Рыцарь в черном плаще - Эрнест Капандю

— Ты не понимаешь, — возразил Рыцарь. — Когда я говорю тебе о смерти под пыткой, я не имею в виду пыток, употребляемых в Шатле, которые могут испугать только дураков и трусов. Я говорю тебе о нравственной пытке, я говорю тебе о беспрерывных страданиях, не ограничивающихся только телом, а о тех, которые понемногу грызут душу и сердце, о тех ужасных муках, которые заставляют желать смерти, а смерть не приходит! Знаешь ли ты, какую клятву я дал?

Барон отрицательно покачал головой.

— Я тебе скажу, — сказал Рыцарь, — а потом буду тебя допрашивать.

Наступило непродолжительное молчание.

— Слушай, — сказал Петушиный Рыцарь, — двадцать лет назад в ночь на 30 января 1725 года, в ту самую ночь, когда ты убил мою мать в саду дома на улице Вербуа…

Барон вздрогнул.

— Ты видишь, что я знаю все, — продолжал Рыцарь, — в ту ночь, когда тело моего отца качалось на виселице, воздвигнутой тобой, в ту ночь мне было двенадцать лет! Стоя на коленях один на площади возле виселицы, я с отчаянием смотрел на тело моего отца, висевшее над моей головой. Я думал о страданиях не физических, а нравственных, перенесенных им и моей матерью… в течение двенадцати дней мучительной, смертельной тоски! Странная мысль мелькнула в моей голове, хотя я не знал сам, каким образом и для чего. Я увидел перед собой часы страданий и горести, пережитых моими родителями, и насчитал целых двести восемьдесят восемь часов! Внезапная мысль пришла мне на ум во время подсчета. Я приблизился к виселице, помолился на коленях, потом поднялся на ступени лестницы, оставленной палачом. Ухватившись за веревку, я дотянулся до праведной жертвы, наклонившись к ней и приложив губы к ее уху, я сказал: «Отец мой, перед Богом, близ которого ты находишься, я клянусь заставить заплатить тех, кто тебя измучил, один день за каждый час твоих страданий!» — и я поцеловал в лоб моего отца. Тогда я не знал, кто виноват в его смерти. Шли годы, а я ничего не мог узнать, но позже выяснил, что ты, барон де Монжуа, был замешан в этом кровавом деле, и решил убить тебя. Мы дрались, и я оставил тебя, как думал, мертвым. Только через несколько лет я узнал истинную роль, которую ты играл в этом гнусном преступлении.

— Как ты это узнал? — спросил барон.

— От одного твоего приятеля, от того, который тебе помогал, от Шароле, которого я принудил заговорить, когда засунул его в яму с нечистотами. Теперь понимаешь? Ты не умер, я тебя отыскал и сдержу мою клятву.

— Получается, что мне остается жить девять месяцев с половиной? — смело сказал барон. — Раз так, я не стану ничего говорить.

Рыцарь наклонился и посмотрел ему прямо в глаза.

— Ты смеешь шутить с Петушиным Рыцарем? — спросил он. — Когда я говорю тебе о страданиях в продолжение двухсот восьмидесяти восьми дней, то говорю о самом страшном, самом невыносимом страдании, какое когда-либо испытывало человеческое существо. Но ты не умрешь в эти двести восемьдесят восемь дней — нет! Ты будешь жить против твоей воли, но каждую минуту, каждую секунду ты будешь терпеть предсмертные мучения! Ты знаешь, кто я и что способен сделать? — прибавил Рыцарь, быстро вскочив со своего места. — Подумай, что тебя ждет!

— А если я буду говорить? — спросил Монжуа.

— Если ты будешь говорить, то я попрошу душу моего отца освободить меня от данной клятвы и убью тебя без всяких страданий.

— Ты мне клянешься, Жильбер?

— Клянусь.

— Что ж, расспрашивай, а я посмотрю, стоит ли тебе отвечать. О чем ты хочешь меня спросить?

— Кто помогал тебе совершить преступление на улице Вербуа? Ты не мог совершить его один.

— Еще?

— Я хочу знать, кто ранил Сабину в ночь на 30 января.

— Еще?

— Я хочу знать, кому адресовано было письмо, найденное возле трупа одного из моих людей, убитого 1 февраля на углу улиц Отфейль и Корделье.

— Это все?

— Я должен также знать, кто спас тебя от смерти и каким образом ты оказался жив, если я убил тебя пятнадцать лет назад.

— Ты хочешь знать только это? — спросил Монжуа, качая головой.

— Да. Отвечай!

— Подожди, прежде чем ответить на твои вопросы, я хочу кое-что предложить. Клянусь тебе, что мы можем договориться — это зависит от тебя. Ты узнаешь все, что хочешь знать, если согласишься выслушать мою просьбу.

— Говори, только скорее, — сказал Рыцарь с угрозой. — Знай, что этот дом окружен моими людьми, и мне стоит только подать сигнал для того, чтобы мои распоряжения были исполнены.

— Вот что я от тебя потребую, — сказал Монжуа с глубоким спокойствием, — во-первых, чтобы ты возвратил мне свободу, потом, чтобы ты отдал мне все деньги, находящиеся в твоих сундуках, потом, чтобы ты отказался от Сабины, которую я люблю и которую я хочу увезти с собой.

Рыцарь поднял свой пистолет.

— Если ты меня убьешь, — холодно сказал барон, — Сабина и Нисетта умрут завтра.

— Они умрут завтра? — воскликнул Рыцарь.

— Да, умрут, — повторил Монжуа. — Умру я или выживу, одни ли останутся эти молодые девушки или будут окружены заботой близких, они умрут в течение суток, если я не поставлю преграду между ними и смертью. Ты думаешь, что держишь меня в своих руках, а на самом деле это я держу тебя в моих.

Дуло пистолета поднялось к голове Монжуа.

— Объяснись! — приказал Рыцарь.

— Когда я оставил этот дом сегодня в восемь утра, я дал этим женщинам яд, от которого противоядие знаю я один. Как видишь, я предвидел все и поступил дальновидно.

— Отравлены! — повторил Рыцарь.

— Да. Действие этого яда начинается спустя двадцать четыре часа после приема. Сейчас час, яд был дан в восемь часов, значит, им остается жить еще девятнадцать часов, если они не примут противоядия, рецепт которого известен только мне.

— Если это так, почему ты не сказал этого раньше?

— Потому что хотел прежде узнать твои намерения. Теперь действуй. Убей меня, если хочешь, я отомщен заранее.

— Противоядие! — потребовал Рыцарь. Барон молчал и отступил на два шага.

— Противоядие! — повторил Рыцарь, подходя к Монжуа и прицелившись ему в лоб.

Барон не отвечал, но все пятился назад.

— Признайся, что ты солгал, — продолжал Петушиный Рыцарь, — признайся, что ты хотел продлить свою жизнь, и, может быть, я оставлю тебя в живых.

— Я сказал правду, — отвечал Монжуа, продолжая отступать перед грозным дулом пистолета.

Рыцарь взмахнул пистолетом, Монжуа сделал еще шаг назад и прижался к стене. Отступать дальше было некуда.

— В последний раз: противоядие, — закричал Рыцарь.

— Нет, если они останутся в твоих руках, пусть умрут!

— Умри же и ты! — закричал Рыцарь и спустил курок.

Выстрел грянул, но Монжуа внезапно исчез. Он провалился под пол, который открылся под его ногами и закрылся над его головой. На стене виднелось большое пятно крови. Вероятно, перед исчезновением барон был поражен пулей. Умер ли он или был только ранен?