Цветы на камнях - Сергей Байбара
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нынешних поселениях, где на счету был каждый человек, дети были смыслом жизни, залогом хоть сколько-нибудь приличного будущего. Они были цветами на оплавленных камнях нового жестокого мира. Они делали жизнь радостной, веселой, смешной, — как тогда, до конца света. Причинить по злобе какой-нибудь вред ребенку, а, тем более смерть — неважно, своему ли, чужому ли, — означало приговорить себя. Люди знали друг друга, знали, кто чем живет, помогали ухаживать за детьми своим соседям, а, если родители погибали, брали сирот в свою семью. Так и жили. И после ядерной войны они добились невероятного, — численность населения маленького поселка медленно стало увеличиваться. Им удалось выжить.
Из водоворота мыслей Сергея вырвал скрип входной двери. В доме будто стало светлее, — вошла его маленькая Кети-Катерина. На ней было серое платье с остатками блестящих украшений на поясе и белый платок. Она посмотрела на мужа, пытаясь понять, будет ли очередная ссора или вечер пройдет тихо-мирно.
— Ты пришел? Что ты так на меня смотришь?
— Любуюсь тобой, — ответил Сергей.
— Да? А чем именно?
— Просто тобой. Ты ведь у меня такая красавица! И дома у нас так хорошо.
— Ты мне уже давно таких слов не говорил. — Кетеван подозрительно посмотрела на Сергея, будто пыталась понять, в чем подвох. — Ты что, пьяный?
— Ну и дурак был! Нет, не пьяный, могу исправить, если хочешь! — Сергей засмеялся. — А где Ярослав?
— В футбол с мальчишками гоняет, вон, на пустыре. Вернется голодный, как волк.
— А когда вернется?
— Сказал, часа через два…
— Ах, то есть у нас еще два часа есть? — Сергей погладил усы, подозрительно улыбаясь. — Ты мне вчера устроила истерику из-за того, что у тебя седые волосы появляются?
— Да!
— Говорила, что я к тебе интерес потерял? Что не люблю больше?
— Да… Конечно, так и есть!!! Ты даже не заметил, что я надела новое платье с бисером! А что ты…
Она не договорила: муж накинулся на нее, как коршун на добычу, запечатав ее уста жарким поцелуем. Она сначала пыталась вырваться, но быстро покорилась, обняв мужа. А тот уже расстегивал ее платье.
— Сережа! Что ты… как зверь?! Ну, сейчас Ярик придет…
— А пойдем наверх! — Сергей подхватил жену на руки, закружил ее и понес по лестнице на чердак.
— Нет! Опусти меня, я поправилась. Я тяжелая!
— Серьезно?
— Там грязно, я не могу, у меня голова болит, там пыльно…
— А мне плевать!
Люк, ведущий на чердак, захлопнулся…
Глава 4. Страсти по самолету
Тенгиз в это раннее субботнее утро поднялся ни свет ни заря. Утром он наколол дров, натаскал воды, поболтал о том, о сем с соседом Гаджиметом. Сейчас он направлялся к своему другу, Серго, так как ему не давал покоя тот самый самолет, которые он видел во время дежурства на Мцхетиджвари. А еще сегодня надо было подготовиться к дальней дороге. Завтра он и еще несколько бойцов уезжают на дальнюю заставу в Боржоми, на усиление. Пятидневная командировка, так сказать. В последнее время на южном рубеже было неспокойно, — там активизировались местные банды. На Тенгизе были армейские брюки, шнурованные высокие ботинки и офицерская портупея с кобурой. На голове кепка, серый пиджак одет на футболку со стертой надписью на английском языке.
«Лишь бы он не спал, а то потом будет ворчать, что его подняли. Ворчливый стал Серго, как старый дед» — подумал Тенгиз.
Подойдя к дому Сергея, он заглянул в окна. Подергал за шнурок над калиткой. Задребезжала железная болванка, которую рыжеволосый москвич оборудовал, как дверной звонок. Пару минут спустя дверь дома отворилась, и на пороге появился Серго с заспанным, сердитым лицом. На нем были только камуфляжные штаны и старая спортивная куртка не то синего, не то зеленого цвета, наброшенная на голое тело.
— Ты что трезвонишь?! — погрозил он кулаком Тенгизу. — Детей разбудишь, хрен усатый!
«Ну, началось!» — подумал Тенгиз. «Сам ты, Серго, хрен старый и усатый»
— Слушай, что ты так ругаешься?! — возмутился грузин. — Что, не выспался?! Время, вон, одиннадцатый час!
— Не выспался. — Сергей зевнул, подошел к бачку с питьевой водой, зачерпнул ковшик, выпил его залпом. — А на дежурство мне только к семи часам. Вот, отдыхаю.
— Как дети, жена, брат?! Дома все в порядке?
— Отлично. А у тебя дома?
— Хорошо. Слушай, а ты чего такой уставший? — улыбнулся Тенгиз. — Ты чем ночью занимался? А, прости, не в свое дело лезу!
— Работал, — промолвил Сергей, хлопая себя по пузу.
— Это над чем?
— Над ошибками! — Лицо Сергея расплылось в улыбке и стало похоже на усатый блин. — Ну, чего случилось?
— Слушай, может, ты занят, мне потом зайти?
