Беглянка (сборник) - Элис Манро

По трансляции объявили отправление поезда; приток свежего воздуха иссяк; поезд неохотными рывками тронулся с места. Джулиет подняла глаза, присмотрелась и увидела, как впереди паровоз исчезает за поворотом.

И вдруг все дернулось или содрогнулось, и эта дрожь как будто пробежала по всему поезду. Казалось, их вагон закачался. Потом резкая остановка.

Все ждали и ждали, что состав двинется дальше; никто не произносил ни звука. Даже недовольный супруг помалкивал. Минута шла за минутой. Хлопали двери. Слышались мужские голоса, пассажиров охватывало волнение, смешанное со страхом. В вагоне-ресторане, прямо под ними, загремел чей-то властный голос – наверное, проводника. Но слов было не разобрать.

Поднявшись со своего места, Джулиет прошла к началу вагона и посмотрела вперед поверх вагонных крыш. По снегу бежали какие-то люди.

Рядом с ней остановилась одна из тех женщин, что сидели поодиночке.

– Я сразу почувствовала неладное, – сказала она. – Как только остановку сделали. Не хотела, чтобы мы с места трогались, все думала: быть беде.

Подошла вторая женщина-одиночка и остановилась за ними.

– Может, ничего и не случилось, – сказала она. – Может, сук на рельсы упал.

– У них есть такая специальная штуковина, – сказала ей первая, – которая едет впереди паровоза, чтобы убирать с путей сучья и прочее.

– Может, он только-только упал.

Обе говорили как уроженки Северной Англии, обходясь между собой без учтивости чужих или малознакомых людей. Хорошенько рассмотрев обеих, Джулиет подумала, что они, скорее всего, сестры, хотя у одной лицо было моложе и круглее. Значит, они ехали вместе, но сидели отдельно. Возможно, повздорили.

В панорамный вагон поднимался проводник. На середине лестницы он остановился, обернулся и заговорил:

– Ничего серьезного, просим всех успокоиться – на путях, очевидно, возникла какая-то помеха. Приносим извинения за задержку и готовимся начать движение при первой же возможности, но некоторое время, наверное, придется подождать. Стюард сообщает, что через несколько минут пассажирам будет предложен бесплатный кофе.

Джулиет спустилась за ним по лестнице. Еще только поднявшись со своего места, она уже почувствовала, что у нее возникла проблема интимного свойства, которая требовала возвращения в спальный вагон, где осталась дорожная сумка, а задержался ли на прежнем месте человек, которого она отшила, – это уже не играло роли. Пробираясь по вагонам, она поняла, что другим тоже не сидится на местах. Люди глазели в окна по одну сторону от прохода или топтались в тамбурах, будто ожидая, что вот-вот распахнутся двери. Времени на расспросы у нее не оставалось, но на ходу она уловила, как пассажиры говорят, что это, наверное, медведь, или лось, или корова. Люди недоумевали: что понадобилось корове в этой чаще, почему медведь-шатун не спит в берлоге и не прикорнул ли на путях какой-нибудь пьянчужка?

В вагоне-ресторане пассажиры сидели за столиками, с которых уже были сняты белые скатерти. Все пили бесплатный кофе.

Место Джулиет оставалось незанятым, место напротив тоже. Выхватив из сумки несессер, она поспешила в дамскую уборную. Месячные были проклятием ее жизни. Случалось, они даже мешали ей сдавать трехчасовые письменные экзамены, потому что выходить из аудитории по своим делам не разрешалось.

Раскрасневшаяся, с резью в животе, с легкой тошнотой и головокружением, она опустилась на стульчак, извлекла насквозь мокрую прокладку, завернула ее в туалетную бумагу и опустила в предназначенный для этого мусоросборник. Встав, прикрепила свежую прокладку, извлеченную из несессера. Вода и моча в унитазе окрасились кровью. Уже дотронувшись до кнопки, Джулиет заметила прямо перед собой объявление, запрещающее пользоваться смывом на остановках. Разумеется, запрет относился к тем случаям, когда поезд останавливается у платформы: кому приятно видеть, что льется из-под вагона. Но здесь-то не грех было рискнуть.

Как только ее рука вновь коснулась кнопки, вблизи послышались голоса – не в поезде, а прямо за матовым окном уборной. Вероятно, мимо проходили работники пассажирской службы.

Можно было пересидеть тут, пока не тронется поезд, но сколько это займет времени? А вдруг кому-нибудь приспичит? Джулиет решила, что ей остается одно – опустить крышку и выйти.

Она вернулась на свое место. Через проход от нее теперь сидел малыш лет четырех-пяти, который чиркал цветными карандашами по раскраске. Его мать заговорила с Джулиет насчет бесплатного кофе.

– Может, и в самом деле бесплатный, но идти за ним, похоже, нужно самим, – сказала она. – Вы не присмотрите за ребенком, пока я схожу?

– Я с ней не хочу сидеть, – сказал мальчик, не поднимая головы.

– Давайте я схожу, – вызвалась Джулиет.

