Волк - Саша Станишич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я киваю и говорю:
– Я за него беспокоюсь.
– Надо же, какой ты заботливый! – Питрич смотрит на меня взглядом приятно удивленного вожатого.
Ну же, действуй!
Почему он ничего не предпринимает? Почему не спасает Йорга, не уводит его со скалодрома подальше от Марко? Почему роется в каких-то веревках?
Надо объяснить ему, в чем дело. Что Марко явно задумал какую-то подлость – не только глупую, но и опасную. Но мне удается лишь выдавить:
– Знаешь, Йорг не очень силен в лазании.
– Сейчас как раз научится.
– В школе у него освобождение.
Питрич перестает копаться в веревках и смотрит на меня:
– Ну так иди и помоги ему.
– Но…
– Иди развлекайся! – И Питрич, перекинув через плечо веревку, уходит. В этот момент с моей руки взлетает комар, и укус тут же начинает адски чесаться.
Марко и Йорга нигде не видно. Мне одновременно хочется убежать, что-нибудь сломать и заорать. Но я лишь тихо говорю:
– Да что ж такое!
И бегу искать Йорга.
XII. В чем я должен признаться, мчась через лес
Что я искренне рад, что есть Йорг. Кто-то, кого все хейтят. Не будь Йорга, жертвой, наверное, выбрали бы меня. Многие считают меня странным и сложным (Бениша тоже?). Я воистину говорю странно и сложно – не так, как ровесники (взять хотя бы «воистину»). Я не люблю почти ничего из того, что нравится ровесникам, считаю это скучным и бессмысленным.
И нисколько этого не скрываю.
А еще я очень хорошо учусь.
Так что из-за своей нетаковости я был бы идеальной кандидатурой для выпуска агрессии.
Иногда кое-что проскальзывало. Ничего драматичного. Только слова. Когда от нас ушел отец. Будто есть что-то дурное в том, что двое перестают друг с другом ладить. А потом из-за денег. Потому что нам с мамой приходилось на всем экономить.
А еще я вот что хочу сказать, мчась через лес, потому что это важно: вовсе не Йорг виноват в том, что его высмеивают и чмырят и что он вот-вот свалится с дерева. Виноваты насмешники и хейтеры и те, кто подстраивает падение с дерева.
Но, рассуждая о вине, я сразу говорю себе голосом мамы: «Не ищи виновных – ищи решение».
Одно из возможных решений – во всех подробностях растолковать вожатым, что́ приходится терпеть Йоргу. Без них, без взрослых, нам этот «конфликт» не решить.
Или просто обо всем забыть. Я наверняка преувеличиваю опасность. Марко, конечно, подлец и хочет припугнуть Йорга, но не станет же он его калечить. Или все-таки станет?
Я трус, и решения мои трусливые. Даже если Марко «всего лишь» хочет припугнуть Йорга, разве этого мало? А вожатые, может, и могли бы помочь, но тогда получится как у фрау Трибески, а в другом месте все будет по-прежнему. К тому же в обоих случаях мне ничего – или почти ничего – не придется предпринимать. Не придется вступать в открытое противостояние с Марко.
Ведь есть и другой выход – поддержать Йорга.
– Кто-нибудь видел Йорга и Марко?
Никто их не видел.
Дятел отстукивает секунды моего опоздания.
Наконец я вижу их в дальнем углу парка. Поблизости ни инструкторов, никого, и я в панике думаю: Марко не нужны свидетели.
Йорг карабкается по скалодрому, Марко его страхует. Скалолазная стенка натянута между двумя огромными дубами – деревянные щиты, разноцветные зацепы: «полочки», «карманы», «дырки» и все такое.
Я бегу. Убегаю. В открытый рот мне залетает комар – я его выплевываю.
Волк.
Словно из ниоткуда – волк. Тот самый, с желтыми глазищами. Я останавливаюсь и поворачиваю.
Подойдя ближе, я слышу, как Йорг стонет от напряжения. Марко меня заметил. Тяжело отдуваясь, я становлюсь рядом с ним.
– Чего тебе? – шипит он.
– Посмотреть хочу, – отвечаю я, глядя наверх.
А еще – остаться. Я хочу остаться. Просто остаться, стоять здесь, у стены, рядом с Марко. Ведь он не посмеет обидеть Йорга, когда кто-то поблизости.
С другой стороны, в школе ему это редко мешало.
– У тебя там все нормально наверху? – окликаю я Йорга.
Йорг кряхтит. Солнечные лучи рисуют сквозь листву золотые монетки у него на спине.
– Так себе, – пыхтит он, нащупывая следующий зацеп и делая еще один шаг. На нем пояс, к которому прицеплены веревки: одна ведет вверх, другую держит внизу Марко. Или это одна и та же веревка? Может ли с Йоргом вообще что-то случиться? Или все и так абсолютно безопасно, а Марко просто подстраховывает его на всякий случай?
Если бы я внимательно слушал инструктаж, то сейчас знал бы ответы.
– Проваливай! А не то, клянусь… – От злобы Марко брызжет слюной. Клянусь, я бы сейчас все отдал, чтобы сделать именно это – свалить.
Почти все.
Над головой у Йорга платформа – ее соорудили, чтобы можно было передохнуть на пути к верхушке. Того, кто доберется до самого верха, в кроне ожидает награда – качели.
Йорг цепляется за платформу. Правой рукой. Левой рукой. Уцепился! Выкладывается по полной, Йорг выкладывается по полной, подтягивается на платформу, стонет, кричит, теряет опору, соскальзывает и вот уже просто висит – болтается на веревке. Как марионетка, думаю я.
Внизу Марко сильно – так мне кажется – тянет за свой конец веревки, а Йорг дрыгает в воздухе руками и ногами, как жук лапками.
Я смотрю затаив дыхание.
– Всё норм! – кричит Йорг.
Не говори «норм», думаю я, а еще думаю: Йорг не справится. Думаю: он просто не может справиться. Эта история не может хорошо закончиться.
Будто стремясь оправдать мой пессимизм, Марко немного ослабляет веревку, и Йорг соскальзывает еще ниже. Марко ухмыляется. Но Йорг продолжает дергаться, раскачивается как маятник, подбираясь все ближе к платформе, снова цепляется за нее, подтягивается и перекатывается на площадку. Нам видны только его ноги, и я готов завопить от радости.
– Чувак, если ты немедленно не свалишь, я тебе задам! – На лбу у Марко капли пота, будто у него жар.
– Ну что, ребята, всё путем? – Гремя снаряжением, к нам подходит инструктор с топориком, и я с облегчением вздыхаю. – Простите, задержался, – говорит он, поглядывая наверх. – Но вы, я вижу, и сами отлично справляетесь.
Йорг действительно лезет дальше. Он весь озарен солнцем – туловище, голова, оттопыренные уши, тонкие ноги будто сотканы из света.
– Верхняя и нижняя веревка, ясно? – показывает на что-то «топорщик», по-приятельски толкая Марко в плечо, и Марко, судя по виду, так и подмывает толкнуть его в ответ. – А ты? – поворачивается ко мне