— Ну, говори уже, не томи!
— Только сразу предупреждаю: будешь смеяться — обижусь и зарежу тебя, — погрозил пальцем Тенгиз.
— Вах, зарэжет он! — Сергей насмешливо посмотрел на горячего джигита. — Ну, не буду смеяться, обещаю!
Тенгиз рассказал ему о том, как утром позавчерашнего дня он наблюдал в небе загадочный летательный аппарат. Сергей остался верен своему обещанию, не смеялся, не хохмил, только скептически скривил губы:
— А ты уверен, что это был самолет? И откуда он тогда взялся? Наши в тот день вроде не летали. Они уже два месяца, как не летали… Слушай, а может это птица была?
— Слушай, а я, наверное, не слепой! — возмутился Тенгиз. — Я как-нибудь птицу от самолета отличу?!
— Ну ладно, ладно, — Сергей примирительно поднял руки ладонями вверх. — А чей хоть самолет. Ну, российский, или по типу американского?
— Нет. — покачал головой Тенгиз. — Ни на один не похож. Никогда такого не видел.
— Ой, загадки!.. — Сергей приложил ладонь ко лбу, словно у него болела голова. — Ну-ка, момент…
Сергей пошарил в карманах, вытащил свой маленький блокнотик и кусочек карандаша.
— А нарисовать сможешь? Ну, хоть приблизительно?
Тенгиз почесал макушку:
— Попробую. Только сразу говорю, я не художник.
Творческий процесс Тенгиза занял минут пять. Когда Сергей увидел его творение, уже он озадаченно погладил макушку. Нечто, нарисованное Тенгизом имело широкие крылья, составлявшие единое целое с цилиндрическим фюзеляжем. Хвоста не было совсем. Было похоже на монолитное крыло, летящее само по себе.
— Слушай, если ты правильно нарисовал… видел я такую вещь где-то. Только вот забыл, как называется, — задумчиво сказал Сергей. — У американцев, по-моему, такая хреновина была. Подожди пять минут, я хоть по-человечески оденусь.
Сергей зашел в дом. Тенгиз услышал какие-то приглушенные разговоры в доме. Наконец, дверь отворилась и вышел Сергей, одетый в военную форму с коротким рукавом, темно-синий берет и высокие берцы. Через плечо у него была одета плоская сумка, в которой лежали разные бумаги, которые он сегодня должен был представить в штаб. А еще Сергей захватил с собой автомат. Вслед за ним на пороге появилась его жена.
— Тенгиз!
— Доброе утро, Кетеван Мамиевна! — Тенгиз приподнял свою кепку.
— Чтобы не пили сегодня! — погрозила пальцем женщина. — А то Лили пожалуюсь!
— Что ты, Кетеван Мамиевна, — помотал головой Тенгиз. — Плохо думаешь о нас! Как можно!
Тенгиз не показал виду, но его сильно уязвила «угроза» жены Серго. «Я что, мальчик маленький, жены боюсь?!» — подумал он. И, когда Кетеван скрылась в доме, он высказал Сергею свое «фи»:
— Серго, я считаю, что это не порядок! Зачем она так говорит? «Лили пожалуюсь!» В моем доме я хозяин, а не жена! Нехорошо!
— Да ладно, забей, — махнул рукой Сергей. — Бабы, они и есть бабы, язык без костей! Приду — поговорю с ней.
— А зачем ты автомат взял? Никуда не едем, воевать собрался?!
— А у тебя зачем пистолет в кобуре? Извини, но я без него никуда.
— Вот вечно ты вопросом на вопрос отвечаешь! Куда мы?
— Пойдем к Рамону зайдем. Он, я думаю, подскажет, как-никак first lieutenant американской армии. Да и потом все равно в штаб сегодня, на доклад.
После войны на территории Грузии осталось множество американцев. В основном, это были солдаты и военные специалисты, несостоявшиеся завоеватели России. Из могущественных солдат, за плечами которых стояла мировая держава, они вдруг превратились в брошенных посреди холодных гор одиночек. Их великая страна, некогда диктовавшая волю всему миру — в кучку пепла.
Для многих американцев это стало ударом похлеще ядерной атаки. Их высокомерие, подкрепленное долларом и мощными воздушными армадами, лопнуло, как мыльный пузырь. Многие уроженцы Нового Света не выдержали этого и покончили с собой. Были и другие, не желавшие мириться со своей ролью фактических беженцев, не желавшие принимать и понимать никаких законов и традиций, не осознававшие своего кошмарного положения. Под несуществующим уже звездно-полосатым флагом они пытались создать свой маленький кусочек своей личной Американской мечты на сжавшейся от голода и радиоактивных дождей земле. Но местным жителям уже нечего было терять, и на их террор они отвечали более страшным, вдохновенным и беспощадным террором. Поднявшие оружие янки гибли в перестрелках. Их сжигали в своих домах, мстя за убитых родственников. Резали по ночам, как свиней. Сбрасывали в ущелья. Подрывали, обвязавшись взрывчаткой, как арабские смертники. Сметали с яростью и звериной жестокостью, как наглых чужаков, вломившихся в чужой монастырь со своим уставом. Только сейчас, после крушения мира, выжившие поняли, ч т о принесла им Америка.