Случай в электричке - Саркисян Меружан Григорьевич

Но Авдеич продолжал свое, будто бы и не слышал слов Гарика.

— Видел я ваши побрякушки. Заходил в цех. Кому они потребны?

— Кому нужен поп, кому попадья, а кому попова дочка... — отшучивался Гарик.

Авдеич тихо рассмеялся и хитро взглянул на собеседника.

— Кому-то был с попа толк, с игривой попадьей весело, а попова дочка в невесты годилась. А эти тараканы для чего потребны?

Гарик старался нащупать нужную линию разговора.

— В избе я у тебя, Авдеич, не был, а вот избу видел. Наличники у тебя на окнах как кружева. Да и кружева такие не сплетешь! А ведь жить можно и без наличников. От них не светлее и не темнее...

— Сравнил! Эх ты, городская голова! Наличники дом украшают и стоя́т — сколько дому стоять.

— Совхозу подспорье, — старался отбиться Гарик.

— Оставь! — оборвал Авдеич. — Это ты директору заливай! Ежели все деревни начнут тараканов делать или еще какие там, что станут в городе жевать? Ты вот на молоке, на масле сделай деньги! Или хотя бы вот хомуты, что ли, взялись изготовлять. Лошадей почти не стало, а и тех, что остались, запрячь нечем: ни хомута, ни оглобли, ни чересседельника, ни уздечки, ни шлеи... Ничего нет! На вожжи веревки берем, а видел одного, так тот провода пустил на вожжи! А вы пауков каких-то чирикаете.

Понять бы Гарику, что прозвучало серьезное предупреждение...

Приехали в Ворониху ночью. Андронова не стали беспокоить, утром явились к нему вдвоем с Павлом.

— Ну как, галантерейщики, дела? — встретил он их с порога.

— Все продано! — радостно отрапортовал Погребинский.

— На базу?

— С базы передали в магазин. Со второй половины дня начали торговать, к обеду следующего дня все раскупили...

— Не сочиняешь?

— Все так и есть! Вот номер перевода, вот он...

Андронов взял копию переводного чека, повертел его в руках и проговорил с укоризной:

— Что-то мне все неспокойно как-то. Уж слишком гладко, уж больно шустро. Я боюсь и в район докладывать, что цех дал пятнадцать тысяч дохода. Да-а!!!

Павел принес Диане первые деньги с дела.

— Ну и как, очень мучает совесть? — спросила она.

Оправданий для очистки совести отыскалось множество. Во-первых, он делал это не для себя, а для самого любимого человека. Во-вторых, не он виноват, что государство так плохо заботится о бюджете молодой семьи. Что это за деньги — сто пятьдесят рублей на руки! В-третьих, в-четвертых, в-пятых...

Пока Павел и Погребинский ездили в Ленинград, в совхозе отштамповали и отлили деталей для двух тысяч жуков и тысячи черешен. Андронов испытывал от всего этого дела двойственное чувство: с одной стороны, боялся, тревожился, с другой — был рад поправить дела в совхозной кассе.

Правило установили железное: неучтенную продукцию никогда не сдавать без совхозной. Поэтому Гарик и Павел спешили отштамповать заготовки для своей продукции. Предстояла очередная поездка в Ленинград. Одного магазина для реализации продукции стало мало.

Погребинский пришел к Алояну за адресами магазинов, через которые можно было бы реализовать броши.

В дело втягивались новые и новые люди. Кого-то из них Погребинский встречал ранее у Бегуна, кого-то видел впервые.

Продукцию развезли по ленинградским магазинам. Завоз был большим, а время зимнее, приезжих в Ленинграде не так-то много. Павел и Гарик заглядывали то в один магазин, то в другой. В палатках неподалеку от Московского вокзала очень хорошо шли черешни. В универмаге рядом с гостиницей, где остановился Погребинский, охотно покупали «жуков»...

Алоян позвонил Диане, сказал, что хочет побеседовать с Павлом, с ним одним, без Гарика. Договорились, что бывший Дианин муж нанесет визит вечером.

Диана готовилась к встрече. Она съездила на рынок, купила зелени, баранью ногу. Марочное вино в доме было всегда.

Павел при встречах с Алояном испытывал неловкость. Смущало, что бывший муж Дианы выступает как бы в роли наставника, покровителя.

