Партия в преферанс - Татьяна Моспан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто-то шумно дышал и двигался рядом. Николай удивился ещё больше. В его квартире некому было разговаривать по телефону. Он открыл глаза.
Незнакомые шторы на окнах были полностью задернуты. Но это были чужие шторы, и квартира, в которой находился, тоже была не его.
- А, очнулся наконец!
Над Николаем склонилось оплывшее лицо Славика Доронькина.
Першин, с трудом поворачивая голову, силился вспомнить, что случилось накануне.
- Значит, я у тебя остался? - сообразил он.
- Ну да.
- А Вадим с Костиком?..
- Эти, слава Богу, убрались, - хмыкнул Славик. - А то куда бы я вас всех уложил?
Николай попытался подняться с кушетки, но малейшее движение вызывало дикую головную боль.
- Ох, черт, - простонал он, - как же это я так набрался?
- Не говори, - подхватил Славик, - уж что выпито было, то выпито. Костяныч тоже еле живой был, да и Вадим прилично накачался. Гульнули вчера на всю катушку.
Першину удалось сесть.
- Похмеляться будешь? - Славик деловито достал початую бутылку.
Николай поморщился.
- Ну, как хочешь, - понял его по-своему Доронькин. - Я - так с дорогим удовольствием.
Першин, наблюдая за дергающим кадыком приятеля, почувствовал тошноту. Он вскочил с кушетки и, зажав рот, кинулся к туалету.
Появился минут через десять бледнее прежнего.
- Да, друг мой, - выразительно протянул Славик, с сосредоточенным видом жуя засохший бутерброд, - чем лучше вечером, тем хуже утром. - Сам он находился в нормальном состоянии, хотя вчера тоже выпил немало. - Жив?
- Условно, - прохрипел Николай.
Ему было неудобно за себя. Надо же нажраться до такой степени! Давно с ним подобного конфуза не происходило. Даже вот ночевать остался в чужой квартире.
- До дома доберешься?
Першин кивнул.
- Может, примешь допинг на посошок? Мне так очень даже помогает.
- Нет. - После неприятной процедуры Николай почувствовал себя лучше. Думаю, не стоит.
- Хозяин - барин, - сказал Славик, потянувшись за очередным бутербродом. Тогда поешь чего-нибудь.
Николай покачал головой, при мысли о еде к горлу опять подкатила тошнота, но на сей раз удалось справиться с ней. Ему захотелось поскорее выбраться из этой квартиры и вдохнуть глоток свежего воздуха. Как Славик может с таким аппетитом жевать эти мерзкие вчерашние бутерброды?
- Домой пора сваливать.
- Вот и хорошо, а то у меня, понимаешь, дела с утра. Уже пора бежать.
Когда Доронькин закрывал за гостем входную дверь, его лицо выглядело озабоченым.
На улице стало легче. Легкий ветерок обдувал гудящую, как котел голову. Но это была не такая боль, от которой хотелось лезть на стенку. Он осторожно вертел головой из стороны в сторону, словно проверяя себя. Ничего, терпеть можно.
Летним августовским утром машин и пешеходов на улице было немного. Николай с наслаждением вдыхал прохладный воздух. Даже свитер стянул с себя и распахнул ворот рубашки. По мере того, как унималась боль, в голову лезли дурацкие мысли.
Пили они все наравне, так? Так, ответил себе. Может, только Костыль торопился. Но Костыль Першина не интересовал. Вадим и тот набрался под завязку, хотя с ним это случалось крайне редко. А Славик...
"Ну вот, водку не пьешь, женщинами не интересуешься, что ты на самом деле..." - Николай сейчас будто слышал его насмешливый голос. Доронькин набулькивал ему по полной, а сам только губы мочил. Почему?
Он даже споткнулся от этой мысли и обругал себя. Ну, кретин! Зачем Славику его спаивать? Нашел о чем думать. Пить надо меньше, тогда всякая ерунда в голову лезть не будет. Человек его приютил, на ночь у себя оставил, похмелиться предлагал, а он его в чем-то подозревает.
Вспомнив одутловатое лицо Доронькина, жующего засохший бутерброд, передернулся. И все-таки что-то странное было в поведении Доронькина.
Николай кусал губы. Может, зря он про монеты вчера заикнулся? Да нет, все нормально, никто ничего не понял. Спросил и спросил. Мало ли, о чем они весь вечер болтали?
Подходя к собственному дому, Першин почувствовал, как рубашка прилипла к спине от быстрой хотьбы. Захотелось поскорее встать под душ и освежиться. За свою жизнь он всего несколько раз засыпал в одежде. Сейчас было такое ощущение, словно его облили чем-то липким и вонючим.
С детства у него была особая восприимчивость к запахам. Николай сильно страдал от этого. Обоняние обострялось после принятия алкоголя.
