Сцены страсти - Дина Джеймс

– Полковник Уэстфолл…

– Бенджамин. Пожалуйста, зовите меня Бенджамин.

– Нет.

– Я не прошу, чтобы вы полюбили меня прямо сейчас. Конечно, вы не в состоянии этого сделать. Я бы перестал вас уважать, если бы это было иначе.

– Я всегда любила только Френсиса.

– Я понимаю. Вы всегда были его храброй, верной женой. Никогда не жаловались, создавали ему уют в этой глуши. Жизнерадостная, любящая – товарищ и жена.

– У вас есть жена.

Он посмотрел на нее печальным взглядом, сжав обе ее руки в своих.

– Мы с Мод Мэри вместе уже более двадцати лет.

Рут смотрела на него, и на ее лице отражалась смесь удивления и отвращения.

– Тогда как же вы можете говорить мне такие вещи?

Он улыбнулся.

– Какие? Разве я сказал что-то оскорбительное? Я только просил вас остаться, чтобы я – ваш старый друг – мог вам помочь.

Она покачала головой.

– У меня все смешалось в голове. Пожалуйста, отпустите мня. Прошу вас.

Продолжая держать ее руки, он обнял ее за талию.

– Я только прошу позволить мне поддержать вас в трудный час. Любой офицер поступил бы так же по отношению к женам и детям тех, кто погиб, находясь под его командованием.

– Полковник Уэстфолл. – Она посмотрела на него сквозь пелену слез.

– Я бы знал, что вы принимаете мою дружбу, если бы вы называли меня Бенджамин.

Рут медлила. Она была так несчастна и испугана. Опустив голову, она тихо произнесла:

– Бенджамин.

Он вздохнул. Улыбка тронула уголки его губ.

– Прекрасно. О Рут, как я хочу быть вашим другом.

– Значит, вы поможете мне уехать?

– Рут, почему вы не предоставите все решать мне?

Он привлек ее к себе. Он чувствовал, как она дрожит. Он крепче сжал ее в объятиях. Ее груди, увеличившиеся за время беременности, прижались к нему. Она вся была такая круглая и мягкая, совсем не потерявшая привлекательности, как бывает с женщинами в последние месяцы беременности. Он коснулся губами ее волос.

Термометр в фургоне опустился до минус сорока градусов, потом ртуть в нем замерзла.

– Сиди здесь со мной, – велела Рут, когда Миранда встала на колени, чтобы выглянуть наружу.

– Там буйволы. Они валяются в снегу. Сотни и сотни буйволов.

– Они тебя не тронут, если ты их не потревожишь. – Рут полулежала на скамье фургона. Миранда вернулась на место рядом с матерью, и та укутала их обеих шкурами. – Поставь ноги на маленькую печурку, а то обморозишь их.

– Мы можем замерзнуть до смерти? – Миранда выдохнула облако пара.

Рут устало закрыла глаза. Это ее не удивило бы. А дочери она сказала:

– Мы выдержим этот холод. Мужчины не дадут нам замерзнуть.

– А как они выдерживают такой мороз? – Девочка подумала о погонщике, правившем фургоном.

– Они храбрые и сильные. Они привозили в форт продовольствие, а теперь возвращаются назад. И мы едем с ними. – Рут начала дремать. Может быть, она замерзает? Но она этого не ощущала. Она прижала к себе Миранду.

– Не понимаю, почему мы не могли подождать еще месяц, мама?

Рут подумала о Бенджамине Уэстфолле. Дважды он приходил к ней поздно вечером под предлогом, что она не должна оставаться одна наедине со своими мыслями. Она крепче прижала к себе свою дочь.

– Месяц ничего не изменил бы. Я должна отвезти тебя домой. Назад в Чикаго.

– Но, мама…

Ребенок энергично зашевелился в ней.

– Чувствуешь?

– Да.

– Твой маленький братец или сестричка уже просятся на свет. Если бы я подождала еще шесть недель, то уже не смогла бы совершить это путешествие. Я хочу, чтобы он или она родились дома, как ты когда-то. – Рут поцеловала Миранду в холодный лоб. Иногда она взваливала слишком много на хрупкие плечи дочери. Сейчас как раз был такой момент. – Я не хотела, чтобы малыш родился там, где погиб его отец.

– Да, мама. – Закутанная в шкуру, Миранда протянула руку и положила ее на живот матери. Малыш зашевелился опять, на этот раз сильнее. – Надеюсь, это будет братик.

– Я тоже надеюсь.

– Но кто бы ни родился, он будет похож на папу, правда?

Рут закрыла глаза, чтобы не выдать своих слез. Казалось, они в ней никогда не иссякнут.

– Я всем сердцем хочу этого, – пробормотала она, представив себе улыбающееся лицо Френсиса Драммонда. – Я очень этого хочу.

АКТ ВТОРОЙ

Чикаго и Сент-Луис, 1869

Сцена первая

Можно жить с улыбкой и с улыбкой

Быть подлецом.[4]

– «Любовь летит от вздохов ввысь, как дым. Влюбленный счастлив – и огнем живым сияет взор его».[5]

Миранда вся подалась вперед; ее губы приоткрылись, влажные ладони в волнении прижались к тонкому шелку платья. Еще никогда в жизни она не видела такого красивого мужчины. Ей казалось, что все свои шестнадцать лет она ждала только его, грезила только о нем одном – о мужчине, который сейчас стоял перед ней на сцене.

Его волосы цвета воронова крыла, длинные и волнистые, спускались до самых плеч темно-бордового бархатного камзола. Ей казалось, что его выразительные черные глаза находили среди публики только ее лицо и именно к ней он обращал слова любви, и именно ей улыбался. Серебристо-серые штаны обтягивали его длинные стройные ноги, подчеркивая мускулистые икры.

У Миранды на секунду замерло сердце.

Его белые зубы сверкнули в улыбке, когда он произнес:

– «Где ты Ромео видишь? Я потерял себя. Ромео нет. Серьезно, брат, я в женщину влюблен».

Миранда не дыша смотрела на него. Мужчина был так красив. И, конечно, он был влюблен в женщину. У нее затрепетало сердце, когда она попыталась обуздать свое разочарование.

Актер повернулся к зрительному залу, и его рука взметнулась вверх. Бархатный плащ распахнулся, открыв взорам зрителей рукав белой шелковой рубашки с кружевами и лентами. Кисти рук изогнулись, суля изысканные ласки.

– «И ей не страшен Купидон крылатый». Миранда прижала руки к своим пылающим щекам. Девушка, в которую он влюблен, не любит его. Она не могла поверить, что кто-то мог быть настолько глуп, чтобы не полюбить его. Ведь в глазах Миранды он был самым красивым мужчиной на свете. Ромео повернулся к своему другу, и она заметила блеск золота. В левом ухе он носил золотую серьгу. Миранда почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она была на грани обморока. Корсет, который мать заставила ее надеть и который она сначала даже не чувствовала, теперь сдавливал ее грудь как тиски. Ее сердце учащенно билось, кровь стучала в виски. Лицо Миранды пылало. Слава Богу, в театре было темно, и никто не обращал на нее внимания.

Миранда вновь напряженно уставилась на сцену. Спектакль продолжался. Ромео узнал, что девушка, которую он любит, приглашена на ужин в дом, куда ему нет доступа, потому что его семья враждует с той семьей.