По запаху крови - Алексей Ворон

— Давай отправимся туда, Гвидион, — я и сам загорелся этой идеей. — Когда вернемся на Альбион, попроси Белина снарядить корабль, и мы пустимся на поиски острова. Ведь когда-нибудь мы найдем его, правда?

— Нет у Белина Хрустальных кораблей, а другие не пристанут к янтарной пристани. Да и не удастся нам так легко достичь счастья. За него надо платить, Блейдд, а мы пока еще не выплатили наши долги.

— А как нам узнать, что они уже выплачены? — спросил Рыбий Хвост.

— Когда долги будут выплачены, Харт, ты уже не узнаешь об этом, ты умрешь, — Гвидион отвернулся от нас.

Я покосился на Бренна. Он сидел хмурый и насупившийся, раздраженно ковырял пол кинжалом для мяса. Бренн терпеть не мог разговоров о загробной жизни и вообще не склонен был философствовать. И я удивился, когда он пессимистично заявил:

— Скоро многие из нас вступят на Хрустальные ладьи, волк. Не знаю только, берут ли на них тех, кто боится воды.

Я усмехнулся. Я и вправду до ужаса боюсь воды, но ради поиска прекрасной страны, где нет ни рабства, ни боли, я готов был терпеть неудобства морского путешествия. Да, рабства! Я и забыл об этом, забыл, что среди этих принцев и великих кельтских витязей я один был рабом, когда-то давно продавшим свою свободу за жалкие мгновения счастья. Это было рабство не в обычном понимании, не тело мое принадлежало хозяину, а воля и душа. Но сейчас я осознавал, что, если бы на мне не было Гвира, я бы все равно остался рядом с Бренном. Я никогда бы не бросил своего вождя, ставшего мне другом и братом и частью меня самого.

Гвидион отправился в опустошенную библиотеку спать. На следующий день его ждало множество дел. Жрецы сенонов и наши друиды во главе с Гвидионом собирались провести обряды благодарения богам за богатую добычу и легкую победу над прославленным римским войском. Бренн и Рикк ушли на поиски более веселого общества, чем философствующий оборотень.

Мы с Хартом и его осмелевшей подружкой, найденной в подземелье храма, еще немного посидели у огня, обсуждая затронутую бардом тему: нашу дальнейшую жизнь на Яблочном Острове после смерти. Девушка, уже успевшая освоить кельтский язык, фыркала, слушая наш разговор. В присутствии Гвидиона она не смела даже поднять глаза, когда же он удалился, она взахлеб принялась рассказывать нам о загробной жизни.

Я не стал слушать эту язычницу, рассудив, что тот, кто с ней спит, пусть и внимает ее глупой болтовне. Рыкнув на нее, я отправился вслед за своим вождем искать других развлечений, оставив Харта на растерзание самому разговорчивому в мире созданию.

На следующий день под командованием жрецов мы сложили посередине главной площади огромную пирамиду из оружия, доспехов, добра и трупов врагов. Эта пирамида была окроплена кровью одного из пленников, после чего под мерное пение друидов Гвидион возжег жертвенный огонь.

Бренн мрачно взирал на этот гигантский костер. Когда к нему подошел Гвидион, Бренн сказал ему:

— Ну что ж, брат, не пора ли нам проверить твои слова? Узнаем, существует ли Вечность для этого города.

Гвидион пожал плечами:

— Наши жизни слишком коротки, чтобы проверить это.

Бренн расхохотался:

— Наши жизни слишком затянулись, — и, обернувшись к столпившимся воинам, он заорал: — Сожгите этот проклятый город!

Люди начали вытаскивать из пламени головни и разносить их по домам. Огонь весело занимался и быстро разбегался по строениям. Подначиваемые своим вождем, мы превращали этот город в сплошной погребальный костер, посреди которого, воздев руки к небу, стоял Бренн в развевающемся плаще и выкрикивал проклятия. Пламя, охватившее дома, ревело и завывало, здания обрушивались с грохотом, рассыпались, выбрасывая в небо снопы искр. Через несколько дней город превратился в черные развалины, от которых поднимались в небо ленивые струйки дыма. Теперь по улицам и площадям ветер взметал не только песок, но и пепел.

Бренн уже принял решение покинуть Рим и возвращаться, как вдруг Капитолий направил послов с предложением обсудить условия его сдачи. Поздно вечером из крепости явилась целая группа почтенных граждан с факелами. Огонь осветил бледные, встревоженные лица осунувшихся и изможденных голодом людей. Они не знали о готовящемся уходе кельтов, они боялись нас.

Их провели в храм Весты, где перед священным очагом, на котором жарился молодой бычок, на троне из слоновой кости, найденном в одном из римских особняков, восседал Бренн, увешанный золотыми побрякушками. Огненная Голова ревел, как зверь, строя жуткие гримасы. Рикк, намазавшись предварительно синей краской, истерично ржал. Сеноны, вдохновленные всеобщим весельем, подключились к поэннинцам, скалились и подвывали. Я выпустил клыки и злобно порыкивал.

Римляне, выпучив от ужаса глаза, испуганно озирались на окружающее их дикое, размалеванное, кошмарное воинство. Бренн глумливо улыбался и, наигранно упрямясь, торговался, доводя римских послов до бешенства. Но у римлян не осталось припасов, и они были вынуждены идти на уступки.

Бренн назвал невероятную сумму — тысячу фунтов золотом. У римлян перехватило дыхание, за эти деньги можно было купить свободу для шести таких городов, как Рим. Но их попытки торговаться ни к чему не привели. Бренн уперся и, несмотря на советы Тапрокена и Гвидиона согласиться, дал понять римлянам, что если их не устраивает сумма, то дальнейшие переговоры бессмысленны. Поникшие послы удалились на свой холм, а утром прислали ответ: они согласны.

Среди развалин Великого Города на принесенных капитолийцами огромных весах почтенный римлянин в длинной белой тоге скорбно отвешивал золото. Бренн внимательно отслеживал все манипуляции, совершаемые римлянином так, как будто он понимал, как пользоваться этими весами. Время от времени его разбирал смех, и Гвидион бросал на брата тревожные взгляды. К весам подошли несколько других римлян, начали спорить с тем, кто взвешивал золото, уверяя, что он ошибся. Бренн спросил у них, в чем дело. Они ответили, что, по их мнению, золота отвешено больше, чем надо, и они предлагают перевесить.

— Больше — не меньше, — возразил Бренн, мне надоела ваша возня, перевешивать не будем.

— Но ведь если есть ошибка, то она может быть и в меньшую сторону, — любезно произнес один из подошедших.

Этот ответ нашему вождю не понравился. Взбешенный Бренн положил на чашу весов свой неподъемный меч.

— Уравновесьте его золотом, чтобы я был уверен в вашей честности, — сказал Бренн.

— Почему? — возмутился римлянин. — Мы так не договаривались.

— Потому, что горе побежденным! — заорал на него Бренн, брызгая слюной.

Римлянин отшатнулся в ужасе и, беспокойно оглядываясь на нашего вождя, покорно уравновесил его меч золотом.