— Он же прекрасный человек! Непонятно, что вас разъединило, почему вы расстались...

— Но я-то — человек далеко не прекрасный! — с иронией заметила Диана. — В одной берлоге два медведя не живут! На одной ветке два соловья не поют!

Алоян пришел в отличном настроении. За ужином шутил, рассказывал анекдоты, произносил длинные, по-восточному цветистые тосты. Когда Диана подала кофе с мороженым, он вышел из-за стола, сел в кресло и попросил Павла подсесть поближе.

— Я поверил в вас, мальчики! — начал он. — Но на некоторое время вам все-таки следует притихнуть. Пропустите несколько партий совхозной продукции, а свою попридержите. Готовьтесь к большому выбросу. Вы помогли сделать план трем магазинам, а такие вещи привлекают ненужное внимание. Я бы даже сделал так: не выполнил бы план поставок по договору с базой. База назначит штрафные санкции. Это пустяки, мы уладим. Но зато будет знак, что производство идет не так-то легко. Передайте мой совет Погребинскому. И не спешите отказываться, совет дельный.

...Погребинский чуть ли не первый в селе увидел всадников в милицейской форме. Оборвалось сердце. Проваливаясь чуть ли не по колено в снег, заспешил в цех поглядеть, нет ли там чего лишнего. Вспомнилось, как он ворчал на Павла, когда тот передал совет Алояна на время притихнуть. А ведь действительно надо было притихнуть. Хороши они будут, если в цехе или дома найдут заготовки сверхплановой продукции.

Павел собирал «жуков», слава богу, совхозных. В цехе в это время находились сборщики и инструментальщики, все пять рабочих. Погребинский успел шепнуть Павлу:

— Милиция!..

Павла обдало жаром, качнуло. Он выключил паяльник, взял Погребинского под руку, повел в подсобку — будто бы посмотреть на сырье.

— Сюда? — спросил он, теряя голос.

— Не знаю! Двое... На конях. Все чисто?

— Должно быть чисто!

В окно увидели: Андронов и милиционеры идут к цеху. Павла бросало то в жар, то в холод, сдавило сердце. Это был не только страх, сильнее — ощущение ужаса.

Погребинский, напротив, готовился все свести к шуточкам. С поличным не пойманы! В руках ни одной сверхнормативной детальки.

Вошли. Погребинский сразу узнал Долгушина, и отлегло от сердца — по московскому делу визит. Долгушин направился прямо к нему.

— Вот куда закатился колобок! Я от дедки ушел, я от бабки ушел...

— От родной милиции, — продолжил Погребинский, легко принимая шутливый тон, — никуда не уйдешь!

— Зачем от милиции уходить? Моя милиция меня бережет!

Долгушин окинул взглядом цех, прошелся, осматривая оборудование и продукцию.

— А я полагал, что вы в герои наметились. Вот, думаю, городской человек, а потянуло к земле. А вы и у земли городским делом занялись!

— Это как считать! — возразил Погребинский. — Работа у земли требует дотации от промышленности. Вот мы и слили воедино производство сельхозпродукции и ширпотреба! Пусть городские модницы оплачивают нужды сельского хозяйства!

Долгушин обернулся к Андронову:

— Не будем мешать. Только Погребинского оторвем на минуту: надо побеседовать.

Мгновенен переход от отчаяния к надежде, но он сопряжен с нервными перегрузками — у Павла еще несколько минут дрожали пальцы и он загубил несколько заготовок.

Долгушин и Погребинский уединились в кабинете.

— Мы нашли убийц вашего отца.

Улыбка погасла на круглом лице Погребинского.

— За что его? — тихо спросил он.

— Вы меня спрашиваете, за что убит ваш отец? Без вас мы, пожалуй, точно на этот вопрос не ответим. Взвесьте все! Подумайте. Один из знакомых отца дал бандиту его адрес. Пока мы не поймем, что их побудило. Старые счеты, шантаж? У вашего отца когда-нибудь требовали деньги?

— Да... — мрачно выдавил из себя Погребинский.

— При вас?

— Без меня! У них неприятность случилась на работе, недостача, что ли. Тогда к отцу приходили и сказали, что дело можно замять, но требуются большие деньги. Очень большие. Спрашивали, не может ли дать деньги тетка.