Сочинить детективчик - Виктор Левашов

— У меня все, — закончил Мартынов доклад.

— Мне представили вас как опытного оперативника. Сомневаюсь. Не заметить, что жопы разные, — поразительно!

„Но ведь и вы не заметили“, — вертелось на языке у Мартынова, но он благоразумно промолчал.

Генерал с отвращением отодвинул от себя снимки.

— Свободны.

— Дело будем вести мы?

— С какой стати? — буркнул генерал. — У МУРа есть дела поважней. Передайте в район.

У МУРа не было более важных дел, чем убийства. Но Мартынов понимал, что генерал хочет как можно скорее забыть о том, как он облажался. Поэтому только и сказал:

— Слушаюсь…»

— Так Мартынов попал в Таганскую прокуратуру, — объяснил Леонтьев, когда главка была выведена на принтер и внимательно прочитана соавторами. — И там встретился со следователем Авдеевым, который вел дело о самоубийстве художника Егорычева…

Глава шестая. ИНТЕРМЕДИЯ

«Со следователем Таганской межрайонной прокуратуры Авдеевым Мартынов был знаком еще с тех времени, когда оба учились в Высшей школе МВД, только Авдеев был на три курса младше. Получив диплом, Мартынов пошел на оперативную работу в милицию, Авдеев — следователем в прокуратуру. Быстрой карьеры оба не сделали. Мартынов — из-за неумения себя подать, Авдеев — из-за юношеского романтического отношения к профессии, которого не вытравили из него годы рутинной службы. В каждом деле он старался найти второе дно, в самой банальной уголовщине ему мерещились короли преступного мира, управляющие этим миром из глубокого подполья. Он вцеплялся в дело, как клещ, заваливал оперативников следственными поручениями, назначал десятки экспертиз. Несколько раз благодаря своей дотошности ему удавалось раскрывать масштабные преступления, но у подавляющего большинства дел никакого второго дна не было, рвение Авдеева приводило к тому, что следствие затягивалось до бесконечности, и это вызывало законное недовольство начальства. Поэтому в свои тридцать семь лет он все еще имел классный чин юриста первого ранга, что, по армейским и милицейским меркам, соответствовало званию капитана. Но это его не охлаждало, в своем деле он был поэт, и, как всякий настоящий поэт, даже если его не печатают, продолжает писать стихи, потому что не может их не писать, так и Авдеев вгрызался в каждое дело со страстью кладоискателя.

Когда Мартынов вошел в его кабинет, следователь сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку стула, сцепив на затылке руки и вытянув длинные ноги так, что они далеко торчали из-под стола. На экране монитора плавали разноцветные рыбы, как в аквариуме. Авдеева можно было принять за глубоко задумавшегося человека, если бы не легкое похрапывание и посвистывание.

Мартынов приоткрыл дверь и со стуком закрыл. Следователь встрепенулся, деловито поправил галстук, схватился за компьютерную мышь и недовольно оглянулся, как человек, которого отвлекают от дела. Но тут же узнал Мартынова и заулыбался во все тридцать два зуба, крупных, как кукурузные зерна.

— Гоша, ты? Какими ветрами?

Авдеев был длинный и худущий, как Дон-Кихот. Пиджаки висели на нем, как на вешалке, а в форменном мундире, в который ему приходилось облачаться по торжественным случаям, он болтался, как пестик в ступе.

— Привет, Димон. — Мартынов пожал следователю узкую руку. — Как жизнь молодая?

— И не спрашивай! Завал, не продохнуть. И это в феврале. Вот я и думаю: если такая зима, какое же будет лето?

Зимние месяцы в милиции и прокуратуре считались периодом относительного затишья. С наступлением весны природа оживала: из-под снега лезли старые трупы, их так и называли — „подснежники“, новых тоже не убывало.

— Ты по делу? Или так?

— По делу. Заодно решил и к тебе заглянуть. Меня интересует один парень. Пустил себе пулю в голову, было в сводке. Егорычев его фамилия.

— Есть такой. Вернее, был. На мое дежурство пришлось. Кровищи! Полбашки начисто снесло, представляешь? Он что — педик?

— Это еще почему? — удивился Мартынов.

— Если человеком интересуется „полиция нравов“, то сразу возникают подозрения, что у него не все в порядке с „облико морале“.

— Нет, про это ничего не знаю. Даже не уверен, тот ли это Егорычев. Месяцев шесть назад его задержали за мелкое хулиганство, пинал машину.

— Какую машину?

— „Мазду“. Новую, из дорогих.

— Зачем?

— Выражал социальный протест.

— И что?

— Ничего. Отделался легким испугом — любовница выкупила.

