Ложь во спасение - Нора Робертс

– Мама, хочу есть. Мама, Фифи проголодалась! Мы уже приехали? Мы уже приехали, мама?

– Почти приехали, солнышко.

– А мы можем прямо сейчас приехать?

– Почти. И вы с Фифи поедите у бабушки.

– Мы хотим печенья.

– Может быть, и печенье будет.

Шелби переехала ручей, который местные называли Ручьем Билли – по имени мальчика, который утонул здесь, еще когда ее отца не было на свете. Дальше пошла грунтовая дорога, ведущая к ущелью и к нескольким ветхим домикам и вагончикам, где в своих загонах лаяли собаки и стояли наготове заряженные охотничьи ружья.

А вот и поворот на кемпинг Маунтин-Спринг, в котором ее брат Форрест когда-то давно проработал целое лето и купался голышом – и не только купался – с Эммой-Кейт Эддисон, о чем Шелби было известно, потому что Эмма-Кейт была ее близкой подругой с самых пеленок и все школьные годы.

Дальше поворот к отелю, построенному, когда Шелби было лет десять. Там работал ее брат Клэй – инструктором по рафтингу на горных реках. Там он и со своей женой познакомился, она работала в отеле поваром-кондитером. А сейчас Джилли уже ждет второго ребенка.

Но задолго до всех жен и детей, задолго до работы и карьеры все они наслаждались здесь полной свободой.

Шелби знала наизусть все тропки и ручьи, те места, где можно купаться, и те, где можно повстречать медведя. Вместе с братьями или Эммой-Кейт жарким летним днем она шла в город, чтобы купить колы в магазине, торгующем всем подряд, или зайти к бабушке в салон и поклянчить карманных денег.

Она знала такие места, где можно сидеть и любоваться до бесконечности. Знала, как поет козодой, когда светло-светло-серыми облаками ложатся сумерки, после того как красное солнце скроется за вершинами гор.

Теперь все это познает ее дочь. Познает то пьянящее чувство, которое накатывает, когда ступаешь босиком по теплой траве или когда щиколотки лижет студеная вода из ручья.

– Мама, мама, ну пожалуйста! Мы можем уже сейчас приехать?

– Мы уже совсем близко. Видишь вон тот дом? Там жила моя знакомая девочка. Ее звали Лорели, а мама у нее, миссис Мейбелин, работала у бабушки. И сейчас, мне кажется, работает, мне бабушка об этом говорила. А вон там впереди – видишь на дороге развилку?

– Вилкой едят.

– Правильно. – В нетерпении под стать дочери, Шелби рассмеялась. – Вилка нужна за столом. А развилка – это разветвление дороги, место, где можно поехать направо, а можно – налево. Если мы поедем направо – ты какой ручкой рисуешь? – так вот, если поехать в эту сторону, то очень скоро будет город Рандеву-Ридж. Но мы с тобой свернем левее.

Все больше возбуждаясь от скорой встречи с домом, Шелби взяла влево – пожалуй, чуть быстрее, чем надо бы.

– Мы с тобой направляемся домой.

– К бабуле.

– Точно.

По сторонам дороги показались дома, в том числе те, что появились уже после ее отъезда, а дорога все вилась и поднималась выше.

Вот дом Эммы-Кейт, на подъездной дорожке – большой пикап с надписью на боку: «Починим все».

И наконец приехали. Вот он, родной дом.

Повсюду машины и грузовики. Они сгрудились на дорожке перед домом, выстроились по обочине дороги. По двору носятся ребятня и собаки. И по периметру симпатичного двухэтажного дома – весенние цветы, за которыми ее родители ухаживают, как за детьми.

Трещины на коре кедров поблескивают на солнце, а розовый кизильник, любимец ее матери, весь в цвету, словно невеста.

Между стойками передней веранды натянут транспарант:

Она готова была положить голову на руль и зарыдать от нахлынувших чувств, но сзади в своем кресле запрыгала Кэлли.

– Мама, достань меня! Вынь меня! Мама, скорей!

На парковочной площадке перед домом стоял барьерчик, на котором она прочла еще одну надпись:

Она рассмеялась, и в этот момент двое мальчишек увидели ее машину и с радостными воплями кинулись встречать.

– Шелби, Шелби, мы сейчас отодвинем!

Это были сыновья ее дяди Грейди, которые, похоже, за то время, что она их не видела, то есть с Рождества, вытянулись еще дюймов на шесть.

– У вас тут праздник, что ли? – прокричала она.

– Это в вашу честь. Эй, Кэлли! Привет! – Старший из мальчишек, Мэкон, постучал в заднее окно со стороны Кэлли.

– Мама, это кто? Кто это?

– Это твой двоюродный брат Мэкон.

– Мэкон! – Кэлли замахала обеими руками. – Привет! Привет!

Шелби съехала на обочину и с превеликим облегчением выключила зажигание.

– Приехали, Кэлли. Наконец-то.

– Вынь меня, вынь меня, вынь меня!

