Пытаясь проснуться - Нейро Пепперштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я чувствовал, что из этого состояния мне не выйти. Я понял, что мне придется подчиниться, и я подчинился. Но я думал, что поступает так лишь другой человек, который живет во мне. А оказалось, что этот другой человек живет в каждом из нас. И никуда от этого не уйти. Все мы, каждый из нас является другим человеком. И когда мы бодрствуем, и когда мы спим, и когда ведем машину или беседуем с другими людьми, внутри нас всегда живет другой. Он прячется где-то очень глубоко, и иногда нам бывает сложно его разглядеть. Но стоит нам уснуть, и он тут как тут. Он вылезает из темноты, обнимает нас, а затем вселяется в наши сны. И тогда мы не можем управлять своими снами, а он управляет нашими. И однажды во сне мы можем встретить его и попросить: «Покажи мне место, где ты живешь». И он покажет.
Недавно мне приснилось, что я в огромном городе. Там тысячами бродили люди…
Их было много. Очень много. Я понял, что это Киев. Сотни тысяч киевлян шли по своим делам, спешили, болтали по телефону, кто-то читал газету, кто-то разговаривал с приятелями… Но все они были чужими. Мне казалось, что я вот-вот встречу своего двойника и мы будем долго и спокойно беседовать. Двойник будет кротко улыбаться, глядя на меня своими кроткими глазами.
Я много ходил по городу. Я забрел в какие-то пустынные места, в места, где было немного людей, и там мне вдруг захотелось увидеть своего двойника. Мне казалось, что мы прекрасно будем друг друга понимать и нам будет так интересно беседовать…
И мы встретились. Он кротко улыбнулся мне с порога. Белый свитер, белые брюки, белые парусиновые туфли. Он улыбнулся так, как улыбаются взрослые, когда понимают, что их шутка понравилась.
Двойник был очень маленького роста. Но он был везде. Он был даже в витрине небольшого магазинчика, который находился напротив дома, где я жил во сне.
Знаете, такие магазинчики с деревянными столиками и витринами, которые всегда чем-то заняты? В этих магазиках продавали жареных куриц, пиво, сигареты и всякую мелочь.
Так вот, в этом магазинчике продавался игрушечный гробик. Такой маленький, симпатичный, с надписью: «Не роняйте гроб в траву. В этом домике живет смерть».
Двойник сидел за столиком игрушечного магазинчика. Его черные зрачки преданно смотрели на продавца. Казалось, он вот-вот расплачется и заговорит человеческим голосом.
– Не печальтесь, молодой человек, – сказал продавец. – Смерть – это такая вещь, за которой не приходят просто так. Чтобы увидеть ее, нужно заплатить.
Двойник кивнул. Он был согласен со мной.
– Сколько?
– Двести евро.
– Вы уверены? Для вас это достаточно?
– Да. Я редко пью водку и уж тем более никогда не тратил на нее двести евро.
Я выгреб из кармана деньги, заплатил за гроб и вышел из магазинчика.
Мы шли по Крещатику. Прохожие оборачивались. Что-то странное было в этом человеке в белом: никто не смотрел ему вслед, все провожали взглядом меня. Словно я был для них живым мертвецом, которого следует остерегаться.
Двойник крепко держал меня за руку. Ощущение его руки было невыносимо.
– Отпусти меня, – сказал я.
– Ты не хочешь? – спросил двойник.
– Отпусти меня, – повторил я.
Двойник выпустил мою руку. Я почувствовал себя легким, как будто сам воздух держал меня. Я взлетел над землей и полетел. Я летал над Киевом, над его зелеными улицами, над его черными мостами, над его колокольнями. Это было прекрасно. Я летел, не касаясь земли, и видел все. Новым взглядом я смотрел на знакомые дома, и они казались мне иными, прекрасными и загадочными. Что-то странное происходило со мной. Я чувствовал, что я растворяюсь. Плоть исчезала, и я становился чем-то иным, чем-то настолько глубоким и всеобъемлющим, как сама бесконечность. И в этой всеобъемлющей полноте неожиданно вспыхнула моя личная память. Она светилась и переливалась, и я видел прошлые жизни всех людей, которые жили до меня. Их было бесконечное множество. Всех не сосчитать. Я видел прошлые жизни Моцарта, который плакал вином на одной из площадей Вены. Я видел Сталина, танцующего румбу в трущобах Буэнос-Айреса. Я видел Эдгара По, взирающего на свой труп с последнего парохода, плывущего в Нью-Йорк. Я видел самого Ньютона, спящего в своей лаборатории. И я увидел себя, только себя. Я увидел свое тело, бесконечно растянутое и сжатое в точках моего соприкосновения с другими телами. Я был этим телом, которое я любил больше всего на свете, но в то же время я был и тем, которое любил больше всех других.
Я был всем, чем угодно, – стулом, книгой, шариковой ручкой, леденцом на палочке… Я был листком, который летел над осенним лесом. Я был пружинкой, стиснутой в кончике стрелы. Я был точкой, светом, бликом, который проходит сквозь воду.
– Стать собой и быть собой – это не одно и то же, – сказал двойник. – Вспомни «Полет над гнездом кукушки». Ты хотел бы оказаться в теле Рода, стать им?
– Не хочу, – ответил я. – Я себя не люблю.
Двойник кивнул.
– В теле Рода тебе бы не было места. Ни одно живое существо не способно любить себя так сильно, как любят себя птицы. Человек, который себялюбив, не способен любить других, – самый страшный человек на свете.
Ананке, неумолимая судьба, не оставила бы тебя в живых.
Но ты сам пожелал стать собой, и поэтому ты здесь. Самое страшное – это когда судьба превращает живое существо в мертвое тело. Тогда это называется рабством. Быть рабом – это тоже выбор. Ты стал рабом своего выбора, поэтому тебе кажется, что рабство – это всегда удел людей. На самом деле это не так.
И я попросил двойника показать, где он живет.
– Здесь, – ответил двойник. Он указал на здание, располагающееся недалеко от моего дома. – В этом здании размещается Музей истории телесности.
Двойник рассказал, что там можно увидеть экспонаты, которые десятилетиями скрывались от публики в этом огромном зале. Что в этом зале собрана огромная коллекция порнографических фильмов всех времен и народов. И колоссальная коллекция гениталий всех видов и размеров, всех форм и окрасов.
