Нераскаявшаяся - Анн Бренон

Именно в начале 1305 года всё стало изменяться к худшему.

В трактирах, в комнатах на солье, на перекрёстках, на пастбищах, в тени садовых изгородей, на дорогах, разговоры становились всё более и более мрачными. На плато, как всегда, обсуждали события в долине, в Каркассоне и Лиму. Говорили о восстании жителей и консулов этих городов против Инквизиции, о пламенных речах францисканца Бернарда Делисье, который открыто проповедовал о злодеяниях доминиканцев. В то же время говорили о хлипких надеждах каркассонских повстанцев: что король защитит свой добрый народ от злобы Братьев–проповедников и Папы. Но потом «безумие каркассонцев» было потоплено в крови по воле самого короля Франции, Филиппа. Горожан повесили. Взбунтовавшийся францисканец был заключен в далёкий монастырь.

Дама Беатрис де Планисоль приносила кое–какие слухи в дом своей кумы Азалаис Маури, чтобы вдоволь с ней посплетничать. После смерти своего мужа, графского кастеляна Беренгера де Рокфора, которого заменили новым офицером, она покинула замок в Монтайю, и жила в красивом, удобном доме в Праде, принадлежавшем ее семье, вместе со своей дочерью и компаньонкой. Многие знали, что молодую вдову частенько навещает красивый священник Пейре Клерг. Говорили еще, что Гразида Лизье также была любовницей священника до замужества, да и теперь остается ею при своем старом муже, несмотря на злословие по этому поводу, и чуть ли не с мужниного согласия.

В этот вечер, весной 1305 года, дама верхом на муле, вместе с компаньонкой, приехала навестить своего крестника, маленького Арнота.

Самая младшая дочь в семье, Гильельма, смуглая, подвижная, но со слегка мрачным настроением, появлявшимся у нее всякий раз, когда она видела прекрасную даму, привязала обоих мулов к торчащим из стены просверленным насквозь камням, и нечаянно задела плечом молчаливую компаньонку Беатрис. Гильельма улыбнулась, вдохнула воздух полной грудью и трижды чихнула. Ветер доносил издалека аромат молодой травы и первых цветов. Она ощущала тысячи запахов, смешивавшихся с тяжелым духом животных, запахов далеких и близких. Аромат жизни и силы, как всегда весной. Ее только раздражали приторные духи дамы. Гильельма подняла голову, чтобы взглянуть на закрывающие горизонт четыре пика в золотистой дымке. Она слушала, как дама Беатрис говорит о важных делах: одетая в теплое красное шерстяное платье, с красивым чепцом и белой вуалью на голове, еще более оттеняющими прелесть ее лица, Беатрис сидела рядом с Азалаис, повернувшись к Раймонду, который на минуту прекратил ритмичные движения на ткацком станке и спустился вниз, чтобы приветствовать даму. Сидя на руках своей крестной матери, малыш Арнот, светловолосый, как и его отец, и очень маленький как всякий поздний ребенок, сучил ножками и, улыбаясь, сосал засахаренный хлеб, который дала ему крестная. Слегка приглушенным голосом Раймонд Маури спросил о новостях…

— Я недавно гостила у своей сестры Генсер и ее мужа, шевалье де Боста, в Лиму, — ответила дама. — Мы все пошли послушать Брата–минорита в церкви Богоматери Марсельской. О, я очень внимательно слушала! Dies irae: день гнева. День гнева уготован для врагов Божьих. А кто такие эти враги Божьи?

— И когда же Господь даст волю Своему гневу? — спросил Раймонд.

— Это знает инквизитор. — Сказала дама. — Нынешняя тишина обманчива. Уже прошло три года, как Папа назначил в Каркассоне нового инквизитора, Монсеньора Жоффре д’Абли, Брата–проповедника, прибывшего из Франции. Сдается мне, он был приором доминиканского монастыря в Шартрез.

Она помолчала. Маленький Арнот слез с ее рук на землю, потом забрался под лавку и заверещал от радости. Азалаис нервно сжимала сложенные на коленях руки. Беатрис смотрела на Раймонда; он тоже сидел, сложив руки на коленях, молчаливый, неподвижный, сгорбленный. Она говорила как будто чужими словами; ее голос был дружеским, но слова, которые она повторяла, были совсем не такими. Кто сказал ей это? Проповедник из Лиму? Ее деверь, шевалье де Бост? Священник из Монтайю? Или его младший брат Бернат Клерг, которого недавно назначили сельским бальи?

