Дневник смертницы. Хадижа - Марина Ахмедова

Умри я, Махач не бросил бы ветку в реку. Что ему делать в нашем саду? Мы бедные — они богатые. Раньше я не знала, что мы бедные, потому что у всех в нашем селе были почти одинаковые дома, одинаковые коровы, бараны и утки. Но через несколько лет после того, как мы переехали, село стало меняться: сельчане строили на месте старых домов новые — кирпичные, с железными заборами вокруг. Мужчины уезжали в Россию и возвращались с заработком. Некоторые приезжали на машинах — иномарках. Почту закрыли. Не знаю почему. Наверное, люди перестали писать друг другу письма.

Дедушка говорит, что нельзя открывать душу для плохого. Что злость и зависть — очень плохие чувства.

— Пусть они себе строят, — говорит он. — Нам что? Нам от этого ни холодно, ни жарко.

Если бы он знал, как у меня все кипятится внутри, когда моим ровесницам родители покупают красивую одежду. Если бы он знал, то так бы не говорил. Моим одноклассницам много чего привозят из Москвы. А я умираю от зависти. От злости у меня леденеют ступни и ладони. Так что мне и холодно, и жарко. В душе моей кипятятся плохие чувства. Не знаю, когда я открыла душу для плохого. Может быть, когда начала отзываться на голос шайтана, или когда ела еду с могил… Или когда… Нет, еще не настало время. Тебе, моя тетрадь, лучше пока не знать, как наказал меня Аллах. Вот сколько слез. Разве я могу писать на мокрой бумаге? Одно я могу сказать тебе — в моей душе давно живет плохое.

В тот день я бежала к дедушке. Было очень жарко, и даже зимой, вспоминая о том дне, я начинаю гореть. Меня окружали летние звуки. У зимы и у лета есть свои голоса и свои песни. У лета голос молодой женщины, у зимы — старой. Летом песня будто ковер сплетается из разных звуков, похожих на цветные нитки: красные, зеленые, синие. Эти нитки тянутся из домов — люди бегают туда-сюда, их шаги быстро стучат по земле, хлопают калитки, кричит петух, и даже дым от костра, на котором пекут лепешки, тоже идет желтой ниткой через все село. А зимой ковер не ткется. Зима натягивает серую основу на станок и на этом останавливается. Если станок в доме пустой, значит, случилось что-то плохое — хозяйка заболела или умерла. Ни одна хозяйка не перестанет ткать ковер. Заканчивая один, она тут же начинает другой. Так может быть только зимой — когда вокруг все серо-белое, а песня — старая, хриплая, как звук, который получается, когда проведешь пальцем по тугим ниткам основы.

Я бежала на почту. В пакете лежала лепешка с сыром дедушке на обед. Я подумала о том, что дедушка уже купил мне ирисок и заварил чай. От этой мысли побежала быстрей. И вдруг в ногу врезалось что-то острое. От боли нога подвернулась, и я полетела вниз. Я успела выставить руки вперед, но все равно ударилась о кочку и закричала от боли. Раздался смех. Кто так громко смеется, удивилась я, подняла голову и увидела возле дерева у дороги ребят. Я не поверила своим глазам, когда увидела среди них Махача. Они вышли на дорогу и смеялись надо мной. Я только о Махаче и думала с тех пор, как мы с мамой увидели его возле родника. Я думала, что он не такой, как остальные сельские парни, думала, что он другой, городской. А он!

Я быстренько поднялась. Схватила с земли лепешку и сыр, выпавшие из пакета. Вытерла рукавом пыль с сыра. От стыда у меня горело лицо. Почему они надо мной смеются, спрашивала себя я. Почему не уходят? Что я им сделала? Такой был позор, что я упала при них. Я хорошенько посмотрела на землю и увидела тонкую проволоку, одним концом привязанную к дереву. Они специально привязали ее, чтобы я упала, догадалась я. У меня что-то потекло по губе, я потрогала — кровь. Я подняла руку к лицу и так стояла — закрывшись, пока они хохотали.

— Ладно, пойдем, — сказал Махач мальчикам.

Услышав его голос, я не смогла больше там стоять и побежала прочь, хотя нога сильно болела. От бега поднялся ветер в ушах.

— Что случилось? — Дедушка вскочил со стула, когда я забежала к нему на почту.

У меня на лице перемешались кровь и слезы. Мне казалось, что мое сердце размякло, как лепешка, которую бросили в молоко.

— Я упала там, на дороге!

— Как упала?! Зачем упала?! Почему упала?! — волновался дедушка.

— Споткнулась о камень. Кто-то камень на дороге бросил. Я бежала, его не увидела, — обманула я, мне не хотелось, чтобы дедушка плохо относился к Махачу. Зачем я это делала? Дедушка все равно не стал бы ссориться с генералом.

