Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918 - Альберт Рис Вильямс

Реванш, когда он наступил, исходил не от Семенова. Чехи продолжали прибывать по Транссибирской дороге, пока их не скопилось более 17 000 во Владивостоке. 29 июня, с более или менее неприкрытой помощью французов, британцев и японцев, они оккупировали город, арестовали всех большевистских вождей, которых смогли захватить, спустили красный флаг и подняли ненавистный царский. Американцы тоже сыграли свою роль: крейсер «Бруклин» окружил американское консульство, чтобы защитить его, думаю, на тот случай, если какие-нибудь члены Советов попробуют найти там прибежище.

Мне становилось все противнее и неприятнее. Неужели интервенция была спланирована даже со стороны моей страны?

Как боялся Вакс, воинственные портовые рабочие отказывались принимать состояние осады, несмотря на нацеленные с залива на город пушки и винтовки в руках чехов. Ворвавшись в пустое здание красных, где Суханов, сидевший за столом, был взят врасплох и рано утром арестован, эти рабочие в течение сорока восьми часов удерживали здание, вооруженные лишь несколькими винтовками. Они кричали из окон и пели песню английских рабочих-транспортников, которой их научил Вакс. («Удерживайте крепость, ведь мы идем! Объединяйтесь, парни, будьте сильны!») Их вытеснили только ночью, когда чехи проскользнули близко от здания, бросили в окно зажигательную бомбу.

Кровавая баня, которой так боялся Вакс, началась. Многие были застрелены.

4 июля мы провели красные похороны этих товарищей. Я говорю «мы» с некоторой гордостью, хотя сам принимал в этом мало участия – просто присутствовал на подпольном митинге с теми товарищами, что оставались на свободе, на котором мы спланировали похороны. Вакс решил, что мне идти будет опасно. В качестве председателя совета профсоюзов его разыскивали чехи и белогвардейцы или и те и другие, и партия, или то, что от нее осталось, решила, что ему нужно держаться подальше. Я сказал ему, что меня тоже пару раз арестовывали, чехи врывались в мою комнату, хватали мои бумаги и рукопись книги и что мне надоело прятаться; я пойду. Он сказал, что я «безответственный», а я вспыхнул и сказал, что у меня есть над ним преимущество, мне не нужно подчиняться любому решению партии, и что у меня есть свое мнение.

Митинг был в общем-то довольно прозаичным. Ни одного слова не было потрачено на чувства или сантименты. Немногие из присутствовавших понимали, что время дорого, и все выходили с конкретными предложениями.

Сами похороны были настолько многолюдными – тысяча рабочих и работниц молча выстроились на холме в ряды вдоль покрытых красными флагами гробов их товарищей, – что не было сделано никакой попытки, чтобы нарушить тишину или прервать церемонию. Лифшиц находился в первом концентрационном лагере на Малой речке, как и Петр, и газета не вышла, поэтому, насколько я знаю, моя глава «Красные похороны» в моей книге о русской революции – единственная запись этого события. Разумеется, Вакс и я составили ее позже.

Последние несколько дней, что я провел во Владивостоке после похорон, смутно сохранились в моей памяти. Примерно в это время я узнал об убийстве Володарского на улице Петрограда 21 июня. Эти новости помимо всех событий во Владивостоке, а также известия о 150 американских моряках, высадившихся в Мурманске 11 июня, привели меня в глубокую депрессию. Как я могу сейчас поехать домой и пребывать там в целости и сохранности, оставив Суханова, Уткина, Сибирцева, Лифшица и всех других на бог знает какие пытки при Белой гвардии, которая, несомненно, одолеет чехов?

Моя китайская виза оказалась бесполезной, поскольку на самом деле китайские пароходы контролировали британцы; в конечном итоге вышла и британская виза, но деньги, которые я ожидал из Америки, так и не поступили. Я не слишком переживал об этом в своем подавленном настроении: для чего ехать домой, если интервенция так же очевидна, как день Страшного суда? – спросил я Вакса. Он дал мне задание. Степень американской интервенции имеет важное значение, сказал он. Общественный протест будет серьезным фактором, поскольку администрация Вильсона все еще делает вид, что верит в самоопределение.

За несколько дней перед тем, как я должен был отплыть, я пригласил Большую Зою в рыбацкий ресторан в Эгершельде, в самой отдаленной части Владивостока. Она просто сияла; рабочие собрали две тысячи рублей, чтобы отправить меня домой. Я объяснил, что не могу принять их. Как я могу быть уверен, что деньги, которые я отправлю им, чтобы заплатить долг, дойдут до них? Но в конце концов я взял деньги. И только через несколько лет у меня появилось доказательство, что деньги, которые я послал им, достигли Маленькой Зои кружным путем.

К 9 июля, судя по газете, которая у меня сохранилась, я был в Шанхае, где провел еще месяц, прежде чем добрался до Соединенных Штатов. К 16 сентября, когда я прибыл в Сан-Франциско на корабле «Нанкинг», весь Дальний Восток был оккупирован интервентами, в том числе американцами, которые высадились во Владивостоке в августе, а также в Архангельске и с увеличенными силами в Мурманске. Я не ставлю своей целью описывать американское вторжение на Дальний Восток или на север России. Это сделано другими, кто принимал в этом участие. Майор Грейвз в своей книге писал, что был командующим американскими войсками, отправленными в Сибирь: «Должен признать, что не понимаю, чего добивались Соединенные Штаты этим военным вмешательством» 84.

Большинство моих владивостокских товарищей (не Вакс или девушки) были убиты во время Гражданской войны. Смерть их была особенно зверской, невероятно жестокой, во многих случаях. Я перечислил несколько таких случаев в своей книге «Через русскую революцию», наряду с гибелью моих петроградских друзей. Через несколько лет я узнал больше подробностей от тех, кто выжил. Если выразить в простых строках, то список таков:

Константин Суханов и Дмитрий Мельников – их забрали из первого концентрационного лагеря на Малой речке в ноябре 1918 года, предположительно для того, чтобы перевезти в тюрьму, завели в близлежащий лес и казнили. «Я видел место, где они были убиты, и их еще теплые тела. Они были расстреляны в упор».

Всеволод Сибирцев (так же как Сергей Лазо и некто Луцкий, которого я не знал) был сожжен заживо в паровозной топке в мае 1920 года белогвардейцами на железнодорожной станции между Владивостоком и Хабаровском. Белой гвардии этих людей выдали японцы.

Петр Уткин, редактор. Он один из трех человек, сбежавших из первого концентрационного лагеря на Малой речке 13 января 1920 года, следующим летом был отправлен к японскому командованию вместе с двумя товарищами как посланник перемирия. Успешные переговоры закончились, они ехали по пути домой на японском поезде, когда белогвардейцам разрешили схватить их и убить.