In Nomine Dei - Жозе Сарамаго

ЯН ДУЗЕНТСШУЭР: Смолкните все, сейчас будет говорить Ян ван Лейден.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Тем, кто таил в глубине души или даже осмеливался облечь в слова свои сомнения в истинности того откровения, которое сделало меня высшей властью в Мюнстере, Господь только что доказал их предательское заблуждение. Ибо если бы не это откровение и не власть, благодаря ей полученная мною, народ Мюнстера никогда бы не смог отбить яростный натиск католических войск. Ибо все видели, как самоотверженно обороняли мы священный город, как наши мужчины палили из мушкетов, стреляли из пушек в католиков и их наемников, обрушивая на них град ядер и пуль. Как сражались на бастионах наши женщины, со стен и башен низвергая на врагов камни, кипящую смолу и негашеную известь. Так возблагодарим же Господа, даровавшего победу правому делу, Господу, ставшему на сторону тех, кто отстаивал его.

ХОР ГОРОЖАН: Хвала, хвала Господу!

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Благословенно будь и явленное Им откровение. Слава ему!

ХОР ГОРОЖАН: Слава, слава ему!

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Приспело время, настала пора мне стать вашим царем. Ибо как во Вселенной нет иного вседержителя, кроме Бога, так и в Мюнстере, земном подобии царствия небесного, должен быть лишь один владыка и властелин. И я, Ян ван Лейден, говорящий с вами, - тот, кому назначил Бог стать десницей Своей и устами Своими.

(Горожане реагируют по-разному. Видно, что одни согласны, другие колеблются, а третьи протестуют, хотя и не проявляют этого открыто. Тем не менее, раздаются единодушные рукоплескания. )

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Ян Дузентсшуэр, ты, который с того дня, как я пришел в Мюнстер, не оставлял меня своими добрыми и разумными советами, помажешь и повенчаешь меня на царство.

ЯН ДУЗЕНТСШУЭР: Хочу лишь одного - чтобы на скрижали грядущего занесено было: именно для этого явился я в мир. Ибо я, как и все стоящие здесь, был и есть свидетелем твоей славы, а теперь же стану, помимо того, и орудием её.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Я приготовил царское облачение и знаки моего державного достоинства. Принеси их сюда. Вы же, судьи двенадцати колен Израилевых, сложите у ног моих мечи, ибо отныне не будет в Мюнстере иной власти, кроме власти царя. Ибо я дважды владыка ваш - царь над плотью и царь над душами вашеми.

(Судьи по двое приближаются к ЯНУ ВАН ЛЕЙДЕН, кладя к его ногам мечи. Когда эта церемония завершается, входит ЯН ДУЗЕНТСШУЭР, идущие следом за ними люди несут трон и сундук, из которого они достают облачение. ГЕРТРУДА и остальные жены ЯНА ВАН ЛЕЙДЕНА одевают его. Он садится на трон. ЯН ДУЗЕНТСШУЭР совершает обряд миропомазания и коронует его. Затем вручает ему скипетр и державу - увенчанное знаком креста золотое яблоко, символизирующее вселенскую империю.)

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Гертруда, моя первая жена, которая воссядет одесную от меня, будет вашей царицей. Отныне зваться ей надлежит Диварой - это имя больше пристало её новому положению. Вы же, прочие супруги мои, подойдите сюда и расположитесь по обе стороны моего престола, чтобы служить мне, как служат ангелы небесные Господу Богу.

ЯН ДУЗЕНТСШУЭР: Граждане Мюнстера, братья и сестры, восславьте вашего царя.

ХОР ГОРОЖАН: Слава тебе, слава, ИОАНН ЛЕЙДЕНСКИЙ, царь Мюнстера!

(Внезапно из толпы выступают несколько человек. Они направляются к трону и один из них, ГЕНРИХ МОЛЛЕНХЕК, кладет руку на плечо ИОАННУ ЛЕЙДЕНСКОМУ.)

ГЕНРИХ МОЛЛЕНХЕК: Граждане Мюнстера, если наш город избран Господом, чтобы стать новым Сионом, то почему пожелал Господь, чтобы царем его стал чужак? Почему на троне его воссел человек пришлый? А уж если случилось так, что мы признали его и провозгласили царем, почему должен он быть и духовным нашим владыкой, и светским?! Ладно, пусть управляет городом и руководит обороной, но души наши и помыслы куда лучше было бы вверить не ему, а Берндту Книппердолинку.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН (спокойным тоном): Тебя зовут Генрих Молленхек?

ГЕНРИХ МОЛЛЕНХЕК: Да.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: А ты, Берндт Книппердолинк, мой оруженосец, что скажешь насчет услышанного? О том, что тебе надлежит стать властелином над душами мюнстерцев, мне же, уступив тебе первое место, - владеть лишь плотью их?

КНИППЕРДОЛИНК: Скажу, что Генрих Молленхек прав, ибо исполнив предложенное им, мы лучше сумеем послужить к славе Господа, на благо нашего Мюнстера.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Я же тебе скажу на это вот что. Лучше бы тебе не произносить этих слов, если хочешь по-прежнему пользоваться моим доверием. И уж ни в коем случае не подкреплять эту вздорную и опасную мысль ссылками на откровение, которое Господь явил тебе или ещё явит, ибо здесь, в Мюнстере, Он говорит только со мной и ни с кем больше. (Другим тоном, но по-прежнему сохраняя спокойствие, обращается к толпе горожан) Есть ли среди вас такие, кто склоняется к предложению Генриха Молленхека?

(Несколько человек выступают вперед и присоединяются к МОЛЛЕНХЕКУ.)

(Кричит, охваченный яростью): Все вы умрете! Солдаты! Взять их! Увести их отсюда! Оскорбив меня, они оскорбили Бога. Не повинуясь мне, они отказываются повиноваться Богу! Уведите их с площади и убейте. Я хочу слышать их крики.

(Солдаты выводят с площади непокорных. За сценой - звуки ударов, но криков не слышится. Солдаты возвращаются.)

Ну?

СОЛДАТ: Мы исполнили твой приказ.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Но я не слышал криков!

СОЛДАТ: Они не кричали.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН (с нескрываемой досадой): Что ж, будут кричать в преисподней. (Смеется) Уже кричат. Адские врата уже отворились, чтобы впустить их в обиталище сатаны, пламя геенны уже пожирает их, и бесы уже протыкают вилами их плоть. Сами себя осудят на вечные муки те, кто действиями своими попытается поколебать мою власть. А вам всем ещё неведомо, до каких пределов простирается она.

КНИППЕРДОЛИНК: Неведомо. Но зато мы знаем твердо - не дальше, чем власть Господа. И ещё мы знаем и то, чего ты не должен забывать никогда: мы все вместе составляем богоизбранный народ. И перед Богом каждый из нас равен всем остальным.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Знаешь, Книппердолинк, когда голову человека отделяют от туловища, он уже неравен всем остальным.

КНИППЕРДОЛИНК: Не обольщайся, Ян ван Лейден.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН (перебивая): Я царь - Иоанн Лейденский.

КНИППЕРДОЛИНК: Не обольщайся, царь. Богу не составит никакого труда приставить отрубленную голову на прежнее место.

РОТМАНН: Берегитесь, не пытайтесь разделить то, чему Господь заповедал быть единым. Ты, Книппердолинк, прав, когда отстаиваешь равенство всех перед Господом, ибо каждому из нас придется на Страшном Суде держать перед ним отчет. Но Иоанн Лейденский - наш царь, и потому, когда предстанет Всевышнему, должен будет отвечать за каждый прожитый день каждого из нас, его подданных.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Не веди больше подобных речей, Книппердолинк, не хочу затруднять Господа такой работой.

КНИППЕРДОЛИНК: Ты можешь запретить говорить мне об откровениях, явленных мне Господом, но не в силах сделать так, чтобы их не было вовсе. Знай же, Ян ван Лейден, мы с тобой умрем вместе.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН: Когда? Где?

КНИППЕРДОЛИНК: Я знаю лишь, что где бы и когда бы это ни случилось, мы с тобой будем рядом.

ЯН ДУЗЕНТСШУЭР: Заметь, о царь, как хитроумен наш Книппердолинк. Либо ты не поверишь в только что сделанное им пророчество и тогда можешь, если захочешь, сейчас же предать его смерти. Либо, напротив, ты поверишь, что он говорит правду, и, в этом случае, побоишься потерять жизнь в тот самый миг, когда прикажешь лишить жизни его.

ЯН ВАН ЛЕЙДЕН (погрузившись в мрачные размышления): Мы останемся вместе. (Другим тоном и громче) Взамен двенадцати судей колен Израилевых, сложивших к моим ногам знаки своего достоинства, назначаю в помощь себе в управлении городом, как это принято во Фландрии, четырех советников. Тебя, Книппердолинк, потому что, когда придет мой смертный час, хочу видеть, как ты умрешь. Тебя, Ротманн, потому что уста мои всегда будут нуждаться в твоих словах. Тебя, Ян ван Дузентсшуэр, потому что ты подобен ляпису, который, прижигая больное место, поверх одной раны наносит другую и таким образом исцеляет обе. (Пауза) И тебя, Генрих Крехтинг, который был прежде католическим священником - для того, чтобы я не забывал, каков образ мыслей наших врагов. Таков, граждане Мюнстера, анабаптистский царский двор, и вы обязаны ему повиноваться.

ХОР ГОРОЖАН: Да здравствует Иоанн Лейденский, царь анабаптистов Мюнстера!

РОТМАНН: Возлюбленные братья мои, пробил час отмщения. Слишком долго безропотно и покорно сносили мы бесчинства трехрогого зверя, о котором говорил пророк Даниил. Зверь этот - папство, ибо символ его - тройная тиара. Но Господь наш послал нам в лице Яна ван Лейдена обетованного Давида, подвигнув его на месть и кару Вавилону и жителям его. И потому пришла пора вооружиться и вам, возлюбленные братья мои. И послужит вам в этот час не только страдание - смиренное оружие апостолов Христовых - но и чудодейственное оружие Давида, оружие мщения. Чтобы им с помощью Божьей свергнуть власть Вавилона и уничтожить все его безбожные установления. Ибо Господь Бог наш ещё в начале времен решил так и устами своих пророков предрек это. Пусть же силой духа Его исполнятся ваши сердца.