– Сейчас выну, потерпи.

Не успела она, облепленная ребятней, обойти машину, как к ней уже бежала мать.

Ада-Мей, длинноногая, шести футов ростом, в один миг преодолела расстояние от дома до машины. Ее желтый сарафан вился вокруг этих длинных ног, оттеняя огненно-рыжую шевелюру.

Не успела Шелби и глазом моргнуть, как очутилась в жарких объятиях и в облаке «Л’Эр дю Тан» – фирменных духов ее мамы.

– Ну, вот и вы! Вот они, мои девочки! Господи, Шелби-Энн, исхудала-то как! Просто кожа да кости. Ну, это мы исправим. Ради бога, дети, посторонитесь хоть капельку. Нет, вы на нее только посмотрите! – Ада-Мей обхватила ладонями лицо дочери и приподняла его к свету. – Все будет хорошо, – сказала она, видя, что глаза Шелби наполнились слезами. – Тихо, тихо, а то тушь потечет. Теперь все будет хорошо. Как эта дверь у тебя открывается?

Шелби потянула за ручку, и боковая дверь отъехала.

– Бабуля! Бабуля! – Кэлли высунулась из машины, протягивая ручонки. – Возьми меня!

– Сейчас я тебя оттуда выну. Как, черт возьми, ребенка-то достать? Нет, вы посмотрите на эту девочку! – Ада-Мей осыпала внучкину мордашку поцелуями, а Шелби тем временем отстегнула ремни и высвободила дочь. – Какая ты красивая! Как солнышко в майский день. Ну-ка, иди сюда, обними бабушку!

Кэлли повисла на руках у Ады-Мей, вцепившись как репей, а та, в желтых босоножках на каблуках, кружила ее и кружила.

– Мы с тобой тут всю дорогу заняли. – По щекам Ады-Мей текли слезы. Она продолжала кружиться с малышкой на руках.

– Бабуль, не плачь!

– Это я от радости. Хорошо, что у меня тушь на глазах водостойкая. Идем сюда, в дом, а то на заднем дворе уже большой мангал разожгли. У нас провизии на целую армию и шампанского горы. Будем праздновать!

Усадив Кэлли на бедро, Ада-Мей притянула к себе Шелби.

– Добро пожаловать домой, девочка!

– Спасибо, мама. Ты даже не знаешь, как я тебе благодарна!

– Идемте, идемте в дом, выпьете сладкого чаю. Перевозчики часа два как отбыли, не больше.

– Уже?

– Затащили все прямо в детскую. Мы ее всю отремонтировали, покрасили, так симпатично вышло. Ты будешь жить в соседней комнате с мамой, – наклонилась она к внучке, шагая к дому. – А тебе, Шелби, я выделила бывшую комнату Клэя, она побольше, чем твоя. Там все заново покрашено, и матрас мы новый купили. Старый совсем продавился. А Кэлли будет в бывшей комнате Форреста, так что ванная у вас будет общая – ну, ты помнишь: которая посередине. Новых полотенец вам накупила. Красивые… У твоей бабушки в салоне выбирали, чтобы уж точно были качественные.

Шелби готова была сказать, что не стоило так хлопотать, но она знала, что сидеть на месте ее мама физически не способна, для нее хлопотать – все равно что дышать.

– Джилли испекла торт. Праздничный! Ей со дня на день рожать, но ты же знаешь, эта девушка печет не хуже, чем Бетти Крокер[2].

Вышел брат Шелби, Клэй. Ростом он пошел в отца и мать, а «мастью» – в отца: темноволосый и кареглазый. Он с улыбкой оторвал Шелби от земли, легко, будто пушинку, и покружил.

– Давно пора было вернуться, – шепнул он ей на ухо.

– Как только смогла.

– Ну-ка, дай ее мне, – сказал он матери и подхватил Кэлли. – Иди-ка сюда, солнышко. Помнишь меня?

– Дядя Клэй.

– Красавчиков девочки всегда хорошо запоминают. Ну что, порезвимся чуток?

Родня заполонила весь дом, так что объятий и поцелуев еще было много. Потом они продолжились на кухне. Джилли, судя по ее виду, действительно готовая вот-вот разродиться, держала на бедре мальчугана всего на год моложе Кэлли.

– Я его забираю. – Клэй перехватил малыша Джексона и усадил у себя на бедре. – Ну вот, теперь у меня комплект. – С двумя малышами под мышкой он выбежал в заднюю дверь и издал боевой клич. Ребятня восторженно завизжала.

– Прирожденный отец. И человек хороший, – добавила Ада-Мей, нежно погладив живот невестки. – Давай-ка присядь.

– Да я себя прекрасно чувствую. Теперь даже еще лучше. – Она обхватила Шелби руками и покачалась с ней из стороны в сторону. – Как я рада тебя видеть! На улице в кувшинах холодный чай. И пива целое море! И еще четыре бутылки шампанского – твоя мама распорядилась, чтобы мужикам его не давали, поскольку они не в состоянии его оценить.