— Он не такой, как те бешеные прелаты, которые восстановили против себя всё население Каркассона и Лиму, как Жан Галанд и Никола д’Аббевиль, с их скандальными выходками и ужасными злоупотреблениями. Нет, он делает всё возможное для того, чтобы люди поняли, что дело находится в руках настоящего хозяина. Вот зачем Папа назначил его: чтобы навести порядок, чтобы упрочить Инквизицию… Наш ректор и сам опасается худшего. Несмотря на то, как тихо стало в Каркассоне, французский инквизитор начал действовать. Он публично объявил в Каркассе и Разеc, что не потерпит еретиков и их друзей, которые прячутся в этих землях. Что он уже достаточно изучил реестры, составленные его предшественниками, и что теперь он напал на след, и ему остается только спустить с цепи собак и начать охоту. Инквизиция. Монсеньор Жоффре д’Абли…

— Наш покойный господин граф, Роже Бернат де Фуа, не дал бы ему так легко это сделать, — тихо сказал Раймонд Маури. — И пока его сын, наш господин Гастон, будет сопротивляться давлению Папы, нам здесь, в Сабартес, будет легче дышать. Но совсем иначе дела обстоят в Разеc, в Каркассе, в Лаурагэ — потому что сенешали короля в Каркассоне и Тулузе, играют на руку судьям Рима…

Дама Беатрис была очень взволнована этими разговорами о политике. Но чуть позже она успокоилась, ее дыхание выровнялось, сердце стало биться не так сильно. Она встала, вышла наружу, повернулась к своей молчаливой компаньонке, которая достала из притороченной к боку мула корзины круглую полотняную котомку. Гильельма, с сердитым лицом, помогала молодой женщине переносить груз, придерживая ногой створку двери, чтобы та не закрылась. Наконец мешок поставили на утоптанную землю возле очага. Беатрис взяла Азалаис за руки и зашептала ей на ухо:

— Это немного муки для их хлеба. Ты знаешь, о ком я говорю. Тем более, сейчас, когда они так нуждаются в помощи, кума. Не забудь попросить их молиться за меня Богу.

Она вышла вместе со своей компаньонкой, и, столкнувшись в дверях с маленьким Жоаном, погладила его по чернявой макушке. Жоан как раз вернулся домой со своей лохматой собакой, восемью овцами и семью ягнятами, которых он собирался загнать в овчарню.

— Монсеньор Жоффре д’Абли… — пробормотал отец.

ГЛАВА 9

СЕНТЯБРЬ 1305 ГОДА

Рим, я не удивляюсь нисколько тому, если весь мир заблуждается/ ты повергнул наш век в тяжкие опасности и войну/ ты мертвишь и истребляешь достоинство и добродетель/ Вероломный Рим, — ты вместилище и источник всех зол…

«Монсеньор Жоффре д’Абли…»

Молодой человек произнес это имя ядовитым тоном, с нотками презрения, копируя характерный для французов акцент.

Бернат Белибаст прибыл в Монтайю одним сентябрьским вечером 1305 года и вошел в открытые парадные двери дома Маури, которые сразу же вслед за ним тщательно закрылись. Было то время, когда женщины в деревнях на верандах перед своими домами развешивали длинные веревки с пахучими связками грибов для сушки под последними ласковыми лучами осеннего солнца. Некоторые женщины пели или обменивались шутками. Азалаис и ее дочери, как и все, были заняты этим приятным делом. Но при появлении юноши они тут же бросили работу и вышли ему навстречу. Они, конечно же, сразу узнали юного пастуха из Разес, товарища Пейре Маури. Вошедший обменялся с ними кратким приветствием, после чего Азалаис и Гильельма вошли в дом вслед за Бернатом. Только Раймонда, пожав плечами, осталась на веранде, отбирая самые душистые белые грибы для своего молодого мужа, Гийома Марти.

За годы, минувшие после его последнего прихода сюда вместе с Пейре, Бернат Белибаст очень изменился. Это был уже не подросток, а мужчина во всей красе своей юности. Его голос возмужал, взгляд сделался увереннее, а щеки и подбородок заметно подчеркивала черная ухоженная бородка. Несмотря на усталость, он держался прямо, и было видно, что в спорах он не лез за словом в карман. Отбросив на плечи капюшон и откинув со лба длинные черные локоны, молодой пастух из Разес обвел взглядом дом.

«Монсеньор Жоффре д’Абли вышел на охоту…»

Юноша принес очень неутешительные новости, хуже, чем ожидалось. Инквизиция Каркассона, прежде чем заняться облавами в Каркассе и Кабардес, сначала учинила розыск в Разес. Первым обыскали дом Белибастов в Кубьер. Еще в начале лета Белибасты попали в поле зрения их светского сеньора, архиепископа Нарбонны, который поручил своему прокурору, Мэтру Жирарду, вести следствие в Кубьер; поговаривали, что Гийом Белибаст, старший брат Берната, собственными руками убил пастуха из Виллеруж — Терменез по имени Бертомью Гарнье. Конечно же, этот человек был не из добрых пастухов, без сомнения, он был из породы предателей и доносчиков. Он шантажировал отца Белибаста и запугивал его тем, что донесет на всю семью, обвинив их в ереси. Когда против Гийома Белибаста завели уголовное дело по обвинению в убийстве, он не стал дожидаться, пока до него доберутся: оставив отца, братьев, молодую жену и новорожденного ребенка, он бежал, желая избегнуть правосудия архиепископа и подозрений инквизитора. Бернат сам отвел его в Лиму, к добрым людям, ибо только они могли помочь ему спасти свою жизнь, приютить его в одном из своих подпольных укрытий и позаботиться о том, как спасти душу убийцы.