Разговоры с Бухариным - Ю Фельштинский

Каменев встретил Орджоникидзе, который сказал, что он выпускает сборник о борьбе с бюрократизмом, и предложил Каменеву помочь ему в этом деле. Каменев охотно согласился, после чего Орджоникидзе пригласил его и Зиновьева к себе. При встрече о сборнике говорилось мало. Орджоникидзе заявил, что он вопрос ставил на П. Б. и что Ворошилов сказал так: "Никакого расширения прав. Ишь чего захотели — Ленинский Институт! Центросоюз можно еще сменить на другое учреждение, если не нравится Центросоюз. Печататься у нас не запрещено, но это не значит, что все печатать можно". (Ай-да Ворошил!). — "Ну, а Сталин?" — Сталин сказал: "Расширить права, значит делить пополам. Делить пополам не могу. Что скажут правые? (Да ведь правые это же "главный враг"?) Каменев: "Он так и сказал на П. Б.?" — Орджоникидзе: "Нет, это до П. Б. было".

Ушли ни с чем. Зиновьев на двух страницах написал тезисы (раз Орджоникидзе не помог, приходится писать тезисы): "В стране растет кулак, кулак не дает хлеба рабочему государству, кулак стреляет и убивает селькоров, избачей и т. д. Буха-ринская группа и ее линия взращивает кулака, поэтому никакой поддержки Бухарину. Политику большинства ЦК (сталинской группы) мы поддерживаем сегодня постольку, поскольку сегодня Сталин борется против нэпмана, кулака и бюрократа". (Значит, Зиновьев раздумал платить полную плату?). Каменев говорит: "Со Сталиным каши не сваришь, ну их всех к черту. Вот через 8 месяцев я выпущу книгу о Ленине, а там видно будет". Иначе настроен Зиновьев, он говорит: "Надо, чтобы нас не забывали, надо выступать на собраниях, в печати и т. д., стучаться во все двери, чтобы толкать партию влево". (На деле никто не причинил такого вреда левой политике, как Зиновьев с Каменевым). И ой действительно печатается. Впрочем, совет Ворошилова редактора "Правды" восприняли вполне. Они опять отказали ему в напечатании статьи на том основании, что она выражает собою панику перед кулаком. За последнее время Зиновьев выступал на партсобрании в Центросоюзе, в плехановском институте и др. по поводу десятилетия Коминтерна.

После опубликования нами знаменитого документа — беседы Каменева с Бухариным — Каменев был вызван к Орджоникидзе, где в письменной форме подтвердил с оговорками (гм, гм!) правильность записки. К Орджоникидзе был вызван и Бухарин, который тоже подтвердил правильность записки. 30/1 и 9/11 состоялось объединенное заседание П. Б. и президиума ЦКК. Правые объявили листовку "троцкистской" интригой. Не отрицают наличия беседы. Считают, что условия для работы созданы ненормально. К членам П. Б. (Бухарину и Томскому) приставлены комиссары: Крумин, Савельев, Каганович и др. К братским партиям Сталин применяет методы окриков.{6} На 12-м году революции ни одного выборного секретаря губ-кома; партия не принимает участия в решении вопросов. Все делается сверху. Эти слова Бухарина были встречены криками: где ты это списал, у кого? у Троцкого! Комиссией была предложена резолюция, осуждающая Бухарина. Но правые не согласились ее принять, мотивировав свое несогласие тем, что их уже "прорабатывают" в районах.

На объединенном заседании П. Б. и президиума ЦКК Рыков огласил декларацию на 30 страницах, в которой критикуется хозяйственное положение и внутрипартийный режим. На московской губпартконференции Рыкова, Томского и Бухарина открыто называли — правый уклон. Однако эти выступления в печать полностью не попали. Пленум ЦК отложен на 16 апреля. Конференция — на 23-е. Примирения между Сталиным и бухаринской группой не достигнуто, хотя слухи об этом кем-то упорно распространяются, должно быть, для того, чтобы ячейки били по левому крылу.

Г. Г. Москва, 20 марта 1929 г.

ПРИЛОЖЕНИЕ 3

ВСТРЕЧА И РАЗГОВОР

тт. К. и П. с Каменевым 22 сентября 1928 г.

Встретились на Театральной. Они числом в 5 человек шли с фракционного собрания. Пригласили нас к себе. Решили зайти, но не как представители, а как К. и П. После некоторых замечаний о том, что редко видимся, перешли к основным вопросам оценки хозяйственно-политического положения страны.

