Зомби - Клайв Баркер

— Идем, — распорядилась сестра, и они поспешно вошли в дом. Впрочем, оказавшись внутри, сестра оставила командный тон. Она встряхнула зонтик, закрыла его и поставила в стойку у двери, а потом присела перед Тиной и обняла ее. — Ну, как ты, маленькая?

Кэй только теперь заметила, что она гаитянка. И на редкость хорошенькая.

— Хорошо, что я вчера вам позвонила, — сказала Кэй. На самом деле она звонила просто предупредить, что они с Тиной будут проезжать Ле-Кап по пути в Тру и заедут на несколько минут повидаться. — Боюсь, мне придется просить вас приютить нас на ночь. Это возможно?

— Конечно, мисс Гилберт. А что случилось? У вас что-то с машиной?

— Мы поздно выехали. У Тины опять болела голова.

— А, опять голова… — Сестра взяла Тину за руку, — Пойдемте наверх. Сперва устроим вас в комнате, потом подумаем, чем накормить.

Она разместила обеих в одной комнате с окнами во двор, где стоял джип, и исчезла.

— Надо взять наши вещи, — сказала Кэй девочке. — Я принесу, а ты пока умойся, милая.

Сумку из коричневой кожи она принесла с собой и, уходя, старательно запихнула ее под кровать, с глаз долой. На лестнице она столкнулась с сестрой Симоной и еще одной монахиней, несущими их рюкзаки из джипа.

Их накормили супом и рыбой в маленькой столовой. Ужинали Кэй с Тиной, сестра Симона, сестра Анна, помогавшая принести рюкзаки, и сестра Жинетт, старшая из всех. Ей было около шестидесяти. Немногословный разговор вертелся вокруг их поездки.

— Дорога не из легких, верно? Давно нужен ремонт… И мост в Лимбе закрыт, так что приходится ехать через…

Почему они не расспрашивают о Тине — как мы ее лечили, как к ней вернулась память? Они заговаривали с девочкой, но ничего не выспрашивали и у нее. Можно было подумать, что они намеренно избегают определенных тем.

Но после ужина, когда Кэй взяла Тину за руку, чтобы увести наверх, сестра Симона тихонько проговорила:

— Пожалуйста, спуститесь снова, когда ее уложите, мисс Гилберт. Мы будем в зале.

Три монахини поджидали ее на деревянных стульях, неудобных даже на вид. Ей пришло в голову, что это изделия Полинарда. Свободный стул поставили для нее. На маленьком столике посредине стоял деревянный поднос с чашками, ложечками, молочником и сахарницей. На спиртовке грелся помятый кофейник, возможно, серебряный.

Монахини поднялись и дождались, пока Кэй сядет, каким-то образом умудрившись опуститься на стулья одновременно с ней, кроме сестры Симоны, которая предложила:

— Кофе, мис Гилберт?

— С удовольствием.

— Молоко, сахар?

— Черный, пожалуйста. — Было бы преступлением разбавлять чем-то чудесный гаитянский кофе.

Симона обслужила и остальных — возможно, это был обычный ритуал после ужина — и тоже уселась.

— А теперь, мисс Гилберт, пожалуйста, расскажите нам, как к Тине вернулась память. Если для вас это не слишком утомительно.

Она рассказала, как доктор Робек догадался читать Тине названия по карте и как, услышав название Буа-Саваж, ребенок мгновенно очнулся от затянувшейся амнезии — прямо как Белоснежка от поцелуя принца.

Они заулыбались.

— Тогда она вспомнила и свое имя. Если, конечно, ее действительно зовут Тина Луиза Кристина Англэйд. Наверняка мы не узнаем, пока не попадем в Буа-Саваж, понимаете? Мы пока не знаем даже, действительно ли она оттуда.

Старшая из сестер, глубоко нахмурившись, повторила:

— Буа-Саваж… Это, кажется, в горах у доминиканской границы?

— Да, если верить карте.

— Как же вы туда доберетесь?

— Нам обещали, что в Тру нас встретит проводник.

— Но туда же не проехать! Никаких дорог.

— Наверное, пойдем пешком или поедем на мулах. До завтра я ничего не узнаю. — Кэй подождала, пока они пригубят кофе. — А теперь не расскажете ли вы мне кое-что? Как попала к вам Тина? Мы слышали только, что ее привел священник.

— Отец Тернер, — кивнула Симона. — Отец Луис Тернер. Он тогда постоянно служил в Вальери, и еще на его попечении было много церквей дальше в горах. У нас есть его фотография. — Она поставила кофейную чашку и порывисто, взметнув полы монашеского платья, шагнула к книжному шкафу со стеклянными дверцами. Вернулась с большим фотоальбомом, попахивавшим плесенью, и протянула его Кэй. — Вот он, отец, справа, перед часовней Вальери. Эти большие трещины в стенах часовни остались от землетрясения за несколько дней перед тем, как сделали снимок, — представляете?

Кэй разглядывала сухощавого белого мужчину с сигаретой в уголке рта. Француз, догадалась она. Большинство белых священников в такой глуши — французы. Он не был одет как священник: даже рубашку не застегнул и не заправил в брюки. Но ей сразу понравилось, как он улыбался в камеру.

— Однажды он возвращался из какой-то отдаленной церквушки, — рассказывала Симона, — и остановился в одиноком туземном калье у ручейка. Он говорил, что никогда прежде не ходил этой дорогой, но ему пришлось сделать крюк из-за оползня, перегородившего обычную тропу. Конечно, у него был мул. Но мул устал, и он решил задержаться и поговорить немного с этими людьми.

Кэй, слушая, не отрывала взгляда от снимка.

— Ну вот, девочка лежала на циновке в этом калье, и те люди попросили отца поговорить с ней. Она забрела на их участок за несколько дней до того и не могла вспомнить, кто она и откуда.

— Понимаю.

— Вы по снимку видите, какой добрый человек отец Тернер. Кончилось тем, что он заночевал там и решил, что девочка, возможно, перенесла тяжелый шок и нуждается в помощи. В любом случае нельзя было оставлять ее там. Тем людям она была не нужна. Так что с рассветом он посадил ее на мула и привез в Вальери, хотя она так и не вспомнила, кто она и откуда.

— А что потом?

— Ну, он оставил ее у них недели на три — с ним тогда еще жил молодой отец Дюваль. Они надеялись, что она придет в себя, а когда поняли, что надеялись напрасно, то привезли ее к нам. — Сестра Симона помолчала, допивая кофе, потом склонилась к Кэй. Ее хорошенькое лицо озабоченно хмурилось. — Вы не узнали, отчего возник тот провал в памяти?

— Нет.

— И, услышав название деревушки, она вдруг все вспомнила?

— Так и было. Мы сразу поняли, что физически она вполне здорова. Конечно, когда вы ее к нам доставили, она была слишком худа. Плохое питание… это не ваша вина, у вас было слишком мало времени, чтобы это исправить, — поспешно добавила Кэй. — Но в остальном она казалась здоровой.

— Как странно.

— Может статься, ее родственники из Буа-Саважа все это время ее искали, — вставила Жинетт. — Сколько же прошло? У отца Тернера она пробыла три недели. У нас — месяц. И вы ее продержали почти шесть месяцев.