Большая Медведица - Олег Иконников

Святой глядел в щелку воронка на перрон, где выстроились редкие зеваки и улыбаясь слушал стариков, смакующих сталинские времена, когда били гораздо больше и больнее.

В тюрьме зеков растолкали по тесным боксикам и после тщательного шмона, на который у дубаков ушло часа полтора, развели по камерам.

На положении в централе стоял КНЯЗЬ, и чисто случайно Олег попал в его хату. Как и на Иркутске, здесь тоже было все переполнено и базарили шепотом.

— Сэва где?

— Кто это? — почесал рано начавший лысеть череп Князь.

— Пацан наш, первомайский, что со мной на «Акации» чеченов лудил.

— Он тут, что ли?

— Ты че в натуре, стегаешь? Парень за «общее» кровь лил, а ты не знаешь, что он здесь рядышком с тобой парится? Десяток где или такого тоже не знаешь?

— Не слышал.

— Беспалый?

— Этот, по-моему, в сто третьей.

— Гуран?

Похоже Князя интересовала только собственная судьба, ни хрена он не знал.

— Олега, ты давай пока чифирни да похрястай, а я пробью — кто где сидит.

— Давай шустрее, сегодня пятница, в понедельник менты обязательно рюхнутся, что я в тюрьму заехал.

Только вечером Святой сел за малявы и пока дописывал второй, первый уже вернулся, потому что вчера Гурана выдернули на следствие в Чернышевск. Сэва откликнулся тоже быстро.

— Пять восемь!

— Говори!

— Святого на балкон.

— Говори, Санька, это я, узнаешь меня по голосу?

— Конечно, надолго ты к нам?

— Думаю, что нет. Сэва, за Гурана прохлопай, когда он с этапа прикатит. Покачай его, блядину, туда-сюда, не верится мне, что он, сука, совесть потерял.

— Ты имеешь в виду делюгу с узбеком?

— Но.

— Грузит он тебя, Олега, плотно грузит.

— Откуда знаешь?

— Очная ставка у меня с ним была, ездит, козел, на жопе, но видно, что вломил тебя.

На минуту Святой умолк.

— Олега!

— Че, Саня?

— Подогреть тебя?

— Не надо, вроде есть все, ну побежали пока, если что, подкричу. Десяток и Кот сидели в одной камере. Получив, мульку от Святого, они ходом ответили, что у них все нормально, не только по тюремному быту, но и по делу. Отписал Олег и Беспалому, а тот сразу ментам и в понедельник с самого ранья в хату почти вломился Кладников.

— Собирайся и выходи.

— Че злишься-то так, дай хоть харю сполосну. — зевнул Святой.

— Мойся, — не думал остывать майор, — что за гнида интересно тебя сюда зарядила и за сколько.

До трех дня пришлось дремануть в знакомом клоповнике КПЗ и в начале четвертого Кладников с Вьяловым повезли его в порт.

— Не даете вы мне, мужики, в родной тюряжке хоть с недельку отдохнуть.

— Сидеть, Олег, будешь не там, где тебе больше нравится, а там, где нам нужно.

— Ладно тебе, Лаврентич, не заводись — по приятельски похлопай его по колену Вьялов.

— Александр Васильевич, наври что нибудь. Тот полуобернулся к Святому и разгоняя клубы сигаретного дыма от смолившего Кладникова, помахал перед собой ладонью.

— Про Мирона что слышал?

— Это смотря что.

— Три дня тому назад в Черновских киоск коммерческий из автомата изрешетил, двух девчонок-продавцов убил, вот ваша дерьмовая мафия.

— Почему думаете что он?

— Гаишники ему на хвост сели, он им машину издырявил. Одного наповал уложил, другого ранил, но подстреленный паренек в «Жигули» Мирона успел очередь всадить. Скаты задние пробил и бензобак. Тачка перевернулась и вместе с ним сгорела. Чику знаешь?

— Немного.

— Недавно в машину вневедомственной охраны гранату швырнул и тоже двоих наглухо уделал.

— Ментов?

— Ментов.

— Да-а, жарковато вам в городе.

— Не без этого, — плюнул на носовой платочек Вьялов и принялся оттирать с пальцев крапинки разноцветной краски.

