Бертран и Лола - Анжелик Барбера

Вдовствующая Королева Милан мало изменилась за четыре года, спину держала прямо, на окружающих смотрела свысока. Лола помнила, что при первой встрече ее поразили горделивая осанка семидесятилетней женщины и высокий рост (этим Франк пошел в нее).

К дому в Безансоне вела дорожка, обсаженная розами, все кусты были подрезаны по-армейски однообразно. На окнах дремали белые, с перехватами, шторы. Пока Франк сражался с воротами, Лола разглядывала фасад: штукатурка свежая, на лестнице ни соринки.

Из окна второго этажа на гостей бесстрастно взирала женщина с прической в стиле 50-х.

– Твоя бабушка за нами наблюдает, – прошептала Лола.

– Оттачивает стрелы, – усмехнулся Франк. – Держись, милая.

Старуха, само собой, дождалась звонка в дверь и только после этого не торопясь спустилась по лестнице. Она бесконечно долго открывала замки и задвижки, а потом разглядывала через цепочку, желая убедиться, что по ту сторону действительно стоит ее единственный внук. А Франк не выказывал ни малейшего раздражения. Все бабушкины приемчики он за много лет выучил наизусть. Его первое детское воспоминание о Мегере: она стоит у кровати и сухими костистыми руками откидывает простыню – «Ложись!» – садится в кресло и ставит лампу на пол.

– Я следил за тенями на ее лице. Она читала мне Библию, говорила, что Сатана вездесущ и может прятаться даже в моей комнате. Короче, наводила на ребенка страх. А иногда рассказывала историю собственного сочинения про любимую героиню Смертоведьму.

– Смертоведьма? – изумилась Лола.

– Мегера считала, что Смерть – та же ведьма. – Франк ухмыльнулся. – Я же считал ее чокнутой, думал, все бабушки такие. Меня спасла школа: я выучился грамоте и начал читать совсем другие истории. За непослушание Мегера «ссылала» меня в подвал, чтобы не занимал места в ее маленьком мирке. Ее любимое занятие – унижать окружающих, делать им больно, чтобы «знали свое место». Когда другим плохо, старуха «тащится».

– А твои родители?

– Отец слеп, мама не возникает – сдалась. Мегера и ими манипулирует.

– Прозвище придумал ты, – констатировала Лола.

– Это слово будто специально для нее придумали.

Франк не ошибался. Природная стервозность, спесь и злой язык были отличительными чертами старухи.

– Я был любознательным, и руки у меня росли откуда надо. Разбирал и собирал все, что попадалось, словом, «поднимал пыль», как говорила бабка. Зато она готовит изумительный картофельный гратен.

– Почему бы просто не порвать отношения? – удивилась Лола.

– Да потому, что она только этого и добивается! – рассмеялся Франк. – Перестав общаться, я развяжу Мегере руки. Она сможет жаловаться, стонать и плакать в свое удовольствие. Я – песчинка в моторе, монстр, прокравшийся под череп. Она меня не боится, но я ее… загрязняю.

Лязгнула последняя щеколда. Франк весело оскалился, поздоровался небрежно «Привет, ба…» – как будто заранее решив, что начнет дразнить старую каргу с порога. Когда Лола попыталась чмокнуть воздух у ее щеки, та просто отпихнула будущую родственницу.

– Нет-нет, Лиза, никакого тактильного контакта! Мы приветствуем друг друга, как японцы.

– Лола.

– Лиза, Лола… Ты испанка?

– Нет, у меня голландские корни.

– Очень экзотично! – прокомментировала старая дама, задвигая засовы.

Лола заметила свежий маникюр, огромный рубин на левой руке и обручальное кольцо на правой, прекрасно сшитое серое платье и шаль на тон темнее. Хозяйка дома делано кашлянула.

– Чем занимается твой отец?

– Он умер.

– Ах да, конечно. Фрэнки упоминал, что он пил.

– Я никогда ни с кем не обсуждаю эту тему.

– Даже с матерью? Бедная детка! Выпьешь что-нибудь?

«Что-нибудь» оказалось стаканом теплой воды. Подведенные синим карандашом глаза смотрели недобро, розовые губы сладко улыбались, подчеркивая глубокие морщины. Она выдала гостям две шоколадные конфеты, с очевидным удовольствием рассказала о своих «болячках», артрите и бессоннице, пожаловалась на тяжелую жизнь бок о бок с невесткой-косметологом, которая «даже брови толком выщипать не умеет!». Франк встал, а старая женщина молниеносно схватила Лолу за руку, пытаясь удержать.

– Маме хватало времени, чтобы читать тебе на ночь?

– Да.

– Бабушка у нас дипломатка, – хохотнул Франк. – Ни слова в простоте! Она намекает, что знает про Эльзу.