Но в этот миг в вагон вошел официант с кофейной тележкой.

– Ну вот. Напрасно я беспокоилась, – сказала молодая мать. – Вы слышали, что это был т-р-у-п?

Джулиет помотала головой.

– Даже без пальто. Кто-то видел, как человек сошел с поезда и двинулся вперед, но никто же не знал, что у него на уме. Наверняка специально скрылся за поворотом, чтобы машинист заметил его в самый последний момент.

Через несколько мест от молодой матери, на той же стороне от прохода, какой-то мужчина объявил: «Обратно идут», и соседи Джулиет сгрудились у окна. Малыш тоже вскочил и прижался носом к стеклу. Мать велела ему сесть.

– Раскрашивай. Старайся поаккуратней, а то все время за контуры вылезаешь. Я не могу смотреть, – обратилась она к Джулиет. – Мне от таких вещей дурно делается.

Джулиет подошла к окну. Она увидела кучку мужчин, бредущих назад, к полустанку. Некоторые сняли пальто и сложили поверх носилок, которые несли двое.

– Ничего не видно, – посетовал за спиной у Джулии какой-то пассажир, обращаясь к женщине, которая осталась сидеть. – Они его накрыли с головой.

Не все мужчины, что понуро брели к полустанку, были работниками пассажирской службы. Джулиет узнала среди них пассажира, еще совсем недавно сидевшего через проход от нее в панорамном вагоне.

Минут через десять-пятнадцать поезд тронулся. За поворотом ни с одной стороны, ни с другой не было видно следов крови. Но был затоптанный участок с набросанным лопатой снежным холмиком. У Джулиет за спиной опять заговорил тот же пассажир. Он сказал: «Вот здесь это случилось», еще немного посмотрел, выискивая что-нибудь новое, потом отвернулся и сел. Поезд не прибавил скорости, чтобы наверстать задержку, а, наоборот, плелся, казалось, еще медленнее прежнего. Не иначе как из скорби, а быть может, опасался того, что ждет впереди, за следующим поворотом. Через вагон прошел метрдотель, пригласил пассажиров первой смены к обеду, и мать с ребенком сразу направились в вагон-ресторан. Cледом потянулись другие, и Джулиет услышала, как одна пассажирка на ходу переспросила: «Неужели правда?»

Ее собеседница тихо ответила:

– Так она и сказала. Полно крови. Наверное, снизу как-то попала, когда поездом переехало…

– Не говори таких вещей.

Немного позже, когда хождения закончились и пассажиры первой смены уже обедали, мимо прошел все тот же человек – совсем недавно шагавший под снегом сосед Джулиет по панорамному вагону.

Она вскочила и поспешила за ним. В темном холодном тамбуре, когда пассажир уже собирался толкнуть тяжелую дверь, Джулиет сказала:

– Извините. Я должна у вас кое-что выяснить.

Тамбур наполнился внезапным грохотом, стуком тяжелых колес о рельсы.

– Что именно?

– Вы врач? Вы видели человека, который…

– Я не врач. В этом поезде врача нет. Но кое-какие познания в медицине имею.

– Какого он был возраста?

Мужчина посмотрел на нее с неизбывным терпением и определенным недовольством:

– Трудно сказать. Не юного.

– В синей рубашке? С крашеными золотисто-каштановыми волосами?

Он покачал головой, но это был не ответ, а отказ отвечать.

– Вы его знали? – спросил он. – Если да, нужно сообщить проводнику.

– Я его не знала.

– Тогда прошу меня извинить. – Он толчком распахнул дверь и двинулся дальше.

Естественно. Решил, что она лопается от мерзкого любопытства, как остальные.

Полно крови. Вот что, если уж на то пошло, было по-настоящему мерзко.

Она никогда не сможет никому поведать об этом недоразумении, об этой кошмарной иронии судьбы. Такой разговор все сочтут верхом непристойности и бездушия. А то, что находилось на другом конце этой истории, – изувеченное тело самоубийцы – в рассказе будет выглядеть ненамного более отталкивающим и страшным, чем ее менструальная кровь.

Никогда никому не расскажет. (На самом деле несколько лет спустя рассказала – одной женщине по имени Криста – пока еще незнакомой.)

Но очень хотелось с кем-нибудь поделиться. Она достала тетрадь в линейку и начала строчить письмо родителям.

Не успели мы доехать до границы Манитобы, как многие пассажиры начали сетовать на однообразие пейзажа, но даже они не смогут утверждать, что эта поездка лишена драматизма. Утром мы остановились на каком-то затерянном в северных лесах полустанке, выкрашенном в унылый железнодорожно-красный цвет. Сидя в Панорамном Вагоне, в хвосте поезда, я умирала от холода, потому что там экономят на отоплении (идея, видимо, в том, что живописные виды отвлекут внимание от неудобств), но возвращаться за свитером поленилась. Стоянка продолжалась минут десять-пятнадцать, затем мы продолжили путь, я наблюдала, как голова поезда скрывается за поворотом, и вдруг – какой-то жуткий Глухой Удар…