Оскверненная - Гленда Ларк

Тогда я не поняла, что он имеет в виду.

Узнала я об этом годом позже. К тому времени Краннах умер, и Тор был избран верховным патриархом. Первым же его действием было объявление пушек и черного порошка исключительной собственностью менодианской патриархии. Правда, применение пушек мог разрешить только Синод, и в строго определенных случаях: чтобы воспрепятствовать другим производить такое оружие или для разрешения патриархией конфликтов между островными государствами… И все равно мне трудно было поверить в то, что Тор примирился с использованием оружия, которое он так ненавидел.

Я послала ему гневное письмо и получила ответ – спокойный, разумный, логичный, – но мне все равно трудно было представить себе, что написал его человек, когдато столь резко осуждавший подобное насилие. Тор видел в патриархах миротворцев и защитников обездоленных.

«Если мы не завладеем пушками, – писал Тор, – ими завладеют другие. Если пушки будут только в наших руках, больше никогда не появится Совет хранителей с вооруженными кораблями, готовый угнетать слабых, или какойнибудь правитель, укравший секрет черного порошка. Таким образом мы, патриархия, станем силой Райских островов, не представляя при этом какоето одно государство, какогото одного властителя. Мы представляем менодиан, которыми являются граждане всех архипелагов; мы представляем голос разума и мира. – Последняя фраза письма было более личной: – Блейз, поверь, я прекрасно осознаю, какая во всем этом таится ужасная ирония».

С тех пор, когда бы мы ни встречались, этой темы мы старательно избегали…

Время, пожалуй, доказало его правоту. Пушки и в самом деле послужили делу мира. Они заставили вас, келлсцев, – с вашими собственными пушками, – воспринять нас всерьез. Они заставили вас обращаться с нами как с равными, как с людьми, с которыми следует считаться. Так что, в конце концов, то, что Тор передал пушки в руки менодиан по всем Райским островам, принесло неожиданную пользу. Держу пари: это его забавляло…

И всетаки я не могу прогнать мысли о том, что рано или поздно найдется достаточно глупый верховный патриарх, чтобы использовать во зло свою власть и свое оружие, или неразборчивые в средствах пираты нападут на менодианский пост и захватят пушки. Может быть, я просто более пессимистично смотрю на мир, чем Тор Райдер…

Тем не менее, мы, островитяне, в огромном долгу перед Тором Райдером. Представь себе Райские острова до Перемены, когда власть принадлежала магии, когда иллюзии делали силвов богачами, когда только обладание магическим даром определяло, будет человек беден или богат… когда так много значило, в каком островном государстве ты родился, а отсутствие татуировки на мочке уха превращало твою жизнь в ад… Представь себе когото вроде меня, брошенную на старом кладбище, насильно сделанную бесплодной в тринадцать лет, обреченную с рождения на нищету и презрение… Мне повезло: меня спасло обладание Взглядом. Большинство таких детей умирало, не успев стать взрослыми. Тех, кто выживал, ссылали на косу Гортан.

И представь себе Райские острова теперь, когда татуировки, говорящие о гражданстве, ушли в прошлое, с системой лечебниц, в которых врачи за умеренную плату помогают всем, нуждающимся в лечении, с сетью менодианских благотворительных заведений, облегчающих страдания несчастных, с движением за передачу власти выборным правителям. Перемена принесла медленное, но непрерывное изменение законов и обычаев, когдато разделявших островные государства, отказ от порядков, обрекавших людей на нищету и бесправие, от закостенелых предрассудков, от наследственных привилегий. К тому времени, когда на Райские острова прибыли вы, келлсцы, мы являли собой единое общество, в котором вы не смогли разделять и властвовать. Перемена все еще продолжается: только в прошлом году монарх Разбросанных островов предоставил своим владеющим землей подданным право выбирать Консультативный совет, помогающий ему в управлении. Бетани и Цирказе теперь официально объединились и управляются выборными советами; монарх остается всего лишь церемониальной фигурой. Это только начало: все меняется, делается более разумным и гибким.

Райские острова стали лучшим местом для жизни, и многое, что теперь существует, было создано Тором. Когда между островными государствами заключались союзы, инициатором бывал он. Помощь гхемфов много дала нам, и именно Тор уговорил их содействовать Перемене. Когда составлялись новые законы, писал их Райдер. И когда появились первые келлские корабли, Райдер встретил келлсцев как равных, показал им, что Райские острова – не отсталая глушь, которую легко будет завоевать. Это Райдер позаботился о том, чтобы влияние менодиан, их благотворительность распространились по самым дальним островам, так что ни один бедняк не оставался теперь без помощи. Райдер провидел будущее Райских островов без магии и осуществил свою мечту, хотя лекарство от магии нашли Гэрровин и Келвин, а Келвин предложил безопасный способ воспрепятствовать рождению новых силвов.

Обо мне? Что еще можно рассказать обо мне? Иногда я думаю, что моей жизнью управляла ирония. Представь себе: к тому времени, когда я получила гражданство, все изменилось настолько, что я в нем больше не нуждалась… и даже уже не хотела. Я гордилась тем, что сделалась жительницей Дастел, но символ этого мне стал безразличен. А разве нет иронии в том, что воительница влюбилась сначала в священнослужителя, а потом в пацифиставрача? Или в том, что бездетная женщина пятьдесят лет своей жизни посвятила уходу за детьми?

Сейчас мне больше восьмидесяти, и я все еще здорова и любима окружающими. Большая часть приключений пришлась на первые тридцать лет моей жизни, и эти годы кажутся мне наиболее яркими, наиболее реальными… по крайней мере я их лучше всего помню. Но если ты спросишь меня, какие годы оказались самыми счастливыми, я скажу, что ими были те, что наступили потом.

И если ты спросишь меня, которого из двух мужчин в моей жизни я любила больше, я не отвечу тебе.

Они оба занимают свое место в моем сердце.

Аниара айси Терон

Запись в дневнике

39 второго месяца Двух Лун, 1794

«Они оба занимают свое место в моем сердце».

Этими словами кончаются записи, сделанные Шором во время его последнего путешествия. Они похожи на последнюю строку дамского романа; они были бы уместным завершением подобной книги. Здесь же они кажутся мне менее удовлетворительными. Уж очень много вопросов остается без ответов. Блейз, как и Гилфитер, это, конечно, понимали. Их умолчания – последняя насмешка над Шором и его предубежденностью, чего Шору не хватило ума заметить.