Протопоп Аввакум. Жизнь за веру - Кирилл Кожурин

А буде, совестию угнетаем, не можешь на имя царя и патриарха просвирцы вынят, понеже оттекли от телесе Церкьви, и ты о благоверных князех вынимай и о священстве безъимянно».

Вопрос о браке обсуждается в письме к попу Исидору. В связи с падением епископата и оскудением священства невольно возникал вопрос о возможности христианского брака, который должен быть благословлён Церковью. Некоторые старообрядцы (в том числе и поп Исидор) стали склоняться к мысли о том, что в наступающие «последние времена» брак невозможен, а потому следует воздерживаться от него. Это мнение, опираясь на авторитет Священного Писания, Аввакум подверг резкой и обоснованной критике.

«Исидор! — обращается он к своему адресату. — Веси ли ты, почто х Коринфом апостол послание пишет? Аль не помнишь? Ино аз о Христе помню. А то такие же суесловцы, что и ты, изветом благоверия возбраняюще женитву и брачное совокупление, взимахуся разумы своими.

Уведав же, апостол Павел пишет к ним о женитве, убо не распряженну быт сопряжению, и на время точию воздержатися молитвы ради, сиречь в праздники и посты. А еже кто изволит воздержание, пишет о девстве, яко не по нужи, но по изволению сему быт подобает. Прочти в первом послании, глава 7, зач. 136: уж-жо тебе сором апостола — тово будет.

Вот Павел, блуда ради, жену свою велел держать, а жене мужа. Полно ж ковырять тово, — по содомски учиш жить, или Кваковскую ересь заводишь.

А обвенчал, где ни буди, православно, ино и добро: коли уж нужа стала, и изба по нуже церковь. Не стены, но законы церковь, Златоуст пишет, ниже место, но нрав. На всяком месте владычество Его: благослови, душе моя, Господа! А буде не возможно обрести церкви, а опоганено православное священие: ино молитву проговорил, да водою покропил, да и ладно, — действуй! А после тебя Бог волен и с нею. Есть и то писано: “скверное святится, а святое скверно не бывает”».

Наконец, к Аввакуму обращались за разрешением ещё одного крайне сложного вопроса, вызывавшего споры и недоумения в среде староверов. Это был вопрос о так называемых гарях, или массовых самосожжениях, прокатившихся по всей стране.

Церковные историки XIX века видели в «гарях» склонность староверов к самоистреблению и даже преступление против христианских заповедей, светские же историки пытались всё свести к слепому фанатизму. Однако в свете выявленных в недавнее время архивных документов ситуация представляется совершенно иной.

Самосожжения были напрямую связаны с резким обострением гонений в 70–80-е годы XVII века. Сведения о первых «гарях» относятся ещё к 1665 и 1666 годам. Начавшись в Поволжье, волна массовых самосожжений вскоре достигла Северо-Запада, докатившись до Онеги и Белого моря, и пошла далее на восток. В 1671 и 1672 годах массовые «гари» имели место близ Нижнего Новгорода. 6 января 1679 года в Сибири сгорели настоятель Тюменской пустыни поп Доментиан (знакомый Аввакума по сибирской ссылке) и все его 1700 сподвижников. «Гари» являлись порою единственным выходом в той безвыходной ситуации, в которую были поставлены последователи древлего благочестия, ведь староверы поджигали свои избы только в том случае, когда их поселения были окружены воинской командой. Если староверы попадали в руки солдат и отказывались переменить свои убеждения, их не ожидало ничего иного, кроме смертной казни в том же горящем срубе после долгих изощренных пыток и насильственного «причащения» посредством специального «кляпа». Так что выбор был только один: сгореть в срубе, сохранив верность Христу, или сгореть в срубе, отрёкшись от Христа. Для огромного множества русских людей, оставшихся верными древлеправославию, второй путь был неприемлем.

В своём послании к Симеону Крашенинникову протопоп Аввакум высказывает своё одобрительное отношение к «гарям», но видит в них отнюдь не средство душевного спасения, а порою единственный способ «урываться» из рук «безбожных мучителей». Вспоминая о начале церковного раскола в России, Аввакум пишет:

«И оттоле двадесяте три лета и поллета и месяц по се время беспрестани жгут и вешают исповедников Христовых. Оне, миленькие, ради Пресветлыя и Честныя, и Вседетельныя, Пренеисчетныя и Страшныя Троица несытно пуще в глаза лезут, слово в слово яко комары или мушицы. Елико их больше подавляют, тогда больши пищат и в глаза лезут. Так же и русаки бедные, — пускай глупы! — ради: мучителя дождались, полками во огнь дерзают за Христа, Сына Божия, Света. Мудры блядины дети греки, да с варваром турским с одново блюда патриархи кушают рафленыя курки. Русачки же миленькия не так: во огнь лезет, а благоверия не предает. В Казани никонияня тридесять человек сожгли, в Сибире столько же, в Володимере шестеро, в Боровске четыренадесять человек; а в Нижнем преславно бысть: овых еретики пожигают, а инии, распальшеся любовию и плакав о благоверии, не дождався еретическаго осуждения, сами во огнь дерзнувше, да цело и непорочно соблюдут правоверие. И сожегше своя телеса, душа же в руце Божии предаша, ликовствуют со Христом во веки веком, самовольны мученички, Христовы рабы. Вечная им память во веки веком! Добро дело содеяли, чадо Семионе, надобно так. Рассуждали мы между собою и блажим кончину их».

В связи с «гарями» возникал очень важный с точки зрения церковного сознания практический вопрос: можно ли поминать на панихидах скончавшихся таким образом православных христиан или же их следует считать самоубийцами, а потому не удостаивать церковного поминовения? Отвечая на этот вопрос, Аввакум прежде всего обращается к церковному преданию, ища аналогичные случаи в истории раннего христианства.

В послании к сибирской братии для оправдания охвативших страну «гарей» Аввакум приводит множество аналогичных примеров из Пролога и других сочинений, в которых самоубийство во имя веры совершали христианские святые, мученики и праведники:

«Святая мученица Соломония, после мучения детей своих, не дождавшися рук человеческих нападания, помолившися Богу, и в разжегшуюся сковраду себе вверже, и тако Богу дух свой предаде. В книге Максима Грека писано: и седьмый сын, меньший, во огнь себя рину.

Мар[та] 22: при Трояне царе, виде дщи царева, яко кождо от христиан, веры ради и любве Христовы, вревают сами себя в пещь.

Октяб[ря] 4: о Домнине мученице со дщерьми ея: утаишася от воин, ядущим им хлеб, и, молитвы сотворше, наскоре внидоша в реку; тако и оставиша себе, вдашася струям водным, и тако скончашася, разсудивше же, яко любве ради Христовы лучше есть водою утопитися, нежели беззаконным в руце вдатися.