Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой - Юрий Брайдер

— Вам бы, братец мой, в ведомстве Геббельса работать, — поморщился Смыков.

— Что ни слово, то наглый оппортунизм. Зачем же коммунизм, светлое будущее всего человечества, путать с каким-то мифическим раем, выдуманным церковниками для одурачивания трудящихся?

— Да ты что! — взорвался в ответ и без того перенервничавший Зяблик. — Забыл, где мы находимся и про что толкуем? Дома будешь свою пропаганду вести! А тут разговор короткий! Или ты остаешься здесь, или возвращаешься вместе со мной в Отчину.

— Нет, такая жизнь не по мне, — покачал головой Смыков. — Старого мерина новым штукам поздно учить. Какая-то уж больно скользкая идеология у этих нефилимов. Сплошной эгоизм, аполитичность и тунеядство. Да и все остальное… Приличный человек и одеваться должен соответствующе. Это только бабе голым задом крутить нравится.

— Ты за всех не говори! — накинулась на него Верка. — Тоже мне, ревнитель нравственности! Слыхали… Пригодился бы здесь вместо инструктора по искусству любви! Заметила я, как ты, кот помойный, на эту Майру облизывался! Конечно, полное неглиже мне и самой не нравится. У женщины тайна должна быть. Но, с другой стороны, есть в их словах смысл. Что, если мы и взаправду тысячи лет не тем путем шли? Так, может, попробуем все сначала? Лучше позже, чем никогда. Вспомните, какие они красивые, сильные, здоровые? Что толку от нашего Левушки? Болтать может, как заведенный, а сам на хомяка похож и в драке нестойкий. Может, нефилимам этим человеческая речь уже и без нужды. Что, если они мыслями общаются? Так хочется все сначала попробовать! Забыть эту поганую жизнь! Ведь рай все же! А, ребята! Давайте хорошенько подумаем!

— Не к лицу заезженной кобылке хвостом махать, — фыркнул Зяблик.

— Сам дурак! Ничего ты не понимаешь! — На глаза у Верки вдруг навернулись слезы, что само по себе было феноменальным событием.

— Конкретней, Вера Ивановна. Вы остаетесь здесь?

— С вами бы вместе осталась. А одна боюсь. Может, Лилечка, ты мне компанию составишь?

— Нет, — твердо сказала Лилечка. — Я хочу жить по-человечески. Не надо мне никакого рая.

— И что же тебе тогда, интересно, надо?

— Как всем… Мужа, детей, домишко маленький, корыто… И чтобы никто мною не помыкал.

— С нами, значит, пойдешь? — глядя в землю, спросил Зяблик. — За корытом…

— С вами.

— Трудно придется. Потрудней, думаю, чем в Кастилии или Хохме. Дорога нехоженая.

— Ничего, всякого уже повидала. Пуганая…

— Ладно, если так…. Охота, как говорится, пуще неволи.

— А вы, товарищ Цыпф, почему отмалчиваетесь в последнее время? — Смыков обратился к Леве, сосредоточенно думавшему о чем-то (об этом свидетельствовали его очки, в лихорадочном темпе перемещавшиеся с переносицы в руки и обратно).

— Вопрос весьма непростой… Весьма, — он заерзал так, словно сидел не на мягкой эдемской травке, а на родном чертополохе. — Нам, вольно или невольно, довелось столкнуться с феноменальным природным образованием… Можно, конечно, сказать как-то по-другому, но сути дела это не меняет. Здесь есть все или почти все, чего нам так не хватает. Я имею в виду кастильцев, степняков, арапов и все другие народы, пострадавшие при Великом Затмении… Тут вдоволь пищи, воды, целебных растений… А главное, здесь можно наконец обрести безопасность. Про аггелов мы пока говорить не будем. Они, безусловно, представляют немалую угрозу, но угрозу вполне предсказуемую и, во всяком случае, не фатальную…

— Хотелось бы верить, — буркнул Зяблик.

— Совсем иначе обстоят дела в Отчине и вокруг нее, — продолжал Цыпф. — Те жуткие и необъяснимые катаклизмы, свидетелями которых мы были, лишь предвестники куда более грандиозных бедствий. Просыпаются поистине космические, непознаваемые силы, которые мимоходом сметут человечество с лица земли, даже не узнав о его существовании. Однажды в Агбишере я наблюдал, как каменная лавина обрушилась на гнездовья птиц, выбравших отвесные скалы своим пристанищем. Противостоять этой стихии, такой же древней, как звезды, и, возможно, столь же могучей, мы не в состоянии. Даже в далеком будущем человечество вряд ли найдет способ борьбы с этими порождениями совсем другого мира.

— Но ведь дяде Теме однажды как-то удалось утихомирить этот ужас, — возразила Лилечка.

