Стрельцов. Человек без локтей - Александр Нилин

Я все-таки считаю, что причина совсем неудачного финиша шестьдесят седьмого года в самих игроках — ведущих, разумеется, игроках. Не случайно тренера беспокоили их возраст и отношение к режиму. На них ведь и в сборной ложилась львиная нагрузка. Как ни странно, киевский клуб не имел в сборной Якушина большего представительства, чем московское «Динамо». Другое дело, что у Бескова не было столько классных резервистов, сколько у «Деда», — и он сердился на Якушина, когда тот вызывал на свои сборы его игроков накануне важных и решающих календарных матчей.

Бесков выиграл у Виктора Маслова в Киеве, но игра в Москве за девять туров до завершения турнира значила для чемпионства намного больше. И была на своем поле команда Константина Ивановича ближе к победе, а пришлось довольствоваться нулевой ничьей. До игры с киевлянами москвичи победили в семи матчах из одиннадцати. И выиграй они еще и у фаворитов — прошлогодних чемпионов, — им хватило бы куража на финиш. А без куража игровой дисциплины хватило на два матча — и потом уж никакой воли в погоне за лидерами воины Бескова не проявили: из семи матчей проиграли четыре. И все равно для тех, кто помнил послевоенные сезоны, «Динамо» предстало как никогда динамовским. Давно объявивший себя профессиональным тренером, которому клубные пристрастия, в общем, чужды, Бесков в работе с командой шестьдесят седьмого года невольно, может быть, вдохновлялся очень личными тренерскими мотивами. Поэтому и нужен был ему в центре атаки такой форвард с аристократической футбольной кровью, как Владимир Козлов. Впечатление от московско-динамовского сезона довершилось в день сорокалетия советской власти победой в финале Кубка над ЦСКА со старшим тренером Всеволодом Бобровым. Бобров как футбольный тренер вряд ли мог конкурировать с Бесковым. Но Константину Ивановичу любой выигрыш у «Бобра» грел душу — и, по-моему, 3:0 он воспринял триумфом логики своей жизненной линии. Следующего успеха, равного по масштабу, ему предстояло ждать больше десяти лет…

А что тем временем творилось в «Торпедо»?

Стыдно произнести, какое место они в итоге заняли.

Но, может быть, сочтем все-таки, что, по крайней мере, в неудачах первого круга было нечто полезное и даже судьбоносное?

Потеряв должность в сборной, Николай Петрович пожелал, надо понимать, залечить раны в том клубе, где играл когда-то, — в московском «Торпедо». Некоторая пикантность ситуации заключалась в том, что Марьенко считали морозовским протеже — до работы в сборной Петрович руководил профсоюзным футболом. И теперь получалось, что это он себе тылы на черный день готовил — так поговаривали: возглавляя сборную, врагов в профессиональной среде приобретаешь никак не меньше, чем друзей.

Но главного себе оппонента Николай Петрович встретил внутри «Торпедо». Валерий Воронин мог проявить по отношению к Морозову и великодушие победителя. Все равно с воронинским влиянием в «Торпедо» новому тренеру пришлось бы считаться так же, как считался Марьенко. Однако Воронин не скрывал, что недоволен решением руководства, сосватавшего им экс-тренера сборной страны.

Валерий Иванович находился не в самом оптимальном состоянии. Правда, после чемпионата в Лондоне кто бы решился засомневаться, что Воронин остается Ворониным. Из восьми матчей, сыгранных сборной до конца августа, он пропустил лишь один. Но потом, без видимых посторонним оснований, не привлекался Якушиным в основной состав до конца октября.

Через годы, когда наши отношения с ним позволяли о многом говорить вполне откровенно, я как-то пошутил, что смещение Морозова отняло у него столько энергии и сил души, что на футбол, на игру, точнее, в футбол на обычном воронинском уровне Валерия уже не хватило. Он в общем, не спорил со сказанным. Но никогда и не рассказывал в подробностях о приведенном им в действие механизме интриги. Я так понял, что Стрельцов поддержал его в борьбе за смену власти, но, как всегда, никакой активности не проявлял и вряд ли даже понимал, в чем суть интриги. Или, вернее, не хотел понимать, поверил Валерке на слово.

Воронин тем более — и тем более мне — не собирался (да и вряд ли смог бы) объяснять: почему же он с таким странным для добровольного реформатора равнодушием стал относиться к своему личному участию в игре команды, где столько от него зависело? Неужели отстранение Морозова оказывалось важнее результата? Вообще-то так тоже бывает, а иногда — и даже часто — только так.

Может быть, и не стоило сосредоточиваться на конфликте Воронина с тренером, но нам для сюжета книги о Стрельцове совсем небезразлично, кого же намечал Валерий Иванович на место Морозова. По-моему, смелость его затеи извиняет некоторую инертность знаменитого футболиста в играх первого круга. Сложность взятой им на себя задачи отвлекала Воронина от непосредственных обязанностей игрока…

…Валентину Иванову устроили торжественные проводы. Газеты и журналы обошел снимок: Валерий Воронин с киношной улыбкой посадил себе на плечи провожаемого с почестями капитана, а рядом шагает с широкой улыбкой Стрельцов, поддерживая Кузьму двумя руками за ногу, чтобы он не потерял равновесия. Позднее Эдуард острил: «Вот, Валера, посадил на шею…»

Но после всех торжеств великому форварду, кроме роли четвертого тренера на ставке не самого высокооплачиваемого игрока, ничего и не придумали. Он, как я понял, и дублем не вполне руководил, не единолично. И кое-кто поторопился стать с недостижимым вчера Ивановым на равную ногу, держаться чуть ли не запанибрата — у игроков в тренерском штабе величиной принято считать лишь старшего тренера. «А старшим, — брякнул как-то тактичный Щербак, — еще очень нескоро будет». Володю, как все еще молодого по разуму человека, Воронин, очевидно, не посвящал в свои планы.

Сам Иванов говорил — и я ему абсолютно верю, — что и не помышлял в тридцать три года возглавить команду мастеров, тем более свое «Торпедо» — команду с высокими целями. Не знаю, искренне и сильно ли сопротивлялся он предложению сменить Николая Петровича Морозова, но не сомневаюсь, что для него в тот момент главным доводом были заверения Воронина и Стрельцова, что их всегдашняя поддержка ему обеспечена — и он за ними, как за каменной стеной.

Вспоминаю, что в радостном для «Торпедо» чемпионском году на банкетах и в домашних застольях, достигнув определенного состояния, начинали говорить о будущем команды, которое в дни большой победы виделось пусть и не до конца безоблачным, но все равно весьма обнадеживающим для тех, кто играет сегодня и не мыслит себя в дальнейшем без «Торпедо». И торпедовская идиллия в грядущем непременно связывалась с фамилиями Иванова, Стрельцова, Воронина, образующими руководящий союз. Тренерская роль отводилась Кузьме. Воронина видели начальником команды, перед которым все двери везде распахнутся. А Эдик… Эдик будет формально, наверное, вторым все-таки тренером. Но таким вторым, перед которым старший никогда носа не задерет, а к которому будет, наоборот, за советами обращаться и к этим советам прислушиваться, понимая, что такому человеку, как Стрельцов, и должности не надо. Все Стрельцова с удовольствием послушаются только за то, что он — Стрельцов…