Я не желаю нагибать! - Альберт Беренцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но из самого большого дома-яйца ко мне уже двигалась процессия. Больше всего это напоминало какой-то странный крёстный ход: ко мне спешил десяток ящериц, но шли они согнувшись в три погибели. Эти ящеролюди были пожилыми, явно деревенские старейшины. Возглавлял процессию ящер с побелевшей от старости чешуей и громадной головой. Видимо, самый древний и самый умный здесь.
Старик тащил в руках громадное блюдо, а на блюде у него лежал румяный каравай. Определенно испекли ночью, специально готовясь к моему приходу. Каравай был странной формы — приглядевшись, я с ужасом осознал, что этот ритуальный хлеб изображает детеныша ящеролюда в натуральную величину, типа того, которого я только что держал на руках.
Вместо глаз у хлебного детеныша были мелкие печеные яблоки, сам каравай был посыпан ароматными травами и крупной солью. Рядом с ним на блюде стояла еще солонка, а еще стакан с каким-то травяным самогоном.
Достигнув меня, старейшины повалились на колени. Самый древний ящер дрожащими руками протянул мне блюдо:
— Отведай, человек! Пощ-щщади! Возьми этого хлебного детеныша вмессс-сто настоящих!
Вот чего я не ожидал, так это встречи буквальными хлебом-солью. Судя по всему, эти ящеры так боялись людей, что даже придумали специальный откупной ритуал. Так дикари обычно режут барана, если кто-то в семье заболеет, чтобы боги забрали барашка, а не больного родича.
Наверное я слишком много не себя брал, но… Я ведь и правда смертельно устал, а при виде румяного каравая у меня свело судорогой голодный желудок. Тем более что ароматы этот каравай распространял просто потрясающие.
Так что я решил не мяться. Я оторвал хлебному детенышу кусок щеки, потом макнул его в соль и с наслаждением отправил в рот.
Каравай оказался удивительно вкусным. Возможно все дело было в голоде, но мне показалось, что ничего более прекрасного я не жрал в своей жизни. Я торопливо прожевал и проглотил кусок хлеба, а жители села снова зашипели на все голоса, но на этот раз явно с облегчением.
— Будь нашшш-шим гостем, человек! — всшипел белесый старейшина, — Возьми, что хочешш-шь! Это будет честь для нас!
Я не мог ответить на эти любезности, потому что рот у меня был набит очередным куском каравая, на этот раз я оторвал хлебному детенышу кусок лица вместе с глазом-яблоком.
Потом я хлебнул травяного самогона и тут же об этом пожалел — самогон оказался крепчайшим. Так что я чуть сам не рухнул от него прямо на дорогу, рядом с распластавшимися в подобострастных позах ящерками.
— Эм, спасибо… — поблагодарил я, но тут же поправился, — то есть, это всё ваш долг, конечно же.
Вообще «спасибо» тут лучше не говорить, я сильно сомневался, что местные люди опускались до таких любезностей с аборигенами.
— Я желаю отдохнуть! — выдохнул я, едва держась на ногах, — и моя кожа сгорела… Есть у вас что-нибудь от ожогов?
— От ожогов? — перепугался старейшина.
Я вдруг сообразил, что сказал ерунду. Ящеры-то все чешуйчатые, у них, понятное дело, волдырей от солнца не бывает. Ибо чтобы получить волдыри — надо иметь кожу, а у ящеролюдов её нет.
— Нашш-ш алхимик сделает всё, что вы пожелаете! — заверил меня старейшина, кланяясь так низко, что он, казалось, сейчас сломает себе шею, — Будьте нашшш-шим гостем, умоляю вас! Возьмите мой дом. Возьмите моих жен. А ессс-сли я буду вам мешать — просто убейте меня.
Я покосился на самое большое и разноцветное «яйцо» в селении, на то, откуда и вывалилась процессия старейшин — судя по всему, именно в этот дом меня и приглашали.
— Ну что же, я готов. Буду рад стать твоим гостем. Тебя как зовут-то?
— Вашего недостойного раба зовут Ксссс-сип, — ответствовал старейшина.
— Ну вот что, Ксип, — по крайней мере, в отличие от орочьего шамана у этого ящеролюда было вполне себе выговариваемое имя, — Убивать я тебя пока что не собираюсь. И твои жены мне тоже ни к чему, они староваты, на мой вкус. Но буду очень благодарен, если ты организуешь мне полноценный обед, горячую ванну и перину, на которой я смогу наконец нормально отдохнуть. И пусть алхимик сварит мне мазь от ожогов, да. И вот тогда я уже подумаю над тем, чтобы не уничтожать всю вашу деревню целиком.