— Увы, этот подвиг совершило совсем другое существо, природа которого до сих пор остается тайной даже для человека, в теле которого оно обитает. К сожалению, в настоящее время мы не можем рассчитывать на помощь этого загадочного Кеши.

— Лева, ну что у тебя за манера вечно нас пугать! — не выдержала Верка. — Опять беду накличешь. Лучше скажи, что нам делать?

— Сейчас?

— Нет, вообще…

— А что обычно делают, столкнувшйть с врагом, неизмеримо превосходящим тебя силой?

— Ну… убегают, наверно. — Верка пожала плечами.

— Верно. Надо убегать, если только мы не самоубийцы. Спасаться в безопасном месте. И пока единственное известное нам безопасное место — это Эдем.

— Конечно! — сказал Смыков как бы с завистью. — Будет здесь безопасно, если Эдем такая хреновина охраняет. Страшно вспомнить, как они тогда друг друга гвоздили! Горы в блин раздавило, громадную пустыню наизнанку вывернуло!

— Да, то был поединок достойных соперников… — произнес Цыпф задумчиво. — Такой союзник нам, конечно, не помешал бы. Жаль, что его нельзя ни уговорить, ни купить, ни задобрить…

— Лева, ты, как всегда, наводишь тень на плетень, — не выдержал Зяблик. — Никто не спорит, что Эдем безопасное место. Хотя нас здесь недавно едва-едва не прикончили… А что дальше? Если хочешь здесь остаться, так прямо и скажи. Никто тебя отговаривать не будет.

— Вы совсем не поняли меня! — обиделся Цыпф. — Конечно же, я ухожу с вами. В такое время мы просто обязаны быть в Отчине. Но скорее всего нам еще придется вернуться сюда.

— Когда? — удивленно спросил Смыков.

— Когда в других странах для человека не останется места. Но мы вернемся не одни. С нами придут все, кто пожелает спастись и не побоится начать новую жизнь. Поэтому все, что мы будем сейчас делать, нужно делать с расчетом на скорое возвращение.

— Вы, братец мой, конкретизируйте свою мысль…

— Надо запоминать обратную дорогу и всякие приметы, которые попадутся на ней. Короче, изучать местность. Неплохо было бы и схему составить, да жаль, больше графита нет.

— Да и такой широкой спины, как у Толгая, тоже нет, — печально вздохнула Верка. — Разве что у Лилечки…

Смыков между тем выговаривал Леве:

— Странный вы тип, товарищ Цыпф. Про обратную дорогу беспокоитесь. А не лучше ли сперва подумать над тем, как отсюда выбраться. Вот вам всем простой вопрос: как избавиться от этого субъекта, который нас сторожит?

— Я его очарую, сведу с ума и заставлю уйти с нами, — полушутя-полусерьзно заявила Верка.

— Дельное предложение, — кивнул Смыков. — Но трудновыполнимое. Оставим его на крайний случай.

— Просто взять да сбежать, — сказал Зяблик. — Делов-то… Караулит-то он нас не ахти как настырно.

— Рисковать не хотелось бы, — Смыков почесал за ухом. — Они же все как жеребцы бегают. Шутя догонят. Проверить надо… Пусть кто-то сначала попытается в одиночку сбежать. А мы посмотрим, чем это кончится. В крайнем случае всегда можно сослаться на то, что ты, не зная местности, заблудился.

— И кому же ты предлагаешь это дело обделать? — сразу насторожился Зяблик.

— Конечно же, вам, братец мой, — сказал Смыков ласково. — Опыт побегов имеете. К тому же вы сами эту идею подали. Значит, сами и осуществляйте. Ведь не маленький, должны знать, чем чревата чрезмерная инициатива.

— Неприятностями чревата, — ухмыльнулся Зяблик. — Самое разумное в этой жизни: сидеть и не высовываться.

Зяблик совершил пробный побег в конце того же дня, когда Эрикс, натрудивший язык очередной порцией белиберды о будущем процветании Эдема, заснул, а все остальные только старательно имитировали сон. Впрочем, постепенно все впали в дрему, и поляну огласил разноголосый храп.

Проснувшись, они позавтракали опостылевшей вегетарианской пищей и стали ожидать дальнейшего развития событий. Эрикс пока не выказывал никаких признаков беспокойства, хотя число пять от числа четыре должен был отличить.

От нечего делать стали болтать о всякой всячине.

— Смыков, а у тебя уже глаза начали меняться, — говорила Верка. — И плечи раздались. В нефилима превращаешься.

— А у вас, Вера Ивановна, как я погляжу, груди стали намечаться. Скоро и потрогать можно будет. Вот радость-то! — парировал Смыков.

Лилечка беспрерывно плела венки из райских цветов, почти сразу начинавших увядать. Оська, довольный тем, что его на время оставили в покое, дремал под кустом. Заметно нервничал один только Цыпф.