Советско-албанские отношения (40-50-е годы ХХ века) - Вячеслав Волков

Особо Э. Ходжа остановился на Бухарестской встрече. Он начал с того, что разъяснил собравшимся позицию АПТ по этому вопросу: совещание в Бухаресте занялось не своим делом, так как делегаты братских партий не были уполномочены рассматривать советско-китайские разногласия; даже руководителям партий не было предоставлено необходимое время для изучения проблемы со всех сторон;

Обвиняемый не имел времени для выдвижения контраргументов: «Фактически первой заботой советского руководства было быстрое одобрение его обвинений против Коммунистической партии Китая и ее осуждение любой ценой».[106] Исходя из того, что АПТ, КПК, ТПК, ПТВ не были официально уведомлены до Бухарестской встречи об ее истинном содержании, Э. Ходжа сделал вывод о создании «хрущевцами» фракции международного масштаба. Если советские товарищи считали вопросы, по которым возникали разногласия принципиальными — спрашивал албанский лидер, — то почему они не обсудили их раньше, сразу же после XX съезда КПСС, а дали им разрастись?

Было подчеркнуто, что после Бухарестской встречи против АПТ была предпринята сильная атака, которая приняла форму грубого вмешательства во внутренние дела Албании и давлений различного рода. «Товарищи из Политбюро, — утверждал Э. Ходжа, — будучи проездом в советской столице, явились объектом многочисленных демаршей с целью восстановить их против нашей партии…«[107] Первый секретарь АПТ далее обвинил функционеров в советском посольстве в Албании в подстрекательстве албанских генералов[108] поднять армию НРА против АПТ и албанского государства, в том, что они склоняли албанцев, обучавшихся в СССР, выступить с прохрущевских позиций внутри страны. Упомянул Ходжа о недружественных высказываниях Министра обороны СССР Р.Я. Малиновского и Главнокомандующего армиями Варшавского Договора А.Гречко. Последний, в частности, заявил албанской военной делегации, что будет трудно удовлетворить нужды албанской армии в некоторых необходимых вооружениях, которые должны были поставляться в рамках соглашений. А.Гречко сказал: «Вы составляете часть Варшавского Договора только на некоторое время».[109] В этом контексте Э.Ходжа напомнил Н.С. Хрущеву его заявление, сделанное в октябре 1960 г.: «Мы будем обращаться с Албанией, как с Югославией…»

Далее Э. Ходжа сказал: «Мы вынуждены сообщить, что советское руководство … перешло от угроз … к конкретным действиям. В этом году нашу страну постигла серия природных бедствий… Ни одной капли дождя не упало в течение четырех месяцев. Населению угрожал голод и скудные резервы страны были исчерпаны. Наше правительство обратилось к Советскому Союзу и попросило продать ему зерно, обрисовав тяжелое положение в стране. Все это было уже после Бухарестской встречи. Нам пришлось ждать 45 дней, чтобы получить ответ из СССР. Но когда продовольствия было на две недели в конце этих 45 дней, вместо 50 тыс. тонн зерна, которые мы просили, нам предоставили только 10 тыс., что соответствовало нуждам населения только на 15 дней и опять же это количество должно было быть поставлено только в сентябре-октябре. Это было открытое давление с целью заставить склониться перед волей советских товарищей. Ведь сам же товарищ Хрущев сказал нам однажды: «Не беспокойтесь насчет вашего хлеба, у нас одни крысы съедают столько зерна, сколько вы потребляете.» В Советском Союзе крысы продолжали насыщаться, а народ Албании голодал. Советский народ никогда этого не простит, если узнает об этом».[110] Албания была вынуждена тогда закупить зерно во Франции.

Затем Э. Ходжа напомнил, что советские власти совершили в 1955 году поворот по отношению к югославским ревизионистам без консультации с Албанской партией и братскими коммунистическими партиями, о том, что Хрущев выступал защитником разоблачения группы «югославских шпионов» — Л. Геги и Д. Ндреу.

«По нашему мнению, — продолжал «албанский Сталин», — Венгерская контрреволюция в основном была делом титовцев. Американские империалисты нашли в Тито и белградских ренегатах свое лучшее оружие для подрыва народной демократии в Венгрии.

