Под чужим знаменем - Игорь Болгарин

И, не ожидая его согласия, Красильников достал полный табаку кисет, рванул размашистым, изящным движением газету и ловко, одним приемом, скрутил предлинную козью ножку. Всыпав в нее рубленый корень самосада, он подал готовую цигарку боцману. Тот прикурил, затянулся. Лицо его дернулось и побагровело, он громко закашлялся. Моряки снова засмеялись и, обступив Семена Алексеевича и боцмана, по очереди стали пробовать самосад, гогоча и весело хлопая Красильникова по плечу. Знакомство завязывалось…

Но в это время юркий человек в штатском, по виду явно филер, тут как тут появился возле моряков, подозрительно присматриваясь к тому, что здесь происходит.

Красильников наметанным глазом сразу же заметил филера и понял, что знакомство с ним ничего хорошего ему не сулит.

– Ладно, ребята! Мне пора! – пробормотал он и попытался протиснуться сквозь толпу англичан. Но они его не отпускали. Звали с собой выпить. Семен Алексеевич правильно понял это приглашение по тем жестам, которыми моряки сопровождали свои слова.

– Не могу я, ребята! Некогда! – качал головой Красильников и затем вдруг, чуть прищурив глаза, сказал: – Вот завтра… Завтра можно… Завтра давайте встретимся…

При этом Семен Алексеевич прикладывал руку к щеке и даже закрывал глаза, чтобы моряки лучше поняли, что значит «завтра».

– Завтра… – повторил вслед за Семеном Алексеевичем высокий моряк с тяжелым упрямым подбородком и отрицательно покачал головой: – Нет!.. Нет завтра… Ту-ту…

Что-то резкое и гневное бросил в толпу филер. Высокий моряк огрызнулся и махнул в его сторону рукой. Весело и возбужденно переговариваясь между собой, моряки тронулись дальше. Филер уже стоял возле Семена Алексеевича и ждал, когда уйдут подальше моряки.

Но высокий моряк что-то понял, тоже остановился и, угрожающе поглядывая на филера, стал ждать. Тогда филер, смерив Красильникова недобрым взглядом, покорно побрел вслед за уходящей толпой англичан. «Спасибо, товарищ!» – мысленно сказал выручившему его моряку Красильников и, проводив англичан задумчивым взглядом, пошел в противоположную сторону.

Наплутавшись вдоволь в сложных лабиринтах припортовых улиц, Красильников вышел наконец к деревянным причалам. Здесь мерно покачивались на легкой волне ходкие рыбацкие фелюги. На корме одной ветхой лайбы сидел старик.

Увидев, что Красильников остановился, старик, глядя поверх очков, крикнул:

– Матрос, выпить чего не найдется?.. Есть отменная закуска! – И он показал на связку вяленой рыбы, висевшей на флагштоке.

Семен Алексеевич прошел не мешкая по причалу к лайбе.

– Какую службу здесь несешь? – дружелюбно спросил он старика.

– А служба у меня простая, – начал старик – видно, был из разговорчивых, – вроде сторожа я. – Он помолчал и с гордостью добавил. – Сорок годков день в день прослужил в этом порту, при таможне, а теперь… вот…

Семен Алексеевич даже присвистнул от удивления.

– Сорок лет?.. Наверное, многих моряков знаете?

– Известно, – кивнул бывший таможенник.

– А не доводилось вам встречать кого с бывшего эсминца «Гаджибей»? – дознавался Семен Алексеевич.

– С того, потопленного? – повел бровью в сторону рейда таможенник.

Красильников кивнул.

– Ходит тут один. Комендором был.

– Комендором? А фамилию его не вспомните? – с надеждой в голосе спросил Семен Алексеевич.

– А чего вспоминать? Воробьев его фамилия.

– Воробьев?.. Василий?.. – обрадовался Красильников.

– Василий. Он самый.

– Значит, он здесь? – продолжал несказанно обрадованный Красильников. – А где его можно повидать?

– Если есть на что выпить, то в аккурат через десять минут я его вам покажу.

– Есть! Есть! Пошли, папаша!..

Таможенник легко выбрался на причал.

– Подождите, а вахту кому?.. – вдруг остановился Красильников.

– А шут с ней, с вахтой!

В двух кварталах от порта, на ветхом каменном доме, висела на кронштейнах большая медная пивная кружка, а под нею красовалась надпись: «Эксельсиор». Старик таможенник свернул во двор, показал на пролом в стене, означавший вход. По выщербленным ступеням они спустились вниз. Под потолком каменного коридора висел тусклый керосиновый фонарь. Он освещал дубовую дверь.

Таможенник толкнул ее – и навстречу им с оглушающей силой вырвался нестройный гул, послышались невнятные пьяные голоса. Семен Алексеевич увидел низкий сводчатый зал, в котором за длинными дубовыми столами сидели люди. Это были рыбаки, грузчики, военные моряки, механики с мелких судов и портовые воры. На их одежде лежал отпечаток морских профессий. И только два филера, сидевшие неподалеку от входа, казались здесь такими же несуразными, как, скажем, архиерей на цирковой арене. Они тянули пиво и не спускали глаз с английских моряков, тесной кучкой сидевших за другим столом.

Таможенник повел Красильникова в конец зала ближе к стойке. Здесь в одиночестве сидел моряк в грубой брезентовой робе.

– Вот и дружок ваш – Воробьев, – показал старик.

Семен Алексеевич заглянул в лицо моряка, тронул его за плечо:

– Не узнаешь, Василий?

Моряк нехотя поднял голову, всматривался в Красильникова.

– Семен?.. Здорово! А мне кто-то сказал, что тебя будто убили. – Моряк ногой придвинул табурет для Красильникова и скомандовал в сторону стойки: – Матрена! Пива нам!

– А водочки не будет? – ласково напомнил таможенник, и глаза у него замаслились от ожидания.

Воробьев посмотрел на старика, покачал головой:

– Ох и надоел ты мне, старик!

Семен Алексеевич весело объяснил Воробьеву:

– Это он помог разыскать тебя. – И затем сказал таможеннику: – Вы бы сами выпили! А денег я дам!

– Понимаю! – проникновенно сказал таможенник.

Красильников достал из кармана несколько царских купюр и протянул их таможеннику. Тот не глядя зажал деньги в кулаке и, пятясь между столами, зашлепал к стойке.

А Семен Алексеевич и Василий Воробьев не спеша потягивали пиво и тихо переговаривались.

– Мне эта взрывчатка для большого дела нужна, – убеждал Красильников своего давнего друга, который сейчас смотрел на него какими-то грустными глазами.

– Не знаю, для чего она тебе нужна, но нету ее у меня. Я же не комендор сейчас. Рыбалю – и вся моя недолга.

– Значит, не поможешь? – тихо, чувствуя, как перехватывает от обиды горло, спросил Красильников.

– Значит, не помогу, Семен… – Помолчав немного, Воробьев хмуро добавил: – Да и к стенке сейчас за это без суда ставят!

– Боишься, выходит?

– Понимай как хочешь.

Красильников встал.

– Ты что ж, уходишь? – спросил, заметно трезвея, Воробьев. – А я думал, посидим… повспоминаем… Жизнь-то, жизнь ныне какая верченая… Одна и отрада – повспоминать…