Черняев 1988 - Неизвестно

М.С. в записке предусмотрел повышение зарплаты партработникам.

Вчера в «Знамени» № 9 прочел В. Тендрякова «Охота» - 1948 год. О Фадееве, о космополитии. Талант бьет из каждой фразы. Сила действия огромная... Повесть - явление морально-общественного значения, трудно с чем сравнимое...

И особенно то, что это написано сугубо русским человеком. Там опубликован Эмка Мандель (Коржавин). Напомнило, когда я его знавал. И особенно один эпизод. Ехал я с работы. Жил еще на Кутузовском. В троллейбусе. Поздно. Троллейбус пустой. На работе в киоске купил книжонку - сборник его стихов. Перелистываю. И наткнулся на «из Некрасова»:

У Некрасова:

Коня на скаку остановит В горящую избу войдет.

Коржавин продолжает:

А кони все скачут и скачут,

А избы горят и горят.

Я захлебнулся в рыдании. Там, в троллейбусе. И с тех пор, как вспоминаю эти стихи - плачу.

Просмотрел два номера «Коммуниста» (12 и 13). Темы: собственность, бюрократия, «о социализме», профсоюзы. Бухарин. История морали после 17-го. Дарвинизм. Религия и национализм.

«Коммунист» стал лидером передовой мысли.

Глупая статья Арбатова в «Известиях». Выставил себя на посмешище, открылся - что он в общем в науке, в теории - невежественный человек. А высунулся, потому что не может с достоинством принять, что оказался таки на обочине. Уж держался бы своего реноме - эксперта по США. Тут еще куда ни шло. Думаю, что подорвет остатки кредита доверия и у М.С. А вся общественность будет потешаться.

Я тут с ним повздорил довольно грубо: он явился «без спросу», хотя я его просил не приходить, потому что каждая минута была на счету (перед Красноярском). Он таки зашел и начал свое брюзжание: будто солидные ученые уже отворачиваются от М.С., писатели уходят от борьбы, потому что он не поддержал прорабов перестройки. Цены. Магазины и проч. Я взорвался. Наговорил грубостей.

Потом извинялись друг перед другом по телефону.

15 сентября 88 г.

Из разговоров в Крыму.

М.С. не перестает восхищаться Бухариным. Читает его. Я ему подложил еще несколько его брошюр и статей 25-27 годов. Думаю, что знакомство с Бухариным еще прошлым летом очень сильно повлияло и на оценку «эпохи культа» и на его решимость насчет реабилитации. Знакомясь с обстановкой в партии и вокруг Ленина, он много воспринял. И опять же особенно его занимали отношения Ленина с Бухариным, о котором он произносил: «Какой талант! Какой ум! Увлекался! Не додумывал! Торопился! Но все время думал, думал,... продолжал ленинскую мысль. И ни одно столкновение с Лениным не проходило для него так: умел учиться, умел поправляться».

Надо рассказать о реакции М.С. на горьковскую речь Лигачева.

Начитаешься всего в журналах, газетах - и хочется обратиться к основам: читать «Бесы», «Идиот», Толстого, Чехова... Много, оказывается, не освоил у них в свое время. Не вернуться ли ко многому, что прочитано было поверхностно и глазами еще мало видящими?

Да и вообще: больше я читал западного, чем русской классики.

Бурлацкий в «Литературной газете» 14 сентября - «Брежнев и крушение оттепели». Это - событие и поступок, несмотря на Федькины тщеславные заскоки. И очень полезный поступок - для всех, в том числе для М.С. (думаю ему в душе понравится, хотя может по отдельным пассажам и выскажется в свойственной ему манере!).

Так вот - о Лигачеве. Тессе ли. Кончилась программа «Время».

Звонит М.С.: Ты видел, что наговорил Егор (в Горьком)?

Видел.

Ну и что?

Не помню, что точно я сказал, но помню, что грубо - в том смысле, что это выпад против всего нового мышления, против самых его основ. И что я - хоть и говорил раньше вам: готов, мол, согласиться, что это от непонимания, от того, что даже Ваши ближайшие коллеги не в состоянии прочитать-то, что Вы говорите публично, что подписано ими самими в официальных документах перестройки, теперь (включая речь Е.К. на XIX партконференции) я убежден, что тут - программа, пусть топорно сработанная, но сознательно двигаемая и противопоставляемая Вам. И она имеет за собой не только кадры, но и структуры... И что уж, если что и вносит сумятицу (о которой сказал Лигачев), так именно эта «безнаказаная» демонстрация альтернативы новому мышлению.

Он выслушал, не перебивал.

Ну, ладно, ты, как всегда обобщаешь. Напиши мне завтра основные твои соображения... о_ международной части его выступления. Но коротко... Для разговора (с кем?).

