Изумруды Урала - Николай Петрович Сироткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу, господа.
Шторх открыл дверь и пропустил своих спутников внутрь. Когда замыкающий шествие Скотт переступил порог комнаты, Шторх тут же закрыл дверь и задвинул засов.
— Что, черт возьми, это значит? — Удивленно воскликнул Соколов, уставившись на закрытую дверь. — На оружейную комнату явно не похоже.
— Скорее на тюремную камеру. — Уточнил Скотт. — Кто-то явно не хочет, чтобы мы добрались до рудника.
Друзья осмотрелись. Комната длиной около десяти, шириной не более четырех саженей. Вдоль дальней торцевой стены расположены четыре застеленных двухъярусных кровати, в центре большой прямоугольный стол, вокруг которого расставлены восемь стульев. Справа сразу у входа небольшое квадратное помещение, оказавшееся обычным нужником, а вдоль стены на высоте сажени два узких окна на уровне земли, закрытых решеткой. Под первым от двери окном стоит туалетный столик с тазиком, свежими полотенцами и двумя кусками мыла с эмблемой «МЗСК», а рядом на табуретке деревянное ведро с водой, накрытое крышкой и две медные кружки.
— Судя по антуражу, — философски заметил Штейнберг, — вряд ли мы выйдем отсюда в ближайшее время.
— Собрались спасать людей! Идиоты! — В сердцах произнес Соколов. — Генрих, в следующий раз, когда захочешь кому-нибудь помочь, выбери себе другого напарника.
— Все это очень странно. — Скотт подошел к столу и увидел лежавшую там бумагу. — Друзья, здесь нам оставили послание.
«Господа, мы благодарны вам за предоставленные сведения. Завтрак, обед и ужин по расписанию. Еду вам спустят на лифте, окно которого расположено по центру между кроватями».
— Думаю, ближайшее время, никто не собирается нас допрашивать и пытать. — Глубокомысленно изрек Соколов. — Генрих, который час?
— Почти пять пополудни.
— Скоро будет ужин, посмотрим, что нам пришлют.
Ровно в шесть часов вечера раздался легкий скрежет и прямоугольное окно открылось. Первым к нему подбежал Соколов.
— Друзья, здесь три подноса, надо понимать, по числу едоков и записка. — Он взял записку в руки и громко прочитал:
«Заберите подносы и дерните за сонетку — вам спустят пиво и балык. Когда закончите трапезу, составьте грязную посуду в лифт».
— Так, разбираем быстрее.
Виктор стал подавать друзьям подносы, на каждом была миска с борщом, отбивная котлета с картошкой, ложка, вилка, нож и кружка. Когда он достал последний, дернул за сонетку. Где-то наверху раздался мелодичный звон колокольчика, окно закрылось, и металлический скрежет подсказал пленникам, что лифт отправился за пивом. Через пять минут Соколов принял дюжину бутылок пива и янтарный осетровый балык.
— Думаю, травить нас не собираются. — Попытался развеять сомнения друзей Штейнберг. — Для этого не стоило так стараться.
— Я согласен с тобой Генрих. — Поддержал друга Скотт, вдыхая аппетитный аромат свежего балыка и сглатывая слюну. — Давайте приступим к ужину, выбора у нас все равно нет.
— Почему нет! — Возразил Соколов. — Можно попытаться сбежать отсюда.
— Для чего бежать? — Скотт открыл бутылку и перелил пиво в кружку. — Насколько я понимаю, нам пока ничего не угрожает, а спасать работников рудника мы уже опоздали.
— Вообще-то время еще достаточно. — Штейнберг налил себе пива. — Главное, что у нас нет проводника. Конечно, можно постараться найти этого смолокура, о котором упоминал Малахов, однако на это уйдет время, да и где гарантия, что он знает прямую дорогу.
— Не исключено, что его услугами уже воспользовался Воронин. — Справедливо заметил Скотт. — Поэтому, отбросим в сторону все муки совести и сосредоточимся на еде, господа.
Глава 49. Екатеринбург, 7 июня (четверг)
На следующий день друзей, одного за другим стали вызывать на допрос. Первым пошел Соколов, за ним Скотт, но никто из них не вернулся назад. К полудню очередь дошла и до Штейнберга. Генриха привели в кабинет директора, где его встретил абсолютно здоровый Густав Файн.
— Проходите, Генрих Карлович, что вы застыли на пороге. — Сказал он, подходя и протягивая застывшему на пороге Генриху руку.
— Но, Густав Францевич… — Пролепетал Штейнберг, машинально пожимая руку Файна. — Я смотрю, вы совсем выздоровели.
— А я и не болел. — Директор взял опешившего Генриха под руку и усадил в кресло. — Так небольшое представление для наглого англичанина. В далекой юности, когда я был студентом Дрезденского университета, мы часто устраивали театральные представления, где мне приходилось играть не только пылких молодых любовников, но и немощных больных стариков. Имея такой богатый опыт, мне не составило труда разыграть человека, которого настиг апоплексический удар. Шантажировать можно здорового человека, а что толку угрожать парализованному старику, который не сегодня-завтра помрет.
— Гениально! Одним простым трюком вы спутали противнику все карты! Не боитесь, что Барнс может отыграться на вашем сыне?
— Благодаря моей импровизации мы выиграли время. Пока Барнс переосмысливал изменившуюся ситуацию, я послал гонца в Саксонию, предупредить сына об опасности. Правда, никакой реальной опасности не было, поскольку найденная ими мастерская на самом деле таковой не являлась. Это был ложный след. Туда доставляли изумруды из России, но обрабатывали их совсем в другом месте.
— Как дом на Луговой улице?
— Вы и об этом знаете? — Улыбнувшись, покачал головой Файн. — Верно, Генрих Карлович, Луговая улица тоже была ложным следом. Кстати, как вы вообще узнали про уральские изумруды?
— Протасов дал мне два изумруда на экспертизу за несколько часов до того, как его убили.
Далее Штейнберг подробно изложил Файну свою изумрудную эпопею. Закончив, он выложил на стол свои документы и жетон.
— Ваши работники на руднике допустили непростительную ошибку, они сбросили в ручей отходы. Не знаю, имел место разовый сброс, или это происходило на постоянной основе, но поляки, братья Войновские и купцы Протасовы нашли рудник именно таким образом. Мы с Виктором шли по их следам. Если рудник будет и дальше работать, то необходимо хорошо почистить ручей от скита до устья. Кстати, совсем забыл спросить