Зная, что Л. Б. [Каменев] в этих вопросах лицо весьма компетентное, что за движением роста и упадка он следит внимательно, нам важно было узнать его мнение по этим вопросам. В полуторачасовой речи Л. Б. путем ответов на поставленные вопросы и разъяснений по вопросам дал следующее определение положения в стране. Страна, экономически растущая после четвертого урожая, вступает в более острый экономический кризис. Состояние хлебозаготовок служит показателем, что мероприятиями предпринятыми кризисного положения не изжить. Чрезвычайные меры истекшего года, проведенные по-дурацки, захватили значительную часть середняцких элементов и даже бедняцких. В момент проведения хлебозаготовок партия и сов-власть обещали бедняцкому населению весьма много, лишь бы этот бедняк помог справиться аппарату с кулаком и получить хлеб. В ряде мест на призыв беднота откликнулась, и кулаки были оседланы.

Что ж получила беднота за оказанную помощь? Весной, когда эта беднота больше всего нуждалась, когда ей не только засевать, но и жрать было нечего, правительство не смогло выполнить обещаний и требований бедноты. В силу необходимости она вынуждена была пойти к тому же кулаку, снова встать в зависимость от него, с той лишь разницей, что этот кулак сдирал уже в два, три, пять раз больше, чем раньше. Безвыходное положение заставляло бедняка идти на эти условия.

Прошло лето, прошел осенний сев, а беднота все еще не получила обещанного. В результате осеннего сева в ряде районов беднота опять стала в зависимость от кулака. Соввласть опять опоздала, не выполнила обещаний, обманула. Естественно, такое положение создало настроение среди бедноты далеко не в пользу соввласти и не за наступление на кулацкие элементы. Кулак выручил весной, выручил осенью, помог бедняку в трудные моменты и стал для этого бедняка авторитетом. Если бы правительству и партии пришлось бы поставить вопрос о применении вновь чрезвычайных мер, то с уверенностью можно сказать, что эти меры бедняцкой частью деревни поддержаны не были бы. Бедняк на этот раз пошел бы в большинстве за кулаком, от которого он реально получил помощь в трудную минуту. Руководство довело страну до такого положения, когда мер хозяйственного порядка, способных вывести страну из кризиса и своими собственными средствами, уже нет. Применение снова чрезвычайных мер в данное время было бы чрезвычайной ошибкой и создало бы положение, при котором крестьянское население может перейти к нежелательным методам борьбы за хлеб. Единственно возможными мерами в данный момент являются меры политического порядка, т. е. смена руководства, выпрямление линии партии в направлении большей классовой четкости и разработка ряда мер с длительными сроками проведения, политическая мобилизация масс, активизация их.

На данный же момент, чтобы смягчить положение кризиса, они ввезут хлеб из-за границы. По последним сведениям, это уже сделано. Правительство закупило 30 миллионов пудов, кроме прежних ввезенных 15 миллионов.

Но увеличение цен на хлеб, ввоз из-за границы, увеличение цен на сельхозсырье увеличивает накопления деревни и уменьшает реальную зарплату рабочих. Противоречие растет по мере расширения кризиса. Это расширение кризисного положения ставит перед руководителями вопрос: как же дальше? куда идем? с кем идем? Если ясна, особенно после июльского пленума, платформа Рыкова, то не ясна, расплывчата она у Сталина. Сталин не может дальше ограничиваться оговорками, согласованием оговорок. Жизнь вносит в формулировки исправления, многие совсем отбрасывает. Жизнь в очередях гораздо убедительнее формулировок июльского пленума. И это обязывает Сталина сказать свое слово, дать платформу, программу действий. Поэтому Л. Б. полагает, что на октябрьском пленуме все эти вопросы будут стоять вновь и пройдут в заостренной форме через пленум. Группировки должны будут сказать каждая свое, и отсюда пойдет путь к термидору, стремительно, без оговорок, без перевалов, или к тому же термидору с замазыванием перед рабочей массой истинного положения в стране и в партии, т. е. путем длительным, более вредным, обманчивым. Дальше Л. Б. заявил, что оценка июльского пленума, данная Л. Д. Троцким, абсолютно верна. На вопрос товарищей, чем объясняет Л. Б. абсолютную пассивность массы к вопросам кризиса и что сделать чтобы предупредить эту массу о развивающемся тяжелом кризисе… На это Л. Б. отвечает, что в период наших боевых выступлений широкая партмасса не знала существа наших разногласий. Она не была подготовлена к такого рода жарким дискуссиям, кои изредка прорывались на собраниях ячеек. Мы же, видя все трудности, к которым ведет руководящая часть партию и страну, выступили стремительно, свалили на партийную массу огромное количество важнейших вопросов и стали, где удавалось, отстаивать их. Но масса, не ознакомившись с памп, не решалась переходить на нашу сторону. А мы не переставали бить партию нашими вопросами. Вот это слишком настойчивое битье и заложило отчасти то доверие, боязнь (как бы не было хуже), которые мы наблюдали в октябре и ноябре месяце истекшего года. Выходом из этого положения Л. Б. считает вхождение в партию, постепенное занятие ответственных советских и профессиональных должностей. Товарищи заметили, что пока эти операции вы будете проводить, правая часть захлестнет и вам не удастся этого плана осуществить.