Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

Гитлер, конечно, знал об этой жизненно важной проблеме. Чем больше у меня было оснований опасаться того, что он ищет другие способы ее решения, тем активнее я старался увлечь его своими идеями экономического развития заморских территорий. В начале лета 1936 года я почти склонил его к согласию принять мое предложение. Я объяснял ему, что западным союзникам должно быть также выгодным найти решение проблемы удовлетворения потребностей немцев в сырье и продовольствии. Поэтому я попросил его согласиться на мою поездку в Париж, где я обсудил бы этот вопрос с правительством Леона Блюма, находившимся тогда у власти. После долгих споров он дал письменное согласие на мою поездку, к которой я готовился вместе с господином Франсуа-Понсе, французским послом в Берлине. Господин Франсуа-Понсе проинформировал свое правительство о моих намерениях и удостоверился, к моему большому удовлетворению, что Леон Блюм примет меня для переговоров.

О последующем пребывании в Париже и беседах с Леоном Блюмом и его министрами, в том числе министром финансов и будущим президентом республики Ориолем, у меня сохранились самые приятные воспоминания. Меня принимали доброжелательно и обходительно, и вместо отклонения предложения, которого боялся Гитлер, я встретил широкое понимание того факта, что решение поднятого мной вопроса внесет большой вклад в обеспечение мира.

Естественно только, что Леон Блюм со своей стороны сомневался в искренности Гитлера. Его позиция мне была вполне понятна. Припоминаю один из наших разговоров во время прогулки в парке Елисейского дворца, когда он высказал удивление по поводу того, что Гитлер согласился на мою инициативу, особенно учитывая, что она связана с контактом с ним самим, премьером-социалистом.

— Конечно, Гитлер знает, господин Шахт, что…

— Разумеется, господин премьер-министр, — прервал я его, — Гитлер знает, что вы социалист, масон и еврей. Тем не менее он уполномочил меня выдвинуть эти предложения. Ваш посол в Берлине в курсе дела.

Леон Блюм выразил готовность — не касаясь вопроса о суверенитете — рассмотреть возможность передачи Германии подмандатной территории Камеруна для экономического развития, но подчеркнул, что должен будет связаться по данному вопросу с британским кабинетом министров. Я не мог не признать необходимость такого шага. В последующие месяцы Блюм основательно обсудил этот вопрос с британским правительством, и я ознакомил с обстановкой своего друга Монтегю Нормана. Отношение британского правительства к предложению сначала было негативным, потом нерешительным и, наконец, склонным к ведению переговоров. К сожалению, это заняло более шести месяцев. Весной 1937 года дела продвинулись настолько, что этот вопрос наряду с другими должен был обсуждаться во время предполагавшегося визита в Лондон германского министра иностранных дел барона фон Нейрата. Затем неожиданно произошел инцидент с испанской Альмерией, который ударил Гитлера по касательной. Визит Нейрата в Лондон отменили, возможность была упущена. Большая терпимость со стороны Англии могла способствовать иному развитию многих событий.

В апреле 1937 года я смог изложить свои взгляды королю бельгийцев во время своего визита в Брюссель. Он попросил меня дать оценку политической обстановки в немецком толковании.

— Вы знаете, господин Шахт, что Бельгия крайне заинтересована в возвращении к нормальному состоянию мировой торговли. Пожалуйста, скажите, как, по мнению немцев, можно изменить нынешнее неблагоприятное положение дел.

— Ваше величество может быть уверенным, что Германия вполне готова присоединиться к международному соглашению всех заинтересованных сторон об ограничении производства вооружений, так же как по вопросу сотрудничества в новой Лиге Наций при условии, что эта организация не будет настаивать на выполнении требований Версальского договора и санкциях. Но основа всякого мирного развития событий заключается в возможности для Германии обеспечивать продовольствием и работой свой народ.

— В чем вы видите шанс для этого?

— Ни политически, ни экономически мы не можем зависеть от благотворительности или капризов других великих держав. Я вижу единственное мирное средство получения доступа к сырью и продовольствию в восстановлении нашей деятельности на заморских территориях. Тогда мы сможем использовать свои ресурсы без препятствий.

— Понимаю вас. Хорошо знаю, что значит Конго для благосостояния бельгийцев. У вас есть надежда, что ваше предложение осуществится?

— Поскольку я верю, ваше величество, что союзники в конце концов признают справедливость моей идеи, то не теряю надежды. Но медлительность, с которой этой проблемой занимаются политики, создает Германии трудностей больше, чем хорошо обеспеченным странам. Это, естественно, усугубляет ощущение ненадежности.

— У вас есть какие-нибудь конкретные предложения?

Поскольку я не считал оправданным раскрывать содержание своих бесед в Париже, то ответил:

— Так как я не политик, то предпочитаю не делать конкретных предложений. Но поскольку правительство Бельгии пользуется уважением своих друзей и может быть уверено в их внимании к своим действиям, то мне хотелось бы надеяться на сотрудничество Бельгии в разрешении этой проблемы.

Король попросил меня рассказать о наших отношениях с Россией.

— Прошу, ваше величество, еще раз учесть, что я не политик и не имею полномочий от своего правительства. Могу только высказать собственное мнение.

— Будьте любезны.

— Пока русское правительство продолжает пропаганду мировой революции, мы явно обязаны считать это угрозой для Германии. Такая высокоразвитая страна, как Германия, не может терпеть большевизм ни при каких условиях. Если события в России приведут к отказу от принципа мировой революции, Германия с большим удовлетворением вернется к прежним экономическим отношениям с этой страной.

В течение всего продолжительного разговора король бельгийцев был весьма приветлив в смысле не только обходительности, но и подлинной заинтересованности и желания помочь, где возможно.

После беседы с королем я навестил министра финансов господина де Мана, которого знал давно и с которым сблизился благодаря своей дочери, учившейся вместе с ним. Ввиду большой влиятельности де Мана в то время привожу отчет, который я написал сразу после своей поездки.

«Теоретически он — социалист, но с глубоким пониманием практических проблем. Разговор зашел, как это происходит здесь повсюду, на следующую тему: что можно сделать для исправления экономической ситуации и особенно для вовлечения Германии в международные схемы развития. Я разъяснил наши идеи. Де Ман выразил полное понимание и подчеркнул свое горячее желание улучшить отношения с Германией. Согласился со мной по вопросу о колониях.