Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Шатохина Тамара

- Ну да… хотя часовой, наверное – слишком, - сомневалась я, предвкушая сон и покой. Дешам этот, похоже, умница, а Гаррель в меня не верит и совершенно напрасно…

- Закроетесь крепко изнутри.

- Да, сержант… само собой. Да.

Мы проехали еще между палаток, куда-то свернули, потом еще раз… В конце концов, возле небольшого (настоящего, но совсем крохотного, в одну комнату) домика, мужчины высадили меня и сняли с телеги мои вещи. Внутри было почти темно, да я особо и не осматривалась, уже увидев то, в чем нуждалась больше всего - кровать.

- Не расстилайте, - зажато как-то посоветовал Гаррель, - кто тут только не валялся. Я оставлю свой плащ – на него и ложитесь. Он почти новый. И еще воду во фляжке – мало ли… захочется пить. И закройтесь изнутри – слышите? Здесь… черт! – с металлическим лязгом швырнул он что-то в угол, - завтра организую надежную задвижку… если останетесь, конечно. Ну… все равно больше некуда вас... Неважно! Под дверью будет стоять часовой. Мадам…? Да вы совсем уже спите.

Я снова улыбалась, чувствуя, как он подталкивает меня к кровати. Быстро сняв со своей спины и раскатав скатку, он широким жестом набросил её на узкую кровать – ткань накрыла ее всю и даже упала до пола.

- Тут хватит и укрыться, хотя ночи теплые… - помог он мне лечь и даже стянул ботинки. Накрыл ноги краем накидки и расстроено пробормотал: - На мою голову…

- Спасибо… спокойной ночи, - бормотала и я тоже.

- А? Что вы такое сказали? – переспросил он, наклоняясь ко мне.

- Не обращайте… это я… так… - и это все, что я смогла вспомнить потом – из последнего. Что пожелала ему спокойной ночи по-русски. И ничего страшного. Я уже спала…

В тяжелый, мертвый сон провалилась сразу. Мозг вырубился и мне все равно было на жесткость постели, на то, что пытаются то ли будить, то ли переложить снова куда-то, раздеть… заботливый старикан. Так что-то… - мимо сознания. Касания, шелест ткани, запахи… С запахами здесь отдельная история – я помнила - удушливые…

Что-то пыталось пробиться в сознание - грубые толчки, рывки… непонятное болезненное ощущение вырвало из глубочайшего сна… почти вырвало. Но легкая боль как-то быстро ушла, вообще все быстро ушло – качание, ритмичный плеск волн... Я так и не проснулась полностью – только спала уже иначе – не мертвым сном, а с картинками…

Шония за руку вел меня вдоль моря… волны набегали, качая землю, а потом он остановился и рывком прижал меня к подоконнику, вздернул на него, а я обняла, прижимая к себе его голову. Млея, сунула пальцы в короткие жесткие волосы. Мы целовались. Жадно, глубоко - будто жизнь зависела… Жесть! Я разом, резко проснулась - в холодном поту и с ощущением уже случившейся беды. Нам нельзя!

Потерянно уставилась в темноту и с облегчением обмякла – сон, блин! Просто сон… Вообще первый раз такое. Сердце потихоньку успокаивалось, рядом никого не было, и только запахи… сильный запах мужских духов – резкий и яркий. Я заворочалась и села в кровати – мозги работать не желали, сознание возвращалось медленно. Но что замерзла, чувствовалось и я стала шарить рукой, пытаясь найти край плаща и укрыться. Так… уютненько завернуться в него и снова… опять спать. Дальше. Долго.

Укрываясь, обнаружила вдруг, что ноги голые и живот тоже, и холодно мне было именно там. И уже осознанно проведя по внутренней стороне бедер, почувствовала на ладони липкую влагу. Размазала ее, не понимая… месячные, что ли? У Маритт они были. Подняла пальцы к глазам и к носу… Хоть глаз выколи – темно! А вот нос работал… и до меня тихо доходило. Этот запах знает каждая женщина – острый и пряный запах мужской спермы.

Спермы…

Дальше я уже точно проснулась и дальше был ад. Представить не могла, что может накрыть так... Та массовая женская истерика в гардеробной – вообще ни о чем. Для меня и на меня обрушилось и придавило все разом – весь мир, жизнь, смысл, надежды и планы, вся вера в Бога и людей, которая еще оставалась!