От угроз ящеролюдам, у которых и так психика поломана, мне стало стыдно, но я сказал себе, что в любом случае не собираюсь никого убивать, а доброту обитатели фентезийной деревеньки могут принять за слабость.
— Сссс-спасибо вам, господин, — яростно зашипел Ксип, — Ссс-спасибо! Но нам правда вссс-ё равно. Умереть от руки человека — честь для нас! Так что мы вссс-сё сделаем, но если вы потом захотите нас убить — не отказывайте ссс-себе в этом, молю вас!
— Что ж, я подумаю, — хмыкнул я.
Глава 6
В доме старейшин мне первым делом приготовили горячую ванну с какими-то целебными корешками, а уже потом продолжили кормить.
Кормежка была убойной — на расстеленном на полу ковре мне подали сразу десятки тарелок, полных мяса, фруктов, каких-то бурдючных сыров и еще совсем непонятных блюд, которые даже трудно было отнести к конкретным видам пищи.
Я ел осторожно, но жадно, сказывалась голодуха.
Сельская девка-алхимик тем временем смазывала чудодейственным средством мои волдыри. Боли я почти не чувствовал, ящерицы явно поднаторели в алхимии, так что средство было обезболивающим и приятно охлаждало.
Сварено средство было специально для меня, сами ящерики ни в чем подобном не нуждались, от солнца их защищала крепкая чешуя.
Вообще, насколько я уяснил, мои хлебосольные хозяева были исключительно сильными, выносливыми и приспособленными к местному миру тварями. Если бы они захотели — то развалили бы меня за минуту. Но вместо этого меня кормили и опекали, разве что смотрели теперь уже не с религиозным экстазом — а с затаенной ненавистью.
Я читал эту ненависть в глазах старейшины и его жен, которые составляли мне компанию. Ящерицы периодически поглядывали на меня — и в глубине их темных глаз я видел глубоко спрятанную ярость. Значит, я все же ошибся. Я для них не бог. Даже не демон, а скорее просто какое-то стихийное бедствие, навроде засухи или урагана. И как от стихийного бедствия, от меня сложно защититься — можно только переждать.
— Кушай, куш-шай, — подбадривал меня старейшина, — Куш-шай и пей, человек. Это чессс-сть для нас. Да, чессс-сть…
Я не выдержал и поинтересовался:
— Хех, честь? А по вашим взглядам не скажешь. Мне почему-то кажется, что моя компания не приносит вам удовольствия.
— Приноссс-сит! Величайшее удовольствие в жиссс-сни — попотчевать человека!
Старейшина ящериц часто заморгал. Может быть даже расплакался бы, вот только ящеры не плачут — тупо не умеют физически.
— Давай честно, друг, — потребовал я, — Ты же кормишь меня из страха?
Старейшина аж вздогнул. Говорить честно с человеком он явно не привык. Потом старейшина кивнул, и ярость в его глазах проступила четче.
— Да. Ты прав, человек. Мы боимся. Но наш-ш страх оправдан. Если с тобой что-то ссс-случится — прилетят другие люди. И вырежут все наше поселение! А нам такого не нужно. Так что нашш-ша забота о тебе — искренняя.
— Так я и думал, старейшина. Спасибо, что честно признался. А раньше уже было такое? В смысле — чтобы люди приходили и вырезали все поселение?
— Было, — ответила мне одна из жен старейшины, сверкнув глазами, — Много раз. Люди каждый раз приходят, если мы будем непочтительны к ним, даже в наш-ших мыслях! Соседняя деревня была уничтожена только за то, что там ссс-старейшина не так поглядел на человеческого рыцаря. Люди там всех убили, деревню сожгли, и от неё оссс-сталось только пепелище. Люди мсс-стительны.
— Молчи, глупая, — перебил старейшина жену, — Ты сама знаешь, что дело не в мести.
— А в чём дело? — спросил я, пропустив чарку местного травяного самогона.
— В экспе, — прошипел старейшина, подозрительно глянув на меня, — В опыте! Люди убивают нас не из месс-сти, не ради развлечения, даже не из садизма, и уже тем более не потому, что мы вкусные, и они едят наше мясо. Нет, нас убивают ради опыта. Чтобы люди могли качаться! Как только человеческий молодняк подрассс-стает — жди беды! Они идут в нашш-ши селения и режут нас, как скот, чтобы повысить свои статы. Мы и есть
