Нерушимый 5 - Денис Ратманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В моем мире в СИЗО разрешались свидания, а как, интересно, здесь? Люди остаются людьми, коррупция никуда не делась и, надеюсь, Димидко найдет способ со мной связаться. Если захочет, конечно, а не решит поставить на мне крест, чтобы не замараться и не заразиться невезением.
В конце концов, можно написать ему письмо и попросить узнать, что стало с Лизой. Корреспонденция цензурируется, о том, что случилось со мной, придется рассказать в общих чертах.
Ехали мы минут сорок, хотел бы я знать куда. Учитывая, что себе позволяют кэгэбэшники, лучше бы в СИЗО. Еще и окошка нет зарешеченного, чтобы хоть понять направление движения. Я запаниковал. «Лучшего в мире» не включить еще шесть дней. Четверых мне не одолеть в наручниках, даже если сработают способности.
Или стоит попытаться? Точно ведь меня везут туда, откуда я не вернусь, а если вернусь, то в таком состоянии, что лучше бы пристрелили! Панические мысли разгулялись, и пробудился внутренний огонь. Но я так вымотался, что лучи едва достигали рук, и наручники разорвать не получалось.
Наконец машина остановилась, но вместо того, чтобы разгореться, огонь за грудиной начал затухать. Твою мать, что же делать? Единственное, чем я могу поразить конвойных наповал — своими вокальными данными. Как споет им худший в мире певец, так кровь из ушей хлынет, и сразу легкая контузия.
Объятые паникой мысли заметались.
Распахнулись дверцы, и прозвучало уже знакомое:
— На выход!
Яркий свет фонарей резанул по глазам. Ослепленный, я не сразу рассмотрел, где мы. Только когда отошли от машины и приблизились к решетчатому забору с проводами наверху — запретке.
Зона?
Вокруг сосновый лес, белый и праздничный. Передо мной — огромная огороженная территория, загон, похожий на баскетбольную площадку, турники! А в ее центре — конгломерация современных трехэтажных зданий, соединенных торцами. СИЗО точно выглядит не так, там не предусмотрены прогулки.
— Это что, тюрьма?
Видимо, мой голос прозвучал так удивленно, что сопровождающий ответил с долей гордости:
— Экспериментальное СИЗО № 2, в народе Санаторий. Таких учреждение в СССР только 11 — для подследственных, которые рискуют провести в следственном изоляторе более двух месяцев.
— Гуманно. И прогулки тут есть? — спросил я.
— И прогулки, и спортзал, и библиотека. — Он был так горд заведением, словно сам его строил.
А жизнь-то налаживается!
Здание было новеньким, казалось, что в коридорах еще пахнет ремонтом. Меня отвели на второй этаж, конвоиры передали документы дежурному, воспоследовал обыск, и я оказался в одиночной камере: койка, откидной столик, умывальник. Если бы не туалет — дырка в полу — было бы похоже на купе поезда. Вон и белое чистое белье, гораздо более свежее, чем я сам.
Полжизни отдам за горячий душ!
Я расстелил белье, упал на койку и вырубился, даже не снилось ничего. Разбудил меня рев сигнала, льющийся из динамиков.
Побудка.
Что день грядущий мне готовит: неделю в медицинском изоляторе или знакомство с сокамерниками? От мысли о последнем волосы на голове зашевелились. Не было у меня в знакомых людей из этой социальной прослойки. Как с ними взаимодействовать? Один раз по незнанию оступишься, потом всю жизнь выгребать.
Глава 6
Вечер в хату!
Вспомнив статьи, читанные про зону, я заправил постель, умылся и принялся ждать сотрудников СИЗО, а если по фене — вертухаев. По идее меня сейчас должны оформить: сфотографировать, заполнить документы, потом поместить на несколько дней в изолятор, хоть я и проходил медосмотр перед энцефалограммой. Так заведено в той реальности, как в этой — непонятно.
В этой все оказалось так же. Сперва мне принесли завтрак — овсянку, яйцо, кусочек масла, хлеб и чай с тремя кусками сахара. Как только я сдал посуду — алюминиевую, как и в нашем мире в тюрьмах, пришли два конвойных в камуфляжной форме, обыскали. Раньше как: «Здравствуйте, Александр». А теперь мне кажется, что меня зовут На Выход. Я безлик, у меня нет имени, общество вынесло меня за скобки и презрительно морщит нос, хотя пока у меня пока даже судимости нет. Судимость — клеймо на всю жизнь. И когда меня будут оценивать как человека, в первую очередь посмотрят на нее. Да что лукавить, я и сам раньше думал, что сидевшие — это отбросы, мусор.
Добро пожаловать в отбросы!
Дальше начался медосмотр. Тут, в зоне, окруженной лесом, работал целый штат медиков и была огромная санчасть, где я разделся, сдал вещи на дезинфекцию.
Врачи документы от руки не заполняли. Был общий файл, куда каждый медик, а было их трое, вносил заключение, потом его распечатывали и прикрепляли к общему делу.
Круглолицый седой как лунь хирург поглядывал на меня с интересом, а потом спросил так, словно знал меня сто лет:
— Что ж ты, Саша, такого натворил, что тебя в Санаторий упекли? — Он прочел недоумение на моем лице и пояснил: — Болею за «Титан», помню тебя. Хорошо играл! Ах, как хорошо! Любо-дорого смотреть.
— Так, может, оправдают, — без особой уверенности сказал я, косясь на конвойных, бдящих у выхода.
Судя по смешку врача, который точно знал больше меня, он не верил в положительный исход.
— Сюда кто попало не попадает. Только, кхм… впрочем, статья у тебя подходящая для этого места.
Я прочитал его желания: врач искренне желал мне свободы.
— Свяжитесь с Димидко Сан Санычем, — прошептал я. — Скажите, что я здесь и ни в чем не виноват. Меня оговорили.
— Разговорчики! — рявкнул конвойный.
— Разговорчики, — повторил врач и едва заметно кивнул.
Затем распечатал файл, протянул лист, к нему крепился еще один, маленький, чистый, и дал ручку.
— Распишись. — И пальцем в белый лист тычет — пиши, мол, только быстро.
Верить в тюрьме нельзя никому. Вполне могло быть, что этому товарищу приказали меня расшевелить, чтобы вычислить мои контакты. С помощью «эмпатии» вычислить намерения я мог без труда: этот врач хотел помочь, хотел, чтобы меня отпустили, и я играл за «Титан».
«Димидко. Тренер, скажите, что я здесь, — написал я. — Лиза Вавилова — где???»
Прочтя имя девушки, он поджал губы, накрыл рукой записку, кивнул.
— Здоров, как конь.
Затем меня усадили на стул, медбрат в фартуке велел наклонить голову и принялся сбривать волосы. Ощущение было, словно прошлую жизнь срезают, вот ее куски падают на пол. Пара минут
