На углу, у Патриарших... - Эдуард Хруцкий

— И тебе нравится твой образ жизни? — спросила она с холодной недоброй иронией, явно стремясь задеть его.

— Ненавижу! — Он потешно передернулся, старясь свести разговор к шутке.

Однако Наташа не приняла его тона.

— Тогда почему ты мент? — задала она свой сокрушительный, по ее мнению, вопрос. — Алеша говорил, ты был первый на курсе. Юристы сейчас везде — элита.

Нет, Наташа не рвалась в элиту, даже презирала ее, считала ее йэху. Просто очень уж сильно девушка испугалась за Сергея сегодня…

— Что еще говорил Алеша? — Он напрягся, почувствовав болезненный укол ревности.

— Не отвлекайся. Я спрашиваю, почему не возьмешься за ум? — В ее голосе появились менторские нотки.

— Пробовал — не получается. Потом понял: так устроен — быть охотником… И ничего не хочу менять! — твердо добавил он.

— А если захочу я? — она взглянула на него в упор.

— Не стоит! — рассмеялся Сергей. — Но приятно, когда кто-то о тебе думает, — он блаженно улыбнулся.

— О ком же мне еще думать? — удивилась Наташа.

— Мало ли… — хмыкнул он. — А раньше о ком?.. — вдруг словно спохватился Сергей.

— 

— О-о! — протянула Наташа и засмеялась наконец сама. — Такого парня себе намечтала! И вдруг — ты… — Она ласково провела пальцем по его щеке.

— Жуть! — Сергей опять потешно передернулся. — Выбрось меня из головы сейчас же! — Он сделал страшные глаза.

— Поздно… — Наташа нежно улыбнулась. — Все уже случилось. И с тобой — тоже.

— Да… — произнес Сергей хрипловато; только это и выдавало его волнение.

Они снова поцеловались — столь же жарко и вкусно, как и в первый раз.

— Господи, — выдохнула Наташа, — как он бил тебя! Подонок! Обезьяна!

— А как? — иронично посмотрел на нее Сергей.

— Насмерть… — Девушка вся сжалась, будто это ее сегодня избили и она заново переживала происшедшее.

— Что же ты раньше не сказала? — улыбнулся Никольский. — А я в рапорте написал: побои средней тяжести, — и серьезно добавил. — Жалко, упустил гада.

Девушка отступила на шаг.

— А себя не жалко?! Дуралей несчастный! — выкрикнула она отчаянно.

— Успокойся, — попросил Никольский.

— Хватит быть охотником! Понял?! — Она опять кричала.

— Понял, понял. — Он сделал умиротворяющий жест.

— Пора нормальным человеком стать. Для этого не меньше смелости требуется, — сказала она уже другим голосом.

— Наверное, — пожал он плечами.

— Я помогу. Мы справимся, не бойся. — Она видела, что он не воспринимает ее всерьез. — Попробуй!.. Иначе просто не выйдет у нас ничего с тобой!.. — снова сорвалась она на крик. — Что молчишь? Ответь, пожалуйста!

— Чайник закипел, — спокойно заметил Сергей.

— Давно! — отмахнулась Наташа, нетерпеливо ожидая его ответа.

— Сейчас ужинать будем, — сообщил он буднично. — Правда, хлеба нет.

— Переживем! — Она сверлила его взглядом.

— Печенье где-то было… — Он заметно сник.

— Ты не ответил, Сергей! — Она требовательно смотрела на него.

Никольский понял: ответить придется. Но как объяснить ей, что нельзя ему менять профессию?! Что, поменяв профессию, он потеряет самого себя, собственную личность?! И такой — потерянный — он не будет нужен никому, в том числе и ей, Наташе! Ибо любить того слизняка, в которого Сергей тогда превратится, она попросту не сможет! Как ей это объяснить?!. Он вздохнул.

— Я тебе в спальне постелю, а сам на диване лягу…

Наташа поняла: это и есть его ответ. И обжигал этот

ответ, как пощечина…

— Трус! — помолчав, произнесла девушка. Она была обижена, она не могла понять…

Котов листал в кабинете Никольского протоколы.

— Что Румянцева? — спросил он у Сергея. — Ничего больше не рассказывала интересного? — И, не дождавшись ответа, заключил. — Значит, обрублен этот кончик.

— Помнишь, она говорила, у того бандита седая прядь — от виска к затылку? Ты проверял? — осведомился Никольский.

— Есть такой… если, конечно, он. Уж больно примета ненадежная… — Котов с сомнением покачал головой. — Петр Ионович Болбочан.

— Подробнее, — попросил Никольский. — Он на мою территорию не залетал.

— Кличка «Бец», — начал Котов. — Две ходки за налеты. Хорош собой, как Ален Делон, дерзкий, жестокий, но физически не очень силен. В женском платье клеил иностранцев, а потом грабил их. Раньше работал в театре гримером, отсюда — редкое умение маскироваться. Последние два года по московским делам не проходил. Ни к какой преступной группировке не принадлежит. Волк-одиночка.