Утром я это сделал, но не удержался и от оценок всей речи и претензий оратора, в частности, сослался на то, что в публичных выступлениях других членов ПБ и секретарей после XIX партконференции никто не затрагивал международную тему. А этот

- взял не просто какой-то кипящий международный вопрос, который члену советского руководства нельзя было бы оставить без реакции, а теоретическую суть - классовость международного развития.

Он это получил. И - ни слова. Ничего он не сказал мне и о выступлениях Яковлева в Риге и в Вильнюсе, последовавших сразу же после Лигачева. Я пытался навести его на разговор, ибо у А.Н. был прямой ответ Лигачеву. Спросил, читал ли он полностью речи Яковлева в «Советской Латвии» и в «Советской Литве»?

Коротко ответил: Нет.

Я понял: он не хочет меня втягивать в раздор между двумя членами ПБ. Значит, не доверяет, боится, что я не оставлю его суждение при себе.

Через 3-4 дня я попросил Шишлина прислать мне из Москвы статьи из английских, французских и американских журналов по поводу этого эпизода с Егором Кузьмичем и Яковлевым. В радиоперехватах эта тема уже гуляла. И М.С. обратил на это внимание. И почему-то в разговоре по телефону удивленно замкнулся - «они там все усекли»...

Я дал ему эти статьи. Особенно сильная и умная - из «ЕсопогшзГа»: полный и точный расклад между Лигачевым и Горбачевым в предполагаемой ситуации.

Он оставил при себе. Это уже понятный признак: оставил в своем «архиве». В противном случае, т.е. когда не придает значения, возвращает без пометок.

Вернулись в Москву. В понедельник, 5-го, он собрал помощников. И когда разоткровенничался, как и куда он хотел бы расставить своих коллег, возникла и проблема Лигачева. Шахназаров и Иван высказались резко. Иван привел пример с письмом какого-то московского инженера, который написал на имя Е.К., что возмущен программой «5-ое колесо» (или «Взгляд»), в которых несимпатичные молодые люди еврейской национальности навязывают свои сомнительные мнения общесоюзной аудитории. Е.К. разослал письмо по Секретариату и поручил Слезко (замзав Отдела пропаганды) и Зайцеву (замзав Отдела культуры) - своим клевретам «разобраться и принять меры»: резолюция на письме.

Иван: Это - политика? Это - политика? Как можно!..

М.С. выслушал, не отреагировал. А в дальнейшем разговоре опять стал «выгораживать»: Я ведь его знаю много лет. Всякого видел. Он честный. Но культурки не хвата... уровень. Что поделаешь.

Тут встрял я: Михаил Сергеевич, невежество и отсутствие культуры - это в его положении политическая проблема. Это - опасно для всего нашего дела.

И вот потом он нам сообщил, что определяет его на аграрный Отдел и «разведет» с идеологией.

Вообще он тонко действует.

И мы по этому поводу выразили ему сочувствие. По-человечески понять можно: устранять людей, с которыми каждый день, каждую неделю на ПБ вроде одно дело делали... И вот теперь убирать: Громыко, Соломенцева - «это вопрос ясный». (М.С.), переставлять, отодвигать других... А сам выдвигается на «превосходящую всех» роль фактического президента. Да, это - благо для партии и страны. И альтернативы, если мы хотим, чтоб перестройка состоялась, нет у нас. Но и его понять можно. Он уверен, что он нужен стране именно в таком качестве, что нынешнее ПБ - не потянет и уже сильно мешает, что большинству в нем, как он сам выразился, «работы не найдется»...

Он максимум сделал, чтобы их вытеснение выглядело, как результат «объективного» процесса перестройки политической системы, а не результат его личных «симпатий и антипатий», его «личной» кадровой политики.

И тем не менее, по-человечески его осторожность и деликатность понять можно. И к тому же: встал из-за стола, чтоб подойти к телефону у другого стола, бросил: «не забывайте, что ведь и голосование в ПБ может быть»...

20 сентября 88 г.

Вчера вышел на работу М.С., возвратившись из Красноярска. Он увлекся рассказом о поездке, ходил, говорит, по краю, на острые вещи вышел. Беда - в кадрах: не умеют, не хотят, устарели, не способны. Но я выступил против хунвейбинства, против

«огня по штабам», круто завернул... Новым 1937 годом в перестройку людей не затащишь. Есть и умные люди. Но все это разрозненно, не сорганизовано, не знают, как...

А партактив тянет в свою наезженную колею «под руководством и под прикрытием Егора»(!). [Решил выплеснуть мне затаенную свою мысль, замысел]. Я «похвалил» за экспромт в Шушенском (о новом мышлении по ассоциации с Лениным, который именно там впервые подошел к идее приоритета общечеловеческого над классовым). Разразился вдруг поношением Фролова. «Одно извинение, что философ» Идею общечеловеческого я увидел, перелистывая книги в комнате, где жил Ленин. И сразу зацепился.