Вдовствующая Королева даже не взглянула на внука, только снисходительно вздохнула и сообщила:

– Мать часто оставляла мальчика на меня. Его образование оплатила тоже я. Надеюсь, жених тебе рассказал?

Франк хорошо зарабатывал и давно мог отдать долг, но тянул из какого-то извращенного удовольствия. Лола это точно знала – видела чеки, которые он каждый месяц посылал Мегере, добавляя к «сумме прописью» разнообразные грубые слова.

– Ты закончила?

– Тебе хорошо известно, что я любому человеку высказываю все в глаза…

Франк молча извлек из буфета коробку шоколадных конфет ручной работы, которыми старуха наслаждалась в одиночестве, бросил коротко:

– Спасибо, бабуля! – взял Лолу за руку и повел к выходу.

Мегера следовала за ними по пятам, а на крыльце выкрикнула – так, чтобы слышали все соседи:

– Ни за что не выходи за него, Лола! Или нет, выходи! А я буду молить Господа, чтобы ты портила ему жизнь до последнего вздоха!

«Может, ведьма была тогда права? – думала Лола, глядя на будущих родственников. – Вдруг Франк узнает, что я – злодейка, изменщица? Чего уставилась, Мегера?»

Бабка выглядела великолепно, в кои-то веки не перепутала имя и не сказала гадость.

Лола взяла чемодан и возглавила шествие. Дело всегда в безопасном расстоянии.

15

Пять дней назад, в десять вечера, Бертран покинул дом на улице Эктор. Пока он собирал «вещички», из квартиры под крышей не доносилось ни звука. Лола сбежала. Бертран затолкал в сумку одежду, обувь, бумаги и три книги, которыми вообще-то не сильно дорожил, и лег на неубранную кровать. Накануне Лола была рядом, и он водил пальцами по ее коже, рисуя круги и завитушки.

Он спрашивал себя, зачем сегодня, 5 июня, вернулся в эти стены за шмотками, о которых и помнить не помнил, долго вслушивался в тишину и не заметил, как уснул, а потом вдруг проснулся и резко сел: на одно короткое мгновение ему показалось, что Лола здесь, в комнате. На улице стемнело. Через минуту зазвонил мобильный: Бертрана ждали на вечеринке, которую друзья устраивали по случаю его командировки в Тибет.

– Уже еду!

Он извинился за опоздание, поел, много выпил, подремал на диванчике, очнулся, рассеянно поболтал с гостями, всерьез подумывая, не вернуться ли на улицу Эктор. Можно сесть на верхнюю ступеньку лестницы на пятом этаже и ждать, когда она вернется. Но зачем?

Бертран вышел на балкон. Густые угольно-черные тучи на низком небе давили на голову, не позволяя успокоиться. Мгновение упущено. Любой фотограф то и дело сталкивается с подобным, умеет это пережить и знает, как поступить в подобном случае: упаковать вещи, отправиться в путешествие и поискать, где трава позеленее.

– Где будешь ночевать? – поинтересовалась у Бертрана свободная как ветер рыжеволосая Каликста, его старая подруга.

– Останусь здесь – вернул Дафне ключи… – равнодушно пробормотал он.

– Хотела бы я прочесть прощальную записку! – рассмеялась Каликста.

– Сама домысли.

– Ненавижу тебя от лица всех баб! Но люблю.

– Какие планы на остаток ночи? – спросил Бертран.

Каликста улыбнулась.

Он покинул ее квартиру в пять утра – молча, не простившись, – и отправился бродить по улицам, глядя под ноги, на серый асфальт. Платье Лолы на тон светлее. Налево, теперь направо, снова налево, еще раз направо и все время прямо. Медленным шагом. Ты сжал ее пальцы, а она вырвалась, убежала, села в такси и исчезла.

Внезапно Бертран осознал, что не слышит звука собственных шагов. Он спустился в метро на станции «Реомюр-Севастополь»[12]. Остановился, выбирая направление. В голове назойливой мухой крутилась последняя фраза Лолы: «Я дала тебе все, что могла, Бертран».

– Есть монетка?

В нескольких метрах от Бертрана проснулся клошар. «Я что, думал вслух?» Он полез в карман джинсов, достал мелочь, бумажку в 5 евро и отдал бездомному. Тот поблагодарил и произнес назидательно: «Никогда не женись, приятель!» Да нет, показалось… Бертран вышел на улицу своего детства и купил к завтраку свежего хлеба. Остаток недели он ночевал у друзей, выбирая того, кто жил ближе к месту, где нужно было оказаться наутро. Свободный Кочевник. Трус.

Бертран тысячу раз говорил себе, что правильно поступил, промолчав у лифта. Он мог поставить под угрозу… Что именно? Нет ответа. Я путешественник, моя жизнь организована особым образом. Никаких диких страстей. Никакой опасности. Никакой Лолы. Тебе ее не хватает?