По ту сторону Псоу - Сергей Катканов

Алексей с возмущением рассказывает пожилой интеллигентной хозяйке, что с отдыхающих теперь за один только проезд на Рицу берут по сотне. Она сначала тоже возмущается, но потом машет рукой: «А и пусть с них деньги берут. Они–то как над нами на Псоу издеваются?»

«Они» — это русские. Она, кажется, забывает, что я тоже русский или просто не смешивает меня с мерзавцами с таможенного поста на Псоу. Алексей смотрит в сторону. Ему, кажется, жалко меня. Уж он–то знает, что такое «стыдно за своих». А я вспоминаю, как на границе тянулась длинная очередь, в которой можно было простоять несколько часов. Русский офицер, увидев, что мы не абхазцы, махнул рукой — проходите без очереди. Мы прошли. Слаб человек. Абхазы, оставшиеся в очереди, провожали нас недобрыми взглядами.

Потом в одной из абхазских газет я прочитал обращение к В. В.Путину: «На протяжении многих лет на российском таможенном пункте «Адлер» открыто и безнаказанно царит полный беспредел, поборы и издевательства по отношению к абхазским женщинам и старикам… Бывшая короткая пешеходная дорога закрыта для пешеходов. Вместо нее проложена «дорога смерти» протяженностью 1,5 км. Измученные люди не в состоянии её преодолеть, таща за собой груз в 100, а то и 200 килограммов для реализации. Совершенно чудовищная по своему беззаконию ситуация произошла совсем недавно. Жительница Абхазии должна была доставить в Гагру деньги для школ и церкви, пожертвованные одним известным россиянином. После вопроса пенсионерки о том, где и как можно заполнить декларацию, деньги у нее были немедленно изъяты таможенниками, которые категорически отказались выдать документ об изъятии денежной суммы. Совершенно понятен грязный умысел таможенников. Замученный пятичасовым ожиданием человек, либо вовсе откажется от денег, либо щедро поделится. Здесь создаются искусственные барьеры, таможенники вынуждают давать взятки. Берут открыто, на глазах у сотен людей. Мы во власти истязателей, наглость и алчность некоторых не имеют границ. Уважаемый Владимир Владимирович, услышьте нас и не останьтесь равнодушными к нашему горю. Сочинские таможенники не должны и впредь чинить кошмар и порочить Российский государственный флаг на границе с Абхазией».

Машина абхазского времени

Ум Абхазии — Сухум,

Лыхны — душа и сердце

Мы покидаем гостеприимное село и едем в Лыхны. Здесь начинается самая настоящая фантастика, как будто мы воспользовались машиной времени. Нас окружают пятисотлетние липы, которые помнят многое такое, о чем и вспоминать–то не особо весело. Но мы друзья, а потому не боимся правды. Алексей говорит, показывая на огромное ровное поле, Лыхнашту: «Именно здесь, в XVII веке, было первое выступление абхазов против царизма». Уважаю людей, для которых историческая память — не пустой звук, но историю не надо подгонять под политически удобные схемы. Я отвечаю: «Алексей, в XVII веке «царизм» не имел над Абхазией никакой реальной власти. Русское присутствие на вашей земле еще только намечалось. Может быть, горячие горцы жёстко среагировали на самоуправство какого–нибудь нашего дурака–воеводы, но не более того». Наш друг миролюбиво соглашается с этой версией.

Он показывает на изумительный древний храм и говорит: «Посмотри, какие у нас христианские святыни. А в свое время не постыдились утверждать, что абхазы–мусульмане обижают православных грузин. Какие мы мусульмане? Где у нас хоть одна мечеть?» Полностью разделяю его возмущение. Попытки разыграть религиозную карту в политических игрищах по отношению к Абхазии выглядят более чем нелепо.

А этот храм словно подарен нам всё той же машиной времени. Он построен в X веке и с тех пор вторую тысячу лет стоит почти без перестройки — уникальная для памятников такой древности сохранность. Здесь неплохо сохранились также фрески XIV века. А между тем, под этими сводами до сих пор совершается богослужение. Никто не боится, что молитвенная жизнь повредит сохранности памятника, как это иногда бывает у нас.

Историческая память у абхазов удивительно сильна. Для них как будто не существует разницы между прошлым и будущим, словно они живут вне времени. Поле Лыхнашта — и по сей день место общенациональных абхазских сходов. Здесь в периоды народных бедствий собираются со всей страны многотысячные собрания так же, как и тысячу лет назад. И в годы советской власти всякая буза в Абхазии, причем не реже, чем раз в 10 лет, начиналась именно отсюда, с Лыхнашты. Абхазов нельзя доводить до крайности. Их мало, но они за какие–нибудь сутки способны собраться в единый кулак. Абхазский «Давид» вполне способен завалить «Голиафа» любой национальности.

