Шпион против алхимиков (авторский сборник) - Геннадий Прашкевич

Крепко упершись ногами в ржавый металлический борт, я двумя руками навел пистолет на Юлая. «Я чист! Чист!» Я увидел темное пятно на клеенчатой куртке, очень точно определяющее очертания его левой лопатки, и решил стрелять прямо в пятно. Я должен убить Юлая сразу. Он должен умереть сразу и молча. Он владел тайной слов–ключей, слов–детонаторов, и я не горел желанием узнать эту тайну. Я не хотел услышать слова, сочетания которых несут мне смерть. Я не хотел прочесть их по губам умирающего.

Если Юлай будет только ранен, он обернется и увидит меня. Он закричит.

Я знал одно: Юлай должен умереть сразу.

«Мое имя смрадно более, чем имя жены, сказавшей неправду мужу!..»

Я чувствовал бешенство. Бешенство и ненависть. Ненависть ко всему живому. Всю жизнь я зависел от каких–то случайных людей, больше этого не будет!

Я нажал на спуск.

Юлай упал после первого выстрела.

Я подумал: мне повезло! Но он вдруг тяжело приподнялся на локте, он попытался повернуть голову.

«Мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо!..»

Он попытался повернуться.

«Мое имя смрадно более, чем рыбная корзина днем, когда солнце палит во всю силу!..»

Я вдруг понял, что испытывал Одиссей, привязанный веревками к мачте, Одиссей, слушающий сирен. Их песни убивали, они тоже, наверное, были набиты словами–ключами; правда, Одиссей был привязан.

«Господи, господи, господи, господи…»

Я боялся, что вдруг заклинит плейер, или откажет пистолет, или киклоп соберет все силы, повернет голову и уставится на меня единственным глазом.

Я не хотел этого.

Для надежности я добил Юлая тремя выстрелами в голову и только тогда стянул наушники.

Шум наката.

Жалобный писк чаек.

Запах ржавчины, гнили, разложения. Шлепки и шипенье волн.

Киклоп, лицом вниз, лежал на дне лодки.

Таинственная комбинация умерла вместе с ним, но разве не мог их знать кто–нибудь другой?

Бешенство ушло.

Я не чувствовал ни тревоги, ни злобы, ни даже страха, одну усталость. Юлай не был ко мне жесток, он просто делал свою работу. Все мы рано или поздно платим за риск.

Примерившись, я спрыгнул с танкера в лодку и выбросил за борт парусиновый сверток. Нелегко его будет отыскать на грязном дне свалки, если кто–то захочет этого. Туда же, в мутную воду, я опустил пистолет с наушниками. Потом притащил с танкера обрывки проводов и пару ржавых болванок, это помогло мне отправить на дно киклопа. Я старался не глядеть на его лицо, будто таинственные слова–ключи действительно могли запечься на его губах.

Остались лодки.

Их было две.

Я вывинтил кормовые пробки – достаточно, если они затонут прямо здесь. Я не думал, что их будет кто–то разыскивать.

Потом я поднялся на борт танкера и закурил.

Что дальше?

Меня мучили сомнения.

Убив Юлая, я обрезал все концы. Теперь я должен бояться всех – полиции, доктора Хэссопа, алхимиков. Теперь я должен ограничить словарный запас, бояться незнакомых книг, не перечитывать уже прочитанное, отмахиваться от газет. Все в мире полно меняющихся неожиданных сочетаний. Я должен отказаться от телевизора, от радиоприемника, не допускать встреч с незнакомыми людьми… Короче, я обречен на судьбу Беллингера.

У меня это не получится, подумал я. К тому же, слишком много людей, которым бы хотелось со мной счесться…

Приговоренный…

Я курил и смотрел на темную, колеблющуюся под бортом воду. Потом поднял голову.

Утренний океан лежал передо мной темный, бесплотный, но на востоке, под тучами, клубящимися над темным пространством, пылала узкая голубая полоска. На нее было больно смотреть. Ее чистота резала глаза, томила, жгла душу.

«Господи, господи, господи, господи…»

Чего я хочу?

Взбежать, наконец, по косогору? Коснуться синевы?

К черту! – сказал я себе. Время бесед с Богом еще не наступило; тянется долгий вечный спор с Дьяволом.

Я встал.

Я сплюнул за ржавый борт.

Хватит, Эл. Ты сошел с ума. Какие беседы с Богом?

Глянув последний раз на темную воду, все еще пускавшую пузыри, я побрел по ржавой наклонной палубе танкера. Мне предстоял долгий день, мне предстояла долгая бессонная ночь за рулем машины. Я не знал, длился ли это еще мой отпуск или я, плюнув на все, давно вернулся к своему ремеслу, но что–то ныло и ныло в душе, ныло и ныло. А вот тело, как это ни странно, пожалуй, было готово к действиям.

Школа гениев

Час уже пробил и выбор между злом и добром у нашего порога.

Норберт Винер

Глава первая. ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

1

Эдвин Янг, старший инспектор федерального Бюро по борьбе с наркотиками и особо опасными лекарствами (ФБНОЛ, отдел Си ), все–таки дождался звонка.

– Похоже, шеф, с клиентом что–то случилось. К его вилле не подойти. – Голос Черри звучал приглушенно. – Там плотное оцепление. На полицейских мои документы не действуют.

– А если точнее?

– Там кутерьма вокруг этой виллы, – спецагент явно был раздражен. – Машины, врачи. Никто ничего толком не знает, но похоже одним гением в Бэрдокке стало меньше. Наверное, этот пробел стоит восполнить. Я точно видел придурка, который хихикнул: «Вот одним гением меньше».

– Ему выбили зуб?

– Если бы…

– Где ты остановился?

– Вы едете в Бэрдокк? – Черри откровенно обрадовался. – Прямо к съезду гениев? Тут куча гениев, шеф. Да и труп вас заинтересует.

– Откуда этот нездоровый интерес к трупам, Черри? Нас должны интересовать живые. И не просто живые, а на что угодно готовые. Не будь ублюдком, не говори больше о трупах. Кто–то пукнет, а ты сразу несешь всякую чепуху о трупах.

– Шеф вы прямо нетерпимы к мертвецам!

– Заткнись!

Черри, как всегда, разозлил инспектора.

– Закажи номер в «Гелиосе». Подумаешь, гении. Они тоже курят травку. Антисоциальных типов полно даже в раю.

2

Янг действительно так считал.

Он был уверен, что при желании дозу можно прикупить и в раю.

Он считал своих клиентов ублюдками. Одни более, другие менее. Все равно ублюдки. Взгляни в мутные глаза и сущность понятна. Правда, отдел Си , в котором трудился старший инспектор, не считался самым важным в ФБНОЛ. Самыми важными считались те, где годами отслеживался трафик «тяжелых» наркотиков, идущих через границы и где распутывались самые сложные узлы в хитрых сетях, сплетенных транснациональными наркобаронами. Задача отдела Си и, в частности, Янга, была скромней. Он боролся со всем, что нелегально производилось и распространялось внутри страны под видом обычной фармацевтической продукции. Про себя он так это называл – война с ублюдками. Успехи Бюро, связанные именно с деятельностью Янга редко попадали на страницы газет и на экраны TV . Считалось, что ущерб здоровью нации от «сильнодействующих лекарств» никак не сравним с ущербом, наносимым «серьезными» наркотиками.