ДИВИЗИОН - Николай Лозицкий

Мавроди доложил, что же нам досталось. Кроме пулемета MG-34 и примерно 2000 патронов к нему, имелись восемь карабинов системы «Маузер» со штык-ножами, подсумки с патронами к ним, два автомата МП-40, с запасными снаряженными магазинами, пистолет Вальтер Р-38, с запасной обоймой, три цейсовских бинокля, буссоль, стереотруба, пять катушек с полевым кабелем, четыре телефона и две радиостанции.

— А какой у Вас пистолет, — спросил Мавроди, — кобура больше чем у Вальтера.

Расстегнув кобуру, я вынул трофейный пистолет. Это оказался Люггер-08, более известный под названием «Парабеллум», с удлиненным стволом, как я потом узнал, довольно редкая, так называемая «артиллерийская» модель. Вынув магазин, я снял пистолет с предохранителя и передернул затвор, проверяя, нет ли патрона в стволе.

Я знал, что на немецких пистолетах флажок предохранителя для стрельбы поднимается вверх, в отличии от наших, на которых флажок нужно опустить вниз. Как разбирать пистолет, я, конечно, не знал, но зарядить и выстрелить, с этим проблем не было.

Пока мы с помощью Курта, изучали трофейное оружие, естественно не давая его немцу в руки, прошло часа два. Вызвавший меня пост у шоссе, сообщил по радио, что к нам едут «гости». Приказав им быстро сниматься и догонять нас, мы двинулись вглубь леса. Вскоре нас нагнали наши конники и Крюков, пересев ко мне в БТР, рассказал, что происходило за это время на дороге.

Примерно через полтора часа, наши пленники, оставленные в лесу, сумели освободиться и бросились к дороге. От вида девяти голых мужиков, в одних трусах бегущих к дороге, размахивающих руками и что-то орущих, немецкая колонна даже на время остановилась. Из небольшого открытого броневика, типа нашего БТР-40, с пулеметом и хлыстом радиоантенны, появился офицер. Голая команда построилась, и один из них, вероятно, старший по званию, стал докладывать офицеру, показывая рукой на речку и лес. Выслушав его, офицер скрылся в машине. Минут через двадцать подъехал еще один броневик, с небольшой открытой башней, из которой торчало дуло малокалиберной пушки, в сопровождении четырех мотоциклов с коляской. На каждом мотоцикле сидело по три солдата, а на двух колясках были закреплены ручные пулеметы. Вероятно, в первом броневике ехал немаленький чин, потому что чертиком выскочивший из подъехавшего броневика офицер, бегом побежал с докладом. Получив команду, он вернулся к уже построившимся своим солдатам и стал ставить им задачу. Разведчик насчитал всего четырнадцать солдат, двое из них сели в броневик, остальные расселись на мотоциклах, и возглавляемый броневиком отряд тронулся в сторону леса.

Сообразив, что это погоня за нами, Крюков вызвал меня по рации.

Конечно, немцев было больше чем нас, все с автоматами, два пулемета, пушка на броневике, но не тащить же их за собой к складу. Вскоре попалась поляна, подходящая для выполнения моего замысла. Загнав наш БТР задом в лес, и замаскировав его срубленными ветками, я проехался по поляне, уничтожая следы от колес. Трофейный БТР я поставил на противоположной стороне поляны, развернув его передом к подходившей дороге. В нем у пулемета остался один Сорочан. Задние дверки оставили открытыми, чтобы создать впечатление, что БТР, в спешке нами брошен. Лошадей и пленного отвели подальше в лес, чтоб не пострадали от случайной пули. Остальные расположились по периметру поляны и замаскировались. Я с пулеметом ДП залег за выворотнем, расчистив себе удобную амбразуру.

Экипаж выехавшего на поляну броневика увидел одиноко стоящий БТР, с открытыми дверками и задранным в небо пулеметом. Мотоциклы, один за другим въезжая на поляну, брали оставленный БТР в полукольцо. Спешившиеся мотоциклисты, к которым присоединились офицер и водитель броневика, взяв оружие на изготовку, стали осторожно приближаться к БТРу. Однако наводчик броневика и пулеметчики в колясках остались у пулеметов. Дальше медлить было нельзя. Прицелившись, я ударил очередью по ближайшему пулеметчику. Увидев, как пулями его отбросило от пулемета, я перенес огонь на второго пулеметчика. Короткая очередь с нашего БТРа свалила наводчика броневика.

Попав в огненный мешок, немцы, в первые же секунды, потеряли восемь человек. Но надо отдать им должное, остальные залегли и открыли по лесу огонь, не жалея патронов. Поднявшийся Сорочан срезал очередью офицера, пытавшегося укрыться в броневике… Буквально за две минуты все было кончено.

Выйдя на поляну, я крикнул:

— Выходите.