— В законе?

— Он на этот закон облокотился! — хохотнул Котов. — Воровских правил не признает, но тем не менее в авторитете.

— Думаешь, на себя работал? — уточнил Никольский.

— Не исключено, — кивнул Котов.

— Давай примем как версию, — предложил Никольский.

— Дохлую, — хмыкнул Котов.

— Других нет, Слава, — вздохнул Никольский.

— Если грабил Бец, драгоценности могут уйти к черным ювелирам, — уныло произнес Котов. — Переплавят — и не найдешь.

— Нет, судя по твоим описаниям, он таким вещам настоящую цену знает, — возразил Никольский. — Он придержит их.

— Пожалуй, — согласился Котов.

— А как он избавится от картин? — спросил Никольский самого себя. И сам же ответил: — Коллекционеры резаные полотна не возьмут, в комиссионку их не сдашь. Остаются антиквары.

— Их по Москве сотни, — напомнил Котов.

— Не скажи! — возразил Никольский. — Богатеньких по пальцам перечесть можно. Надо пощупать.

В кабинет впорхнула Яна.

— Филоните, сыщики? Как не стыдно!

— Привет, Яна, — кивнул Никольский.

— Чего тебе, подруга? — без особого энтузиазма поинтересовался Котов.

— Репортаж заказали о ваших героических буднях! — выпалила Яна насмешливо.

— Не получится, — сказал Никольский. — Снимай фельетон.

Яна заметно огорчилась.

— Плохо дело? — спросила она сочувственно.

— Хуже некуда, — вздохнул Котов.

Никольский сидел в парадном старого дома, поставленного на реконструкцию, и слушал местные новости, которые принес его агент — Стас.

— Ты, Василич, мне пол-литра проиграл, — излагал Стас, расхаживая взад-вперед перед Сергеем. — Нашел я то оцинкованное железо, которое якобы из нашего РЭО украли. Его главный инженер с прорабом толкнули Скобелкину, который прямо под вашим носом частную гостиницу строит.

— Пол-литра за мной, — согласился Никольский. — Еще что?

— Вчера в кафе «Московские зори» Витька Цепко мне по дешевке видеомагнитофон предлагал. Вот и все, начальник.

Стас подбоченился, посмотрев на Никольского с чувством исполненного долга, ожидая похвалы.

Никольский ожидание оправдал:

— Ты у меня молодец, Стас. А что об ограблении писательской вдовы говорят?

— В общем, все считают, что налет заказной, — сообщил Стас.

— Взяты бесценные картины, Стас. — Сергей старался говорить предельно серьезно, чтобы собеседник осознал весь масштаб кражи. — Уйти они могут только к антикварам.

— Таких, чтобы приличную цену дали, в Москве всего трое, — сообщил Стас, гордясь своей осведомленностью.

— Знаешь их? — подобрался Никольский.

— Двоих знаю, — уточнил Стас.

— Подход есть? — Сергей чувствовал себя гончей, взявшей след.

— Найду, — заверил Стас. — Я тут по сходной цене у одной старушенции пару картинок Клевера взял. А сейчас Клевер в цене попер. Его банкиры полюбили. Красиво все, понятно и приятно. И в офисе глаз ласкает. С одной пойду к одному антиквару, а с другой — ко второму.

— Ты прямо сейчас иди, надеюсь на тебя, Стас! — Сергей возбужденно схватил руку осведомителя и с жаром потряс ее.

— На Стаса надейся, а сам не плошай, — хихикнул информатор.

По залу, где когда-то проходила давняя презентация, прогуливались два хорошо одетых господина: один пожилой, благообразного вида, другой помоложе и понескладнее — деньги еще не успели выправить его осанку.

В отдалении от них, возле буфетной стойки, расположился Стас. В руках он держал нечто квадратное и плоское, завернутое в бумагу.

— Неплохой особнячок приобрели, — оглядывая зал, говорил пожилой тому, что помоложе. — Совсем неплохой. Какие картинки желаете?

— В кабинет что-нибудь, Михаил Абрамович. И в приемную, — отозвался нескладный богатей.

— Понятно. Бойма рекомендую, — пророкотал Михаил Абрамович. — Легкий сюр. Нарядно, престижно…

Хозяин особняка покачал головой.

— Мне бы поизвестнее художника.

— Тогда Монетов. Очень модный сейчас живописец. Замечательные натюрморты — в забытых традициях старых мастеров.

— А Репина нельзя? Или Сурикова?

Михаил Абрамович с тоской взглянул на собеседника.

— Можно, если Третьяковка уступит… А Рафаэль не устроит вас? Из Лувра?

Где-то в соседнем помещении зазвонил телефон.