтому, утверждал я, женщина не может так же легкомысленно относиться к половым сношениям, как мужчина. Намного проще прийти в дом к чужому человеку, чем пригласить его к себе. Мне, например, не нравится впускать в свой дом всех без разбора. Я слепо уверовал в эту свою теорию, но они подняли меня на смех. Я в то время к таким своим мыслям относился с некоторым тщеславием, хвастливо выпячивал их напоказ. Франческа вспомнила, что похожая история случилась у ее подруги с психотерапевтом, и тогда мы стали гадать, какая из них гаже — когда кто-то препарирует твое сознание или проникает в твое влагалище?

Франческа, возможно, не такая красивая, какой я вижу ее или описываю, но она в самом деле очень привлекательная женщина, и когда в тот вечер мы спросили у нее: «Если уж гинеколог не остался к тебе равнодушен, то сколько мужчин пристают к тебе на работе в баре?», она ответила нам: «Не считая Микеле и женатых мужчин, не так уж много».

— А чем ты соблазняешь женатых мужчин? — спросил я у нее.

— Я ничем не соблазняю женатых мужчин, но в любом месте, где работают женщины, женатые мужчины пристают чаще других.

— Кстати, — обратился я к Федерико, — мы с Франческой через пару дней идем на свадьбу? Угадай, кто женится!

— Убей бог, не знаю.

— Мой кузен Лука и Карлотта.

— Они женятся? А разве они не рассорились год назад? — произнес Федерико с ехидной улыбкой.

— Они помирились. Если хочешь, я скажу ему, чтобы он пригласил тебя. Они не знали, что ты вернешься.

— Нет, не стоит. Но я позвоню им, поздравлю.

— Ты помнишь, как мы сбежали из твоего дома на вечеринку к Карлотте?

— Я больше всего помню пощечину, которую отвесил мне отец.

— Хорошо, что это был твой отец, а то досталось бы и мне.

Джузеппе заметил, что мы сбежали, и с криками примчался за нами, выставив нас перед всеми в жалком виде. Над нами еще долго после этого насмехались. На следующий день отец Федерико лег спать после обеда и попросил разбудить его в шесть часов, потому что у него была назначена важная деловая встреча. Но после пережитого из-за отца унижения Федерико перестал с ним разговаривать, он просто вошел в комнату и оставил ему записку: «Вставай! Уже шесть».

Джузеппе проснулся в восемь. Последовали новые оплеухи.

За ужином я и Федерико рассказали Франческе также о проделках и розыгрышах, которые мы вместе устраивали. Как однажды мы вылили большой флакон моющего средства в фонтан на площади, и спустя несколько минут он был весь полон пены, которая вытекла даже на дорогу. Или как приковали к столбу цепью с висячим замком велосипед ночного полицейского, пока он наклеивал извещения о штрафах к металлическим ставням на витринах магазинов.

Если же кто-то умудрялся крупно нам насолить и мы в отместку собирались разыграть с этим человеком злую шутку, то мы устраивали ему «машину с уцененными товарами» — брали всякий никому не нужный хлам: старые шлепанцы, солнечные очки, пластинки, стаканы, тарелки — и все это моментальным клеем приклеивали к капоту, дверцам, крыше машины. Но этот человек должен был быть действительно порядочным дерьмом, чтобы заслужить такую месть. Мы, в общем, только один раз это и сделали.

Но самым блестящим, да и самым удачным, розыгрышем стала «машина во втором ряду».

Однажды рядом с моим домом во втором ряду стояла машина, которая мешала выехать другой машине. Рядом с ней с недовольным лицом стоял полный синьор, который беспрерывно жал на клаксон: сразу было видно, что он долго ждал хозяина машины. Мы давным-давно мечтали о такой забаве, но устроить наш розыгрыш было не просто, надо было дождаться подходящего случая. Должен был совпасть целый ряд обстоятельств. И вот когда возникла идеальная ситуация, наша проделка и стала самым блестящим и удачным розыгрышем.

Федерико подошел к взбешенному водителю и сделал вид, что он владелец машины во втором ряду.

— Да хватит сигналить! Ты уже всех достал, у меня скоро барабанные перепонки лопнут!

— Извини, это твоя машина?

— Да, а что?

— И ты еще спрашиваешь? Я уже десять минут сигналю, а ты подходишь и говоришь, что я тебя достал?! Живо переставь ее, пока я тебе рожу не начистил и машину твою не помял!

— Что? А ну-ка слушай меня, мордоворот! Или ты извинишься, или я не переставлю машину.

— Я тебе еще раз повторяю: или ты переставишь сию же минуту свою машину, или я ее тебе, тупица, разобью!

Превосходно, все шло прямо как по сценарию.

— А, так ты меня еще и оскорблять вздумал! Вот что я тебе скажу: иди ты к черту, моя машина тут и останется! Я ухожу, а если тебе надо переставить ее, то сам и переставляй. Разбей стекло и вытолкай ее, вызови карабинеров, да делай что хочешь, болван, а я пошел кофе пить!

Федерико ушел. Мужчина попытался было броситься за ним, но едва Федерико свернул за угол, за которым, притаившись, стоял я, как мы моментально нырнули в подземный гараж. Конец первого акта.

Чуть погодя из окна квартиры мы видели, как мужчина стал колотить по машине, а потом выбил стекло. Он был настолько взбешен, что ему, как дикарю, в ноздрях только кольца не хватало. Пока он возился с ручным тормозом, наш шедевр приблизился к своему завершению. Подошла хозяйка машины. Крики. Карабинеры. Конец второго акта. Конец розыгрыша. Занавес.

Даже если мы тысячу раз попробуем повторить эту шутку, так удачно, по-моему, у нас больше никогда не получится.

В тот вечер Федерико долго рассказывал нам о Софи, о том, чем они занимаются. Он познакомил нас с проектом гостиницы «посада», с другими их планами, которыми они займутся в будущем. После он рассказал нам о своих странствиях, о том, что ему удалось повидать в мире.

Он рассказал, что в Перу двадцать дней жил у одного шамана. Как-то ночью они зажгли костер, и шаман велел Федерико закрыть глаза и вслушиваться в его слова. Камлание шамана позволило ему испытать незабываемые ощущения, он пережил сильнейшие эмоции. Он рассказал нам, что возносился на небо, летал, как орел, в воздухе и плавал, как рыба, под водой.

— Я не находился больше в своем теле, а оторвался от своей плоти и посетил далекие места, в которых никогда раньше не бывал, при этом каждый раз я превращался в новое существо. Это ощущение не было плодом воображения, это было нечто большее. У меня было такое чувство, будто внутри меня обитает некое божество. Я не знаю, что это было, я ничего не понимал, я был настолько переполнен эмоциями, что все происходящее не умещалось у меня в голове…

Я и Франческа как завороженные выслушали его рассказ. На самом деле, я думаю, что Федерико было бы неприятно признаться, что все происходило совсем не так, а эту историю он выдумал, чтобы произвести впечатление. У него был талант нести всякий вздор. Я снова попался на его удочку.