— У него была любовница? — живо заинтересовался Авдеев. — Впрочем, ясен пень. Такой красавец, да если не педик, любовницы для него не проблема.

— Он был художником, — подсказал Денисов.

— В точку, Гоша. Художник. Значит, тот.

— Почему он застрелился?

— Ну знаешь! Если я буду выяснять, почему этот застрелился, а тот начал торговать наркотой, мне работать некогда будет. Для меня важно — застрелился или не застрелился,

— Об этом я и хотел спросить. Застрелился?

— Вроде бы да. Но… Есть вопросы, Гоша, есть. Первый. Хозяйка квартиры, которую он снимал, показала, что Егорычев был если не совсем голодранцем, то уж человеком не больно-то состоятельным. За квартиру иногда по три месяца не платил. А у него нашли около трех тысяч американских денежек. Точнее — две тысячи семьсот. Валялись в серванте. У тебя в серванте валяются три тысячи зеленых рублей?

— Нужно глянуть. Но почему-то кажется, что не валяются.

— И у меня не валяются. Интересно, да? А у Егорычева валяются. То он за квартиру не платит, а то вдруг пьет коньяк „Хеннесси“. Второй вопрос… Впрочем, прочитай протокол, сам поймешь.

Авдеев извлек из папки протокол осмотра места происшествия и терпеливо ждал, когда Мартынов его прочитает.

— Понял, какой второй вопрос?

— Ствол.

— Правильно, ствол. Не какая-то пукалка, переделанная из газовика. Даже не „тэтэшник“. На секундочку — „Таурус“, лицензионная копия итальянской „Беретты“. Такой ствол хороших денег стоит. Я отправил его на экспертизу и сделал запрос в отдел разрешений. Ствол чистый, ни по каким криминальным делам не проходил. А насчет владельца ответили вот что…

Длинными ловкими пальцами, привыкшими к работе с бумагами, Авдеев перебрал документы в деле и извлек компьютерную распечатку.

— „Автоматический пистолет ''Таурус''“, модель ПТ-99, производитель „Forjas Taurus SA“, Бразилия, регистрационный номер TLR 37564. Владелец — гражданин РФ Рогов Алексей Вениаминович, шестидесятого года рождения, москвич, место работы — генеральный директор архитектурно-строительной фирмы „Дизайн-проект“. Твой Егорычев точно не педик?

— Да что ты привязался ко мне с этим педиком? — разозлился Мартынов.

— Объясняю. Какая хрень может связывать генерального директора архитектурно-строительной компании, солидного человека в годах, и никому не известного молодого художника? Просится: нетрадиционная сексуальная ориентация. По нынешним временам дело житейское. Нет, скажешь?

— Брось. Что угодно может связывать. Или ничего.

— Тогда остается один вариант — пистолет был украден. Сам Егорычев украл. Или купил краденый.

— Заявление о пропаже пистолета было?

— Хорошо мыслишь, Гоша. Не было. Значит, что? Или этот Рогов до сих пор не знает, что пистолет у него сперли. Или… В общем, послал я ему повестку на завтра. Думаю, кое-что прояснится.

— Ты не возражаешь, если я поприсутствую на допросе? — не очень уверенно спросил Мартынов, не совсем понимая, для чего ему влезать в это дело.

— Возражаю? Приветствую! Помощь такого профессионала, как ты, для меня просто неоценима!

— Трепло, — усмехнулся Мартынов. — Лучше введи меня в курс дела. Из того, что не вошло в протокол. Что за квартира?

— Квартира как квартира. Однокомнатная, но большая, с большой кухней. Вся завалена какой-то мазней — я даже не знаю, как еще это можно назвать. Вообще-то я не великий знаток искусства, знаешь ли, особенно всякого там абстракционизма. Для меня картина — это картина. Если на картине стол, это и должен быть стол. Если человек — то человек. А весь этот авангардизм — это не для меня. Но парень именно такую ерунду и рисовал. Сплошные пятна, кривые фигуры, и никакого смысла. Но я своих эстетических пристрастий никому не навязываю.

— Что еще?

— Показания соседей и консьержки. Вернее, консьержа. Из военных, полковник в отставке. Жизнь Егорычев вел тихую, не буянил, не устраивал оргий. Иногда приходили женщины, приличные. Иногда мужчины, не очень приличные. Судя по всему, такая же богема, как и он сам. Художником, как я понял, он был не особо удачливым, картины продавались плохо, о выставках мог только мечтать. Вот я и спрашиваю себя: может равнодушие общества к его таланту быть причиной самоубийства?

— Кто их, художников, знает! — неопределенно отозвался Мартынов. — Тонкие натуры. Полгода назад он был похож на человека, которого жизнь достала по полной программе.