Из леса стали появляться мои бойцы.

— Все живы? Раненые есть?

— Есть!

Из леса показался Петренко, зажимавший левой рукой кровоточащую рану на правом предплечье. Пуля, пробила навылет мягкие ткани, но кость была не задета.

Перевязывая постанывающего раненого, Мавроди приговаривал:

— Не стони! Тебе еще повезло, немного правее и пуля раздробила бы кость, а эта царапина до свадьбы заживет!

Возбуждение боя ушло, и навалилась неприятная волна слабости. Облокотившись на капот броневика, я старался не показать, что у меня дрожат колени, хотя и видел, как дрожат руки пытавшихся закурить бойцов. Запах крови мутил голову и от мысли, что при другом раскладе, сам мог бы лежать бездыханный на этой поляне, хотелось куда-то спрятаться, чтоб не видеть этого леса, этих трупов. Если бы это был страшный сон, и можно было проснуться!

Но я был офицер и отвечал за жизни своих солдат. Они мне верили, и я не мог обмануть их доверие. Взяв себя в руки, я приказал проверить, нет ли раненых среди немцев и собрать их документы и оружие. Раненых не было, конечно, в таком бою, в упор, раненые маловероятны.

Собрав документы и оружие убитых, мы оттащили трупы в лес и забросали их ветками. Два мотоцикла, на которых стояли пулеметы, были сильно повреждены. Из пробитых бензобаков вытекал бензин, несколько пуль повредили двигатели и шины, два же других были целы. Броневик был тоже в нормальном состоянии, если не считать промокшее от крови сиденье наводчика. Внутри мы обнаружили несколько канистр с бензином, полный боекомплект снарядов к 20-ти миллиметровой пушке, патроны к пулемету и автоматам. Имевшаяся в нем радиостанция тоже была в полном порядке. Бросать такое добро было просто жалко, тем более, что приборы показывали почти полные баки горючего. С водителями проблем не было. Все мои бойцы умели водить машину, хотя у некоторых не было водительских прав. Ну да здесь встреч с ГАИ не предвиделось, а для других у нас имелись полные магазины убедительных аргументов. Закатив поврежденные мотоциклы в лес, мы расселись по машинам, и двинулись к складу. Теперь у нас была целая колонна. Впереди на лошадях ехал головной дозор, следом катили бронетранспортеры, наш и трофейный, замыкал колонну броневик.

Сидя на броне, я в уме подсчитывал трофеи.

Итого мы имели: «языка», БТР, броневик с пушкой, два мотоцикла, три пулемета, шестнадцать автоматов, три пистолета, ну и по мелочи, патроны, телефоны, радиостанции.

Уничтожено: два мотоцикла, пятнадцать солдат и офицер.

Хорошо погуляли!

Добравшись до склада, я стал докладывать Котову, но он меня прервал:

— Забирай пленного и отправляйся в расположение дивизиона. Абросимов срочно хочет тебя видеть. С тобой убывают все твои бойцы. Трофеи, которые вам не нужны, оставишь здесь.

— У меня один человек с рацией на посту у перекрестка.

— Возьмешь одного связиста у Гаранина, по дороге сменишь.

Вернув лошадей Гаранину, я поблагодарил его за прекрасных лошадей, взял ожидавшего меня связиста и мы тронулись в дорогу. К перекрестку мы подъехали уже в сумерках. Пока мой радист рассказывал прибывшему, как работать с радиостанцией, стемнело. Приказав размещаться в десантном отделении, я сел на командирское место, водитель включил прибор ночного вождения и мы поехали.

Солдаты открывали консервы, пытаясь перекусить на ходу, а я с удивлением подумал, что мы целый день не ели и есть не хотелось. Сейчас же, я почувствовал такой голод, что кажется, съел бы слона!

— Возьмите, товарищ лейтенант, — услышал я за спиной.

Повернувшись, я увидел Сорочана, протягивавшего мне открытую банку перловой каши с тушенкой.

— А вы?

— Всем хватит, даже немцу банку открыли, лопает, аж за ушами трещит.

Я никогда не любил тушенку, тем более, перловку, к тому же холодную. Но сейчас эта каша казалась мне вкуснее маминых пирогов! Да, не зря говорят, что голод не тетка!

После еды, глаза стали слипаться и я начал клевать носом, на мгновение, засыпая и тут же просыпаясь. Меня удивляло, что водитель был бодр. Заметив мой взгляд, он виновато улыбнулся и сказал:

— Мы с Кравчеко, пока вас ждали в лесу, и поесть успели, и подремали по очереди, отдохните немного, а перед дивизионом я Вас разбужу.

Конечно, они сделали не совсем правильно, но с другой стороны, не отдохни они тогда, сейчас тоже были как сонные мухи. Обернувшись, я увидел, что всех, кроме Кравченко, свалил сон.