Дыра внутри затягивала и засасывала, впереди – мрак беспросветный! Ничего святого в мире, ничего хорошего для меня – проклята! Нет – убита! Добили, суки…доконали. Я давилась, рыдала в подушку и задыхалась в ней - до спазмов и судорог! А потом ржала, как … туда же – в подушку и до икоты. На удивление, что-то еще контролируя - почему-то важно было, чтобы меня не услышали – никто. Это только моя беда! Снова беда.

А ржала… вспомнилось тут – «спит Розита и не чует, как на ней матрос ночует. Вот пробудится Розита и прогонит паразита…» Меня трясло и колотило в истерике, челюсть свело, зубы не хрустели и не ломались только потому, что закусила ими ткань… Не, ну бред же! Ну не может быть, не со мной...

Сколько так колбасило? Без понятия – пока силы не кончились. И я снова провалилась в сон - спасительный, тяжелый, почти беспамятство.

Утром, или днем уже, проснулась и какое-то время просто лежала, не двигаясь и мрачно глядя в потолок. Обдумывала. Беременности не боялась – Маритт выгнали из замка дю Белли в ссылку за бездетность. Пять лет – с семнадцати и до двадцати двух, она не могла дать мужу ребенка. Вот и турнул её в чем была. Там уже одевали и обували служанки. И содержание на охотничий домик не стало больше ни на один су. Приезжал, правда и насиловал, открывая перед этим окно – жирному старому борову всегда было жарко. Так и сдох на ней, облевав и жену, и постель. Только это и спасло потом уже меня от суда – признаки апоплексического удара… Естественная смерть.

Почему она выкинулась в окно – непонятно. Может не поняла, что умер? Иначе не стала бы. Была бы в уме – не стала. Спасалась, наверное. Как и у меня – последняя капля, просто не вынесла больше. Но под окном в лодке сидел Жером – подслушивал… сука, как выяснилось. По этим подробностям иронично прошелся потом младший дю Белли. Жером выхватил тело, но все же не успел – Маритт больше не было. Была я – чтобы сделать то, чего не смогла она. Я тогда надеялась, что в этой мистической рокировке есть какой-то смысл. Решила, что именно такой.

Теперь нет - не надеялась уже и не верила. И лежа на плаще Гарреля, всерьез рассматривала вопрос самоубийства – расчетливого и осознанного. Самоубиться было чем...

Астор дю Белли тогда предложил мне выбор – монастырь или ссылка в домик в средневековой деревеньке где-то в Бургундии. Я уточнила на всякий случай:

- Новое замужество для меня невозможно? – д-Артаньян вдруг как-то не к месту вспомнился… Атос. Понятно, что ассоциативный бред, но не все же здесь моральные уроды? И не все – старики.

- Ну почему же? – оскалился он, потирая руки. Он все время тер их одну о другую – мерзкая привычка!

- Можно и замуж – за того конюха, под которого брат подкладывал вас... мадам, чтобы вы все же понесли, а наследство и титул достался не мне и моим детям, а вашему ублюдку.

- А… моё приданое? – упорно выясняла я пределы своих возможностей, потея от ужаса и стараясь не зацикливаться на новых подробностях жизни Маритт.

- Ну… насколько я знаю, это кровь Лантаньяков и детородное чрево, - тер он руки.

- И что – вы вот так и отправите меня в Бургундию нищую и в обносках? И с документом на руках, где я – вдова дю Белли?

- Мне женские тряпки не нужны! – отрезал он, - возьмете из замка все, что посчитаете нужным - из одежды. Но назло братцу - он так ненавидел вас… Можете просить еще что-нибудь, а я подумаю. Какое приданое вы хотите? Чтобы унести в руках, не больше того. Не украшения – они остаются в семье.

- Тогда набор хирургических инструментов. Я где-то слышала – их можно дорого продать, если знать - кому, - решилась я, вспомнив иллюстрацию из учебника по истории медицины: - Я выбираю Бургундию и обещаю, что слова никому не скажу о вашей семье. И вас прошу… вы тоже забудете обо мне, мсье Астор. Пообещайте.

- Грязная мелкая пичужка, - скалился старик и тер руки: - Ножи вам... мадам? Дура...

Еще месяц я жила на притоке Луары в Анжу. Месяц он ездил и морально измывался, пока узаконил свои права на наследство.