В шаге - Никитин Юрий

Так что мир уже подготавливается к последнему шагу полной открытости, что придёт с нашим нейролинком.

Хотя, конечно, этот шаг будет таким бабахом, что непонятно, устоит ли сама цивилизация. Но если устоит… рывок в будущее будет колоссальным. Куда большим, чем открытие электричества, интернета и компьютеров.

Устоять бы только.

Глава 6

В квартире пусто, Ежевика куда-то ускакала, без меня ей тут скучно, слишком по-мужски аскетично, не каждая захочет пробыть лишнюю минуту в помещении, что служит спальней, мастерской и лабораторией, пусть теперь даже мастерские выглядят как стерильно чистые зубоврачебные кабинеты.

Жаль, вот бы охнула от такой новости. С нею мне предельно комфортно, как-то чует мои желания, даже в офисе вовремя сварит кофе, принесёт к компу мои любимые булочки, пощебечет, снимая напряжение трудового дня, и в постели настолько неприхотлива и ненавязчива, словно вообще это занятие не интересует, хотя ровесницы всё ещё увлекаются и постоянно винят мужчин в потере к ним интереса.

Правда, не просидел перед монитором и десяти минут, как у двери раздался предупреждающий звонок, вскоре она вбежала в комнату, стуча копытцами, раскрасневшаяся, большеглазая и с ярко-пунцовым ртом, явно татуаж, выпалила:

– Хотела перехватить по дороге, но ты как метеор!..

– Что, сгораю на глазах? – спросил я.

– И такое может, – ответила она и присела на поручень кресла. – Ты какой-то вздёрнутый. Что-то случилось?

Я мотнул головой в сторону кухни.

– Сделай кофе и что-нить послаще.

– Сахарное печенье?

– Халву, – сказал я.

Она спорхнула на пол, а я продолжал тупо смотреть на экран, там проплывают итоговые результаты работы лаборатории, не придётся переносить на новое место и состыковывать заново. Я всегда был в теснейшем контакте с разработчиками чипов для нейролинка, но теперь они, по словам директора, окажутся в моём подчинении.

Может быть, мелькнула мысль, объединение тех и других в одном коллективе позволит ускорить работу, но есть вероятность, что работа как раз затормозится. Человеческий фактор, как говорят во всех непонятных ситуациях. Хотя и стараюсь ладить со всеми, но многих уязвит, что они теперь не самостоятельная группа, а всего лишь часть большого коллектива.

Из кухни донёсся весёлый вопль:

– Кофе готов!.. Беги быстрее, а то остыёт!

– Бягу, – ответил я. – Всеми четырьмя.

На кухне она передвинула на мой край стола чашку с парующим чёрным кофе, где сливками ухитрилась нарисовать сердечко.

– Халва горячая! У тебя жопа слипнется. Вентилятор сдох, но проще заменить принтер, у тебя прошлогодняя модель!..

– И горячую съем, – сообщил я. – Капризные не выживут в новом мире.

– Не выживут, – согласилась она. – Ты вообще весь по ту сторону Перехода?

– Частично, – ответил я. – Одной ногой.

Она смотрела, как я пью и почти безучастно отламываю халву крупными ломтями.

– Что случилось? Ты как будто уже с кем-то воюешь!

Я поднял на неё взгляд, смотрит с живейшим интересом, но и с готовностью подставить плечо, какую бы тяжесть ни нёс и с кем бы ни воевал.

– Новое здание, – проговорил я медленно. – Там будет не филиал, как все думали, а отдельный институт. Целиком посвящённый разработке нейролинка.

Она широко распахнула глаза.

– Ух ты!..

– И возглавить его, – договорил я, сам чувствуя в своём голосе неуверенность, – предложили мне.

Она повторила в радостном изумлении:

– Ух ты… Это здорово!

– Уже дал согласие, – ответил я. – Окончательное. На попятную поздно. Но как-то всё слишком…

Она сказала с жаром:

– А что сейчас не слишком?.. Всё ускорилось, всё вверх тормашками!.. Кстати, что такое тормашки?.. Вот видишь, ещё не узнали, а уже спешим мимо и дальше!.. Время такое. Хорошо, что согласился. Сейчас хватать нужно сразу, второго шанса не бывает!

Я покосился на её воспламенившееся лицо, у неё даже дыхание прервалось, словно оказалась на вершине крутой горы, а дальше тёмная пропасть.