Рядом — руины дворца абхазских царей. Этому дворцу тоже далеко за тысячу лет. А недавно там внутри нашли великолепный клад золотых монет. Кстати, на Иверской горе несколько лет назад путешественник нашел прямо на тропинке как будто вчера оброненную монету эпохи императора Нерона (видимо, склон осыпался). Легко ли нам понять эту внеисторическую реальность?

А маленькая девочка, которую родители пытаются заинтересовать абхазскими древностями, бегает по полю за очаровательной козочкой. Алексей умиляется этой картине. А ведь и правда, живое — самое интересное.

Наша поездка заканчивается. Алексей говорит: «Сергей, расскажи у себя в Вологде, что здесь, в Абхазии, живут нормальные люди, которые не хотят ничего плохого». Я просто пожал ему руку.

2003 год

Море осени

Глава I. Море сентября

Нам кажется, что произошло чудо — в этом году мы отменили сентябрь — дождливый, промозглый, пасмурный. На абхазском пляже солнышко ласково припекает, здесь самое настоящее лето — тёплое море, лёгкие мысли и никаких забот, во всяком случае — у нас, потому что мы отдыхаем. Бархатный абхазский сентябрь ещё только вступает в свои замечательные права.

Побарахтавшись в волнах, с удовольствием обсыхаю, думаю, что пора уже приступать к фруктам, которые мы прихватили с собой, а больше ни о чём не думаю. И вот, вижу, идёт ко мне абхаз. На вид ему где–то за 50, лицо суровое и, приветствуя меня, он не улыбается. Кажется, он выпивший, хотя держится и говорит твёрдо:

— Мы любим Россию искренне и по–настоящему. И вы нас тоже люби́те… Я служил на флоте и тем горжусь. Я не Абхазии служил, а Союзу. И ты служил Союзу.

Он говорит очень продуманно, как будто мы на международных переговорах. Слушаю его с почтительным вниманием, словно принимаю заслуженную дань уважения. Абхаз замолкает и подводит итог:

— Может быть, я плохо сказал, брат…

— Ты хорошо сказал, брат.

Мы расстались, довольные друг другом, тем более, что я угостил его сигаретой, ради которой он, видимо, и подошёл ко мне. Но у него было для меня слово. Он говорил о любви, о братстве, о Союзе, который для абхазов есть нечто куда большее, чем Советский Союз. Мы вместе служили великой державе, и союз между нами был великим. Он так много сказал мне несколькими фразами. А было ли у меня для него слово? Нет…

Кто для нас абхазы, когда мы приезжаем в Абхазию? Прислуга? Декорация? Часть пейзажа? Абхазы действительно относятся к русским так хорошо, как ни один другой народ бывшего Союза. А мы как к ним относимся? Чаще всего, никак.

— Абхазия — не пляж, — думаю я, решив ещё разок окунуться в море. — Если бы нам нужен был только пляж, можно было бы выпрыгнуть из поезда ещё в Туапсе, и не стоило тащиться через границу.

Мы едем в восточные храмы Абхазии. В нашем микроавтобусе — восемь русских и два абхаза — водитель и экскурсовод. Экскурсовод Аслан — весёлый балагур, едва зайдя в автобус, он тут же начал шутить и прикалываться, что и делал весь день, благодаря чему у всех было хорошее настроение. Водитель Гурам — серьёзный, основательный, немногословный мужчина. Аслан всю дорогу подтрунивает над Гурамом. «Я вам сразу скажу, что наш Гурам — нерусский». И потом он постоянно окликает его с нарочитой грубостью: «Эй, нерусский». Чувствую, что это такой абхазский юмор, но далеко не сразу понимаю, в чём тут суть. Много позже Аслан, ничего не пытаясь объяснить, обронил, как всегда улыбаясь: «Я узнал, что я — нерусский, только когда учился МГУ».

Ах вот оно в чём дело. «Нерусский» — презрительная кличка, которой русские награждают чаще всего кавказцев. Будьте спокойны, француза или немца «нерусским» не назовут, а кавказцы, они вроде бы наши, потому что по–русски говорят, но мы с барской спесью подчёркиваем, что держим их в лучшем случае за второй сорт — это же нерусские.

Аслан в очередной раз крикнул на Гурама: «Ты куда свернул, нерусский? Они такие бестолковые, эти нерусские». И я наконец понял его совершенно. Аслан ни слова не сказал о том, насколько обидны для абхазов антикавказские настроения русских, но он сказал очень много. «Вы думаете, абхазы такие горячие, что при первом же обидном слове хватаются за кинжал? Но меня не так легко обидеть, я сам всю дорогу буду повторять ваши обидные слова». Ещё он сказал: «Вот я, перед вами, судите сами, достоин ли я презрительной клички». Но не только это. Аслан занимался профилактикой. Мы провели вместе целый день и за это время он раз двести сказал это слово: «нерусский». Захотим ли мы теперь его произносить? Вряд ли.