Иосип Броз Тито - Евгений Матонин

На Западе поднялся шум, книгу Михайлова перевели на одиннадцать языков, а его самого под давлением западной общественности выпустили. В последующие годы его снова арестовывали и снова освобождали, пока в 1978 году не вручили загранпаспорт и не выдворили на Запад, лишив югославского гражданства. «Я… оказался единственным югославским диссидентом, „удостоившимся такой чести“, — говорил Михайлов. — В отличие от СССР, для Югославии это не было обычной практикой. Вернули мне гражданство только в 1989 году»[656].

В 1965 году произошло важнейшее событие для югославской культуры. Летом в страну из Лондона вернулся выдающийся сербский поэт и писатель Милош Црнянский. Он пробыл в эмиграции с 1941 года, но как признавал даже глава УДБ Ранкович, ничем себя там не запятнал.

Ему оказывали всевозможный почет и уважение. Его часто навещали деятели культуры, а высокопоставленные руководители приглашали на обеды. Встречался Црнянский и с Ранковичем. Однажды писателя спросили: «Когда Марина Цветаева вернулась в Россию, она вскоре совершила самоубийство. А когда вернулся Куприн, он наклонился и поцеловал родную землю. А вы что сделаете?» — «Ни то ни другое», — ответил писатель[657].

Црнянский давал интервью, выступал, но не говорил ничего такого, что могло бы как-то обидеть Тито. Во время одного из своих выступлений он сказал переполненной аудитории: «На этом месте я говорил 32 года назад. Что же, давайте теперь продолжим!»

Через некоторое время в канцелярию Президента СФРЮ поступил отпечатанный на машинке памфлет на Црнянского. «Когда фашизм возвращается на мировую арену, к нам возвращается и Милош Црнянский, — начинался он. — Црнянский смело, открыто, без стыда и мук совести, обращается к огромной аудитории со словами: „На этом месте я говорил 32 года назад. Что же, давайте теперь продолжим!“ Хорошо, мистер Црнянский, давайте действительно продолжим. Но… необходимо припомнить, что именно вы и ваши единомышленники говорили 32 года назад».

Далее утверждалось, что писатель, будучи еще в 1929 году пресс-атташе югославского посольства в Берлине, проникся идеями фашизма. Его обвиняли в издании «фашистской» газеты в Югославии, в славословии Франко и Муссолини, в борьбе против марксизма в литературе. Авторы выражали удивление, что югославские газеты «восхваляют возвращение Црнянского». Это оскорбляет память погибших публицистов-коммунистов, утверждали они.

Тито прочитал этот памфлет. Более того, он своей рукой наложил резолюцию: «Хорошо бы это напечатать»[658]. Но вряд ли Тито мог беспокоить сам писатель и его взгляды. От Црнянского слишком веяло сербской патриархальностью, ему тогда уже было 72 года, и его возвращение из эмиграции приносило только дополнительные очки титовской Югославии. Скорее всего, причина была в области большой политики. Тито не мог не видеть оживления, которое испытали сербские круги от приезда писателя. Он, видимо, опасался, что это может перерасти в усиление «просербского» течения в партий но-государственном руководстве.

Несмотря на резолюцию Тито, памфлет против Црнянского так никогда и не был напечатан, и вряд ли сам писатель о нем знал. Он прожил в Югославии еще 12 лет и, хотя некоторые из его появившихся позже работ подвергались критике в газетах и журналах, не испытывал никаких политических притеснений. Он получил несколько престижных югославских и международных премий, еще при жизни был признан «выдающимся писателем» и скончался в 1977 году в Белграде.

ПОЗОЛОЧЕННАЯ ЭПОХА

«Работай, не работай, а радио играет!»

21 августа 1965 года Тито катал на своей яхте «Подгорка» руководителей испанской компартии Сантьяго Карильо и легендарную Пассионарию — Долорес Ибаррури. «Мы чувствуем себя здесь как в Испании», — заметил разомлевший на солнце Карильо. «Надеюсь, в свободной Испании, без Франко?» — уточнил Тито. Пляжи были заполнены множеством туристов. «Попробуйте хотя бы несколько миллионов туристов отобрать у Франко», — сказал, глядя на них, Карильо. «Испания получает почти миллиард долларов дохода от туризма ежегодно, — ответил Тито. — Это — чистая валюта. Доход от туризма всегда был самым легким: продаешь солнце, берег, море… Вот только к Франко ездят туристы с полными карманами, а к нам приезжают те, у которых немного денег»[659].

Этот разговор был отражением серьезных дискуссий, которые в это время шли в Югославии. В их центре оказался туризм — один из главных символов и главных источников дохода Югославии.

До конца 1950-х годов Югославия была закрытой для иностранцев страной. Она получала от иностранного туризма всего лишь 18 миллионов долларов в год, а расчеты показывали, что эти доходы могли бы возрасти до ста миллионов. Сторонники развития туризма говорили, что для этого нужно отменить для иностранцев въездные визы, продавать им динары по льготному курсу и начать вкладывать средства в улучшение туристической инфраструктуры.

«Консерваторы» во главе с Ранковичем выступили против. Ранкович был уверен, что вместе с туристами в страну понаедут иностранные шпионы. Но Тито после некоторых колебаний поддержал «туристов». В начале 1960-х годов для иностранцев начали отменять въездные визы, для них вводился льготный курс обмена динара на валюту. Иностранные туристы получали 300 динаров за доллар, в то время как по официальному курсу доллар стоил 50 динаров[660].

Правда, возмутились представители Союзного секретариата по иностранным делам. Они считали, что отмена виз должна происходить только на взаимной основе. Сторонникам этой идеи удалось осуществить ее — в Югославию без визы могли приезжать граждане тех стран, в которые свободно могли въезжать югославы. Но к середине 1980-х годов у Югославии существовали соглашения о взаимном безвизовом передвижении с подавляющим большинством государств. Поэтому и югославский паспорт высоко котировался на черном рынке.

Итак, тысячи иностранцев поехали на отдых в Югославию. К середине 1970-х ее посещали более пяти миллионов иностранных туристов в год. Другими словами, на каждых четырех югославов приходился один турист[661].

Отношение к туризму стало предметом острых споров между «либералами» и «консерваторами» в югославском руководстве. Для его развития нужны были государственные инвестиции. Но куда их направлять? Для строительства отелей на Адриатике, как предлагали «либералы», или на сооружение заводов и фабрик в наиболее отсталых частях страны — в Южной Сербии, Македонии, Косове? К этим спорам примешивались и национальные противоречия. Представители «морских республик» — Хорватии, Словении (главные опоры «либералов») и примкнувшей к ним Черногории — были за «туризм». Сербия, Македония и Босния — за индустриализацию.