– Знаю, – ответил я осторожно. – Время такое, второго шанса ни на что не будет. Но я, похоже, всё-таки где-то в глубине чистейшей души мохнатый консерватор.

– Это да, – согласилась она, – но наступаешь на горло своей животно-ящерной песне и делаешь то, что надо, а не что хочется твоей мохнатости. И сейчас поступишь правильно. Нельзя бездумно бросаться во всё новое, как вон Анатолий, но ты успеваешь понять и оценить. Дорогой, ты не бездумник!.. Ты и меня оценил, как козу на базаре.

– Это ты зря, – сказал я с укором, но ощутил, что она права, всё же на автомате прикинул, как сложится, если вдруг окажутся вдвоём в небольшой однокомнатной квартирке дольше, чем для короткой случки. – Я не рассматривал тебя, как козу…

– А на корову не тяну, – сказала она серьёзно, – да и зачем тебе корова?.. Я твоя коза, я тебя понимаю и без нейролинка. Хорошо, что согласился! Такие возможности!.. А потянуть потянешь, как здоровенный индийский слон.

– Африканский крупнее, – уточнил я отстранённо, вспоминая слова директора, – но его объездить труднее. Да, я уже принял.

Она уточнила:

– Так это точно?.. Тебе предложили… и ты сказал, что берёшься?.. Так чего ты сейчас? Давай берись! Чего расселся?

– Уже взялся, – ответил я сварливо. – Разве работаем только в кресле перед компом?.. Всё время в труде, как башкирская пчела. Ну, за некоторым исключением, не дерись. Хотя, конечно, администрирование будет отжирать часть драгоценнейшего времени.

– Ты останешься нейрохирургом, – заверила она. – Коллектив понимающий, не манагеры недобитые, а научные сотрудники. Позвони нашим! Или пошли голосовку. Пусть знают уже сейчас, чтобы утром явились бодрые и готовые ломать и рушить.

Я сказал со вздохом:

– Наверное, ты права, хоть и красивая.

Она заулыбалась польщённо, но послушно умолкла, а я прижал пальцем мочку уха и сказал отчётливо:

– Алиса, сообщи всем нашим, что я уже не начальник отдела, а директор нового центра. И буду дрючить всех в хвост и гриву, так как знаю, кто когда халтурит!

Ежевика сделала ещё по чашке кофе, принтер выдал две сдобные булочки, горячие и вкусно пахнущие, но, как только я протянул к ним руку, требовательно звякнул смарт.

На экране появилось лицо Бронника, я кивнул Ежевике, чтобы отодвинулась, не попадала в обзор, сделал лицо очень внимательным и серьёзным, включил взмахом руки обратную связь.

– Слушаю вас, Сергей Павлович.

Директор сказал отрывисто:

– Извините за неурочный звонок, но должен предупредить, у вас скоро появятся с визитом члены совета по этике.

Не говори о чёрте, подумал я раздражённо, даже не думай, а я вот подумал, они сразу и нарисовались на горизонте событий.

– С визитом? – уточнил я. – Какая-то новая структура?

Директор чуть наклонил голову, лицо оставалось непроницаемым, но я отчётливо уловил идущие от дисплея флюиды недовольства.

– Академия наук учредила. Под давлением, конечно.

– Правительства? – спросил я.

Он ответил сухо:

– Да. А те уступили под нажимом самой крикливой части общественности. Ничего не поделаешь, нами снова правит то, что погубило Рим. Очень прошу вас ради дела держаться мирно, в рассказы о будущем не вдаваться. Это их пугает и сразу превратит в явных противников. Лучше расскажите, что пьёте, какие шашлыки жарите на природе и как в соцсетях размещаете фотки застолий.

Меня ощутимо передёрнуло.

– Сергей Павлович!..

Он сказал с сочувствием:

– Знаю-знаю, до такого уровня вам никогда не пасть, зато их успокоит. Вы же знаете, сейчас даже извозчики говорят о важности этики, соблюдения её принципов в развитии науки… Не дёргайтесь, привыкайте. Теперь вы ещё и администратор, должны говорить общественности то, что нужно, а не то, что думаете.

Я сказал горько:

– Как же мы все изолгались…

– Во главе Константинопольский, – сообщил он ровным голосом, – когда-то был неплохим актёром, но у него первый зам – шоумен Гарик Касторский, второй – телеведущий, не помню имени, но часто мелькает в жвачнике. Ещё в их комитете видные артисты цирка, два джазмена, три женщины горизонтального промысла, одна из них депутат Госдумы.