После вояжа т. Хрущева в Белград вопрос о подрывной деятельности Тито не принимался в расчет. Контрреволюция не разразилась неожиданно как удар грома, она готовилась почти открыто… Контрреволюция была подготовлена агентами титовской банды в союзе с предателями Имре Надем и венгерскими фашистами».[111] «Мы полагали, что позиция товарища Хрущева и других советских товарищей не были ясными. Их полностью ошибочные взгляды на белградскую банду мешали им понять, что происходит».[112]

Выслушав антихрущевские выпады Э.Ходжи, В. Гомулка, Г. Деж, Д Ибарури, Али Ята, Х. Багдаш выступили с осуждением албанского лидера.

На последней встрече в Москве 25 ноября 1960 г. А. Микоян, А.Н. Косыгин и Ф.Козлов открыто прибегли к экономическим угрозам. Но они уже не могли как-то остановить албанцев и привязать их к своему курсу. Конфликт подошел к своей решающей развязке.

«Тогдашнее советское руководство решило применить силовые аргументы и пошло на постепенное свертывание экономических связей. Из Албании отозвали советских специалистов, стали задерживаться ранее согласованные кредиты и поставки, а по ранее предоставленным кредитам было выдвинуто требование их срочного погашения. Албанские студенты лишились права продолжать обучение в СССР.

Под нажимом хрущевского руководства уже в начале 1961 г. все соцстраны, кроме Венгрии, заморозили представленные ими кредиты и пошли на ограничение экономического сотрудничества с Албанией.»[113]

Еще одним яблоком раздора стала Влерская база. По официальному межправительственному соглашению Влерская база принадлежала Албании и была предназначена для защиты социалистического лагеря. Советский Союз должен был предоставить 12 подводных лодок и несколько вспомогательных судов. Албанцы должны были подготовить кадры для этих судов. Согласно советской версии, после московского совещания в первой половине 1961 г. на базе создалась напряженная обстановка. Советские моряки были вынуждены проходить службу в атмосфере подозрительности, мелких придирок, постоянных проверок. Предупреждая возможные эмоциональные срывы с их стороны, ЦК КПСС обратился к морякам со специальным письмом, призывая спокойно выполнять свой долг в создавшихся сложных условиях. К маю 1961 г. было принять решение о нецелесообразности сохранения базы, и 4 июня корабли СССР покинули Албанские воды. Четыре лодки остались в составе албанского ВМФ.[114]

Албанцы выдвинули свою версию: «Советские» прекратили все виды снабжения базы, в одностороннем порядке были приостановлены все начатые работы, усилились провокации и шантаж. Руководили этим работники советского посольства в Тиране и главный представитель Главнокомандования ВС Варшавского Договора «генерал Андреев». Под предлогом избегания беспорядков и инцидентов в будущем советские представители предложили передать Влерскую базу советской стороне. Албанцы отвергли эту инициативу. В целях давления в Тирану прибыли: заместитель министра иностранных дел Н.П. Фирюбин и военные представители «Антонов и Сергеев». За ними в албанскую столицу приехал командующий Черноморским флотом В. Касатонов «с задачей забрать не только 8 подводных лодок и плавучую базу, которые … были собственностью албанского государства, но и принятые ранее наши подводные лодки. Мы решительно заявили ему: либо в соответствии с соглашением отдайте нам подлодки, либо за короткий срок… немедленно удалитесь из залива только с подводными лодками, которые обслуживаются вашими экипажами…

Он отказался передать нам подводные лодки, уехал во Влеру, сел в командную подлодку, а остальные выстроил в боевой порядок. Мы отдали приказ занять Сазанский пролив и стволы орудий навести на советские суда… В этих условиях адмирал вынужден был забрать только подводные лодки, обслуживаемые советскими экипажами».[115]

События на базе во Влере до предела накалили атмосферу в советско-албанских отношениях. Несмотря на это, албанцы пригласили на свой IV съезд в феврале 1961 года и делегацию КПСС. Ю.В. Андропов, который прибыл в Тирану вместе с П.Н.Поспеловым, обстановку съезда назвал «паршивой». Такую оценку передал в своих воспоминаниях Ф. Бурлацкий:»Во время одного из особенно грубых намеков, направленных против XX съезда, наша делегация воздержалась от аплодисментов. И тут… обратили внимание на то, что мы не аплодируем, когда весь зал скандирует: «Энвер Ходжа! Энвер Ходжа!» Что здесь произошло! Все повскакивали с мест, стали все громче выкрикивать здравницу в честь своего вождя, еще неистовее аплодировать, глядя в нашу сторону. Некоторые начали стучать подвижными сидениями стульев».[116]