Тайна Симеона Метафраста - Анна Викторовна Дашевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понял, – печально ответил Суржиков. – Так и сделаю.
Глава 3. 10 мая 2185 года от О.Д.
{«…если книга переплетена в пергамен, а не в телячью кожу, и поля у нее на три сантиметра шире обычного, это может поднять цену на тысячи».}
{Артуро Перес-Реверте, «Клуб Дюма, или тень Ришелье»}
Надо признаться, после вчерашней нервотрёпки и первого дня работы в одиночку Суржиков банально проспал. Кто-то заглядывал к нему в комнату, звал на разные голоса, подносил к носу неимоверно пахучий кофе – наш герой спал, и его могучий равномерный храп был достойным ответом всем попыткам нарушить это прекрасное состояние души и тела.
В конце концов над самым его ухом кто-то гаркнул:
– Занавес! Суржиков, две минуты до занавеса, кончай ухо давить!
И тут Влад подлетел на кровати, судорожно хватая ртом воздух.
Разглядев, кто сидит в его любимом кресле, да ещё и посмеивается, он лишь печально покачал головой и пошёл в ванную, пробормотав:
– Бог тебя простит, Савелий. Или не простит.
К его возвращению на столе исходила паром чашка с кофе, рядом золотился поджаренный хлеб, свежее масло покрывалось капельками воды, и сливочник стыдливо приоткрывал желтоватую поверхность пенки.
– Ладно, – сурово заявил Суржиков, в один глоток выпив чашку кофе и неспешно пригубив вторую. – Говори, чего надо тебе, аспид!
Лицо незваного гостя, покрытое морщинами и складками, сложилось в умильную гримасу:
– Володечка, так ведь я ж не сам к тебе, меня общество послало!
– Какое общество? – подавил вздох Влад.
– Так труппа театра нашего, дорогой мой!
– Зачем, Савелий? Пять лет прошло, а я и сейчас помню, как на читке «Федры» аплодировали этому… шарлатану, который меня выгонял. И что, теперь труппа вспомнила, что был в ней такой актёр? Брось, Крамов, фигня это.
Старый лицедей посерьёзнел, морщины и складки нарисовали совсем уж трагическую гримасу, а левый глаз стал косить куда-то в угол.
– Да разве ж в том дело, Влад, – сказал он тихо. – Плохо у нас, помощь твоя нужна.
– Я пять лет играл этого… который листовки раздаёт, так что, боюсь, более серьёзной роли уже не потяну, – Суржиков продолжал обижаться, хотя и понимал уже, что дело не в какой бы то ни было роли и даже не в главном режиссёре.
Резким жестом он отодвинул чашку, тем более что уже наелся.
– Рассказывай, что случилось.
– Ворует кто-то у нас за кулисами, – просто ответил Савелий. – Свой крадёт, понимаешь? Воруют и пакостят…
– И что украли? Выручку из кассы? Брильянты Мавлюдовой? Архив Дёминой?
– Если бы… – гость махнул рукой. – Самое дорогое тянут, что там брильянты…
– Ну так что, говори уже!
– У Виктории Мавлюдовой пропал розовый веер, с которым она всегда играет все костюмные роли, – начал загибать пальцы Крамов. – У Тихорецкого стащили гвоздь…
– Что, тот самый? Который он нашёл за кулисами на своём первом бенефисе? – перебил его Влад.
– Именно тот самый! Не знаю, помнишь ли ты, Эдик его всюду с собой таскал, считал главное счастливой приметой.
– Помню, и его, и веер… Ладно, а ещё что?
– Перед премьерой «Идеального мужа» во всех гримёрках перевернули коробки с пудрой и с румянами. Из костюмерной пропали счастливые туфли Золотова, а в бальном платье Золушки вырезали дыру в подоле. А недавно… знаешь, это было последней каплей! – тут Савелий покосился через плечо и зашептал: – Представь себе, первое представление новой современной пьесы, ждут массу высоких гостей, чуть ли не самого! – рассказчик поднял вверх указательный палец, что долженствовало показать высокий пост предполагаемого гостя. – И за полчаса до начала, как раз когда все настраиваются на роль, в коридорах возле гримёрок и у выходов на сцену обнаруживают листовки с цитатами из той самой шотландской пьесы![1]
Слова, которые вырвались у Суржикова в этот момент, мы опустим, но поверьте, собеседник его экспрессивность оценил и даже уважительно цокнул языком. Влад выдохнул и спросил:
– Ладно, а что главреж говорит?
– Ну, Сергей Степаныч сперва отмахивался, мол, сами потеряли. Потом хотел списать на мелкое хулиганство, мол, мальчишки какие-то пробрались и пакостят. Даже сторожа под это дело уволил и нового взял. Ну, а после шотландской пьесы… Он же её ставить собирался, представляешь?
Владимир кивнул. Много лет назад, даже не в прошлой, а в позапрошлой жизни, ещё в Пермь-Вычегодске, он как раз в роли Макбета и прославился, так что многое про это помнил.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Чего ты от меня хочешь?
– Ты сыщик? Ну, вот мы и хотим тебя нанять, чтобы ты вывел пакостника на чистую воду.
– Мы – это кто? С кем я договор заключать буду?
– Со старостой труппы. Дуайеном, так сказать. Это, собственно говоря, я и есть, – и Савелий Крамов приосанился.
– Дуайен, значит… – Суржиков потёр подбородок. – Давай так: мне нужно закончить дело, которое я сейчас веду, – сказал он, и сам удивился, как веско и уверенно это прозвучало. – Думаю, к завтрему я освобожусь и отчёт клиенту отдам. После чего зайду в театр и погляжу, что там и как. Имей в виду и передай… обществу, что услуги мои не бесплатны, берём мы пятьсот дукатов в день плюс расходы по делу. Без денег работать я не могу, у меня старший партнёр есть.
Судя по несколько поскучневшему лицу Савелия, он рассчитывал как раз на бесплатное обслуживание.
Впрочем, деваться старому актёру было некуда, без согласия на работу частного сыщика его бы в родной труппе с кашей съели, и он отбыл, уговорившись о времени встречи.
Было ли то результатом усталости после долгого перелёта, нервов из-за важной встречи или особой мягкости тёмного раухбира, но спали сыщики, словно младенцы. И никому не мешало то, что один храпел, другой говорил во сне, третьему же явно снилась погоня. Проснулись они поздно, спали бы и дольше, но в распахнутое по случаю тёплой погоды окно влетела птичка магвестника. Кулиджанов вынужден был пробудиться, а следом за ним и его товарищи: спать под звонкое возмущённое чириканье было совершенно невозможно.
Капитан-лейтенант открыл письмо, услышав последнее возмущённое «квиррр!», прочёл и вздохнул:
– Экземпляр «Метафраста», который попал к нам в руки, к королю Сигизмунду Августу никакого отношения не имел. Пометок нет.
Хмыкнув, Алекс потянулся, вскочил с кровати и пошёл в ванную, сказав лишь:
– После завтрака всё обсудим.
Торопиться им было некуда, и завтракали неспешно и обстоятельно.