Дедушка намочил полотенце и положил его на мое лицо. Я сидела задрав голову и смотрела в потолок.

Я люблю смотреть на потолки и на стены. Там, где известка треснула, мне кажутся фигуры разных животных и людей. Я часто вижу на потолках Тамерлана или деда Ахмеда в высокой папахе. Я могу целый час смотреть вот так. Фигуры меняются — наместо деда Ахмеда может появиться точильный камень, наместо Тамерлана — гора. Иногда в моих фигурах мужчины превращаются в женщин. А иногда — в шайтана. Когда я вижу шайтана, я сразу опускаю глаза и трогаю камень. Почему он не оставит меня в покое?

В тот день я смотрела на потолок и ничего не видела. Мокрое полотенце давило скользким камнем. Один только вопрос крутился в моей голове: зачем Махач смеялся надо мной? Как я ненавижу его теперь! Если его задавит машина, от радости я буду танцевать!

Приближалась свадьба дяди, и дедушка обещал купить мне блестящее розовое платье. Во время свадьбы все смотрят на родню жениха, а после шушукаются по домам. Бабушка уже ездила в город смотреть платье для невесты.

— Клянусь Аллахом, где они такие цены берут? — жаловалась она потом Салихе.

— Уй! — уйкнула Салиха, услышав цену. — Ты помнишь, да, в каком платье я замуж выходила? От матери моей оно мне досталось. А ей — от ее матери. Что это за порядки новые, никак не пойму. Глазом не успели моргнуть, уже все порядки поменялись. Теперь всем городские платья подавай. Где такие деньги брать?

Я сидела за занавеской, закрывающей проход в другую комнату, и сквозь щелку подсматривала за ними.

Бабушка и Салиха сидели на маленьких подушках, поджав ноги. На клеенке лежали шоколадные пряники, привезенные из города, и вазочка с колотым сахаром. Бабушка шумно пила чай-кипяток, причмокивала и щурилась. Вот откуда у нее такие морщины.

— Платье — вот такое широкое, — бабушка показала руками, и получился такой же размер, как живот Салихи. Салиха — самая толстая женщина в нашем селе. — Вот здесь все ажурное в блестках, — бабушка показала на грудь, — а вот тут, на подоле, такая круглая железка. Я еще так удивилась, когда увидела. Обруч, говорят, чтобы платье стояло…

— Ты основное внимание невесте давай, а не платью, — сказала Салиха и потянулась за вторым пряником. Итак толстая, куда в нее столько лезет. Скоро в ворота проходить не будет. — Ты вспомни, что у Малики, которая бывает родственницей Бесме, случилось…

— Что случилось? Когда? — Бабушка пододвинулась ближе к Салихе и приложила руку к уху.

Дедушка говорил, что бабушка начала плохо слышать, когда он на деньги от урожая хурмы купил ей серьги с большими красными камнями. Бабушка так хотела показать всем свои серьги, что специально начала прикладывать руку к уху.

— Вай, а ты не знаешь?! Ой, что было, сейчас я тебе расскажу, — Салиха смахнула с толстых рук крошки и провела рукой возле бабушкиного носа, как будто гладила воздух.

У Салихи на пальце было кольцо с большим желтым камнем. Это кольцо у нее появилось как раз в тот день, когда наши куры зашли в ее огород. Салиха прибежала к бабушке и начала махать рукой, на которой было кольцо.

— Ты что за своими курами не следишь?! Они у меня в огороде огурцы едят!

Бабушка пекла в саду хлеб. Она встала, подошла к Салихе, хорошенько посмотрела на ее кольцо, потом выпрямилась и приложила руку к уху, на котором висела серьга.

— Что-что? — спросила она. — Ничего не слышно. Повтори еще!

Я этого не видела, мы в городе тогда жили. Мне дедушка рассказал.

Салиха откусила пряник. Как она умела сделать сладкое лицо!

— Короче, засватали они дочь одних за своего сына, — сказала она. — Кто-то из родственников посоветовал. Короче, дядя у нее, бывает же, глава ихней администрации. Столько хвалили — родители такие, приданное такое, сама тоже завидная невеста. Короче, пришли, посидели, все как положено. Невеста тоже вышла, показалась. Засватали.

— Аха-ха-ха, — закивала головой бабушка, наклоняясь к Салихе.

— Ну, слушай дальше что было, — Салиха взяла еще пряник. — А ее родители говорят им, бабушка у нас старая, надо быстрее свадьбу играть, пока не умерла, потом долго траур держать придется. Те согласились. Их брат — глава администрации — тоже такой крутой приехал, все помог, все что надо привез, подготовил. Сыграли свадьбу… Брачная ночь тоже была.

— Аха-ха-ха… — бабушка чуть не упала Салихе на колени.

— Ночью темно было, жених ее не видел.