Войдя в квартиру, он ещё в прихожей стянул джинсы и стал расстегивать рубашку. И тут почувствовал чужой запах. Приятный, легкий, еле уловимый аромат витал в помещении. Пахло женщиной, вернее, её духами. Странно, с этим запахом у него были связаны какие-то воспоминания, но вот какие именно, он не мог припомнить.
Николай в удивлении замер. Никаких женщин здесь давным-давно в помине не было.
Он заглянул сначала в свою комнату, потом в мамину. Естественно, нигде никого не обнаружил. Когда стоял на пороге материнской комнаты, показалось, что аромат духов здесь был концентрированнее, чем в других помещениях. Вздохнув, словно издеваясь над собственной глупостью, отправился под душ.
В шортах и легкой рубашке он сновал по кухне, готовя легкий завтрак. Теперь у него все будет по-другому, капли больше в рот не возьмет. Вода смыла усталость, освежила голову. Появилось желание немедленно сделать что-то хорошее, нужное и полезное. А ещё очень захотелось посмотреть на золотые монеты, взять их в руки, потрогать.
Николай пошел в мамину комнату. Открыв шкаф, он нашарил заветную коробочку. Вот она, здесь, на месте. Он открыл её.
Коробочка была на месте, но монет в ней не было.
Николай остановившимся взглядом смотрел на скомканный темный фланелевый лоскут. Онемевшими пальцами даже потряс его. Нету!
- Что же это? Как! - вырвалось у него.
Он сделал несколько шагов и рухнул на диван. Его стало трясти. Дикая боль в затылке пронзила насквозь, словно кто-то безжалостный ширнул длинной острой иглой.
- У-у-у! - застонал он и обхватил голову руками.
Мысли кипели в голове, как в готовом взорваться котле. В какой-то момент показалось, что сходит с ума. Не приснились же ему эти монеты?!
Он сидел, закрыв глаза. Что-то сместилось в сознании. Явь перемешивалась с причудливыми фантастическими видениями. Не было никаких монет, и клада Пимена тоже не существует. Выходит, у него действительно что-то не в порядке с головой и пора ложиться в клинику. Мистика, избыток воображения... Тогда, в далеком детстве, врачи вполголоса намекали матери и об этом.
- Спокойно, спокойно, - шепотом твердил себе, как молитву, простые слова.
Покой не приходил.
Стало нечем дышать, он рванул ворот рубашки. Удушье продолжалось. Неверными шагами Николай подошел к окну и распахнул створки. Господи, что же с ним творится?!
Он обвел глазами комнату. Взгляд скользил по иконостасу. Стоп!
Он автоматически зафиксировал едва приметный беспорядок на набожнике. Раньше иконы располагались по другому. Сейчас расстояние между ними было значительно увеличено. Через мгновение понял, в чем дело. Не было любимой маминой иконы, которой она так дорожила. Исчез Николай Угодник!
Николай беспомощно оглядывался по сторонам, понимая бесполезность этого занятия. Он никогда ничего не трогал на иконостасе. Значит, это сделал кто-то другой. Тот, кто потом унес и монеты. Они существуют! И клад Пимена...
Резко прозвеневший звонок заставил его вздрогнуть.
Николай решительными шагами направился в прихожую. Теперь его не трясло. Он был удивительно спокоен и горел желанием действовать. Ничего, разберется, думал он. Теперь во всем разберется.
- Кто там? - громко спросил он.
- Открой, пожалуйста, - раздался удивительно знакомый голос. - Это я, Мила.
За порогом стояла бывшая жена Першина, Людмила Гусева. Красивая, элегантно одетая темноволосая женщина, которая всегда подавляла его своей волей и решительностью.
Едва открылась дверь, Николай сразу же уловил знакомый аромат, тот самый, что совсем недавно ощущался в прихожей и в комнате матери. Только сейчас запах был сильнее.
Першин замер.
- Может быть, ты пригласишь меня войти? - по-своему поняла замешательство бывшего мужа Людмила.
Он молча отстранился, пропуская её.
Людмила как хозяйка прошла на кухню и уселась на стул.
- Как живешь? - она оглядывала помещение. - А здесь, я смотрю, ничего не изменилось.
- А что здесь должно измениться? - хмуро спросил Николай.
- Ну, люди как-то обустраиваются, избавляются от старых вещей, стремятся к совершенству.
- Я не стремлюсь. Меня все устраивает, как есть.
- Ты совершенно не изменился, - капризно пожала она плечами.
- Скажи лучше, чему обязан твоему визиту?
- Да вот решила навестить, - Людмила, закинув ногу на ногу, стала покачивать изящной туфелькой. Чтобы не смотреть в глаза бывшему мужу, она внимательно разглядывала лакированный носок собственной туфли.