— Ремонтом квартиры занимаешься?

— Нет, в свободное время картины творю.

— Рисуешь что ли?

— А что, не похож я на художника?

— Получается хоть?

— Мне и друзьям моим нравится.

Через час Олег крепко спал в удобном и мягком кресле «ТУ-134», а Ловец, привалившись костистым хребтом к жестким ребрам батареи отопления камеры, строчил ма-ляву Торопыге. «Пацаны за чеченов сидят, а ты, змей, с Иццой по Чите в одной тачке раскатываешь, если первомайцы начнут колоться, отвечать будешь ты. Сегодня с централа вывезли Святого, он мне уже отписал, что про тебя думает. Смотри, собака, если по твоей вине канитель получится, на тюрьму не заезжай, шкура твоя поганая сразу на продол с хаты вылетит». Получивший на следующий день маляву Торопыга понял, что пронес, вдобавок ко всему в пятницу ему привезли с Улан-Удэнского централа записку от Эдьки, в которой тот просил помочь ему провернуться на ментовской сковороде, ее Толян тоже оставил без внимания и теперь ему срочно нужно было грести очки. Этим же вечером он накачал Иццу в кабаке огненной водицей до бесчувствия и упер его на своей «тойоте» на кладбище. До рассвета Торопыга просидел в тачке рядом с другом, но так и не решился его зарезать, хотя свежевырытая яма ждала жертву. Но своя шкура все же ближе к телу и поздним вечерком, выгребая из подъезда пятиэтажки, в которой Толян жил, Ицца все-таки получил две пули в голову. Стрелявший человек в спортивной шапочке ушел через забор детского сада, а прибывшая на место преступления милиция, не нашла ни одного свидетеля убийства.

Второго августа к централу подъехал Агей, отправил Пингвина с передачами для первомайцев в комнату свиданий, а сам залез на крышу двухэтажного барака, стоящего рядом с тюремным забором и несколько раз крикнул Беспалого.

— Говори, — отозвался он сонным голосом.

— Сидора вам притаранили, слышишь?

— Ништяк.

— У пацанов как?

— Путем.

— Привет всем передавай и за Котом приглядывай, ему-то как сидится?

— А хуй его знает, пусть этот ментяра бывший о себе сам заботиться.

— Ты че ебатень несешь всякую, спецом что ли?

— Да нет, просто у меня с легавыми ничего общего нет.

— Почему тогда на «Акацию» с ним ходил?

Ответа Женька не нашел, а может — и просто увильнул от него, спрыгнув с решки. Костя, сидевший на окне соседней хаты весь базар слышал, он надеялся, что после делюги на «Акации» все прошлые грехи в уголовном мире ему простят, но плохо знал он это мутное болото. Последнюю неделю его особо тщательно на допросах марьяжили менты, а вечерами, когда Кот, выжатый, возвращался в камеру — уголовники, как и он слышавшие, что кричал Андрюхе Беспалый. Десятого, сжатый с двух сторон Костя, выпросив себе свободу под залог, вынужден был дать показания.

В старинном купеческом особняке бывшего КГБ по улице Ленина, а ныне Управления Министерства Безопасности по Читинской области он два дня изливал душу Кунникову по «Акации». На третий, в начале ночи, майор госбезопасности Грознов, его зам капитан Ушатов, следователь Вьялов и Кот были в первомайском карьере. В отличии от Рыжего, он быстро надыбал, где мякнули Жука и на тихо стрекотавшую в темноте видеокамеру Грознова рассказал, как произошло убийство, мяконько подстелив себе при этом. Дав слово операм и Кунникову, что больше ничем не замаран, Костя спрыгнул со сковороды. Но так считал только он, ГэБэшники же дали ему дыхнуть волюшкой в надежде на то, что заметая следы, Костя выведет их на другие трупы банды. Залог за его освобождение в двести тысяч деревянных внес Агей и следующие трое суток Кот, Ветерок и Андрюха западали в люксе. Пили пиво, парились в сауне, изголодавшийся Костя отрывался с девками и все это время возле них отирался Вовчик, пытаясь что-нибудь